Маёшка прошел в заднюю комнату, совершенно безликую, с широким диваном и одним креслом. Здесь он баб щупает, - подумал он и вспомнил ослепительную кассиршу.
Он набрал номер и стал ждать. Трубку подняли.
- Здравствуй, дорогая Фирамида До, - сказал он.
- Маёшка. - послышался в трубке радостный детский голосок.
Вдруг дверь приотворилась и стали просовываться в комнату мерзкие хари черти и мертвые, белые маски, они захихикали и жутко заблеяли разом.
- Фирамида До! Фирамида До! - хихикали и хохотали они, свистели и издавали непристойные звуки.
- Пошли вон! - заорал Маёшка, рассвирепев, поднялся и пошел на них. - Я с дочкой говорю!
Рожи, испугавшись, исчезли. Он резко распахнул дверь, но не увидел в комнате никого, кроме хозяина. Тот теперь, сняв носки, полировал ногти на ногах. Маёшка плотно прикрыл дверь и сказал в трубку:
- Как у нас дела, Фирамида До?
- У нас дела хорошо, - послышался голос, от которого у него сладко заныло сердце. - А с кем Маёшка кричался?
- Да ни с кем, - сказал он. - А что делает Фирамида До? Или ты уже не Фирамида До.
- Нет, я еще Фирамида До, но скоро буду другая, я еще не придумала, какая.
- А почему тебе не нравится твое настоящее имя? -спросил он, не зная о чем с ней говорить и только желая услышать еще и еще раз ее милый голосок.
- Я его буду носить, когда стану большая, - сказала она.
- А потом, когда стану маленькая, опять сниму.
- Как ты себя чувствуешь, доченька?
- Хорошо. А как себя чувствует Маёшка?
- Спасибо. Скажи Каррабаррас.
- Не скажу! - весело закричала она. - Карабалас!
- Молодчина. Ты уже почти не шепелявишь. Совсем чуть-чуть.
- Ты скоро придешь?
- Да, скоро. А мамы нет дома?
- Она пошла в магазинчик, купить любимых булочек для Фирамиды До.
Он промолчал, ощущая легкое угрызение совести.
- А ты когда придешь? - более настойчиво спросился она, и он вдруг по ее голосу почувствовал, что она начинает волноваться.
- Очень скоро, доченька. А что тебе купить?
- Ничего не надо. Только сам плиходи очень сколо.
- Я тебя очень люблю, Фирамида До.
- Я тебя тоже очень-преочень люблю, Маешка.
- Пока. Целую.
- Маёшка! - вдруг, будто напоследок вспомнив что-то очень важное, закричала девочка. - Не садись в масину!
В трубке послышались частые гудки. Он, улыбаясь задумчиво, вышел из комнаты.
Старуха сидела все в том же покойном кресле, чуть уронив голову, дремала и ждала его. Теперь ему пришлось сесть напротив нее, так как их оставалось двое за столом. Когда он отодвигал стул, она проснулась и взглянула на него совершенно ясными, несонными глазами. Сова, подумал он, вылитая сова.
- Надеюсь, я не очень заставил вас ждать, - сказал он. Он уселся и невольно глянул на ее оголенную старческую грудь в глубоком вырезе платья. С шеи старухи свисало на грудь большое великолепное колье с крупными рубинами. Она заметила его взгляд и горделиво сказала:
- Это привез мне муж из Индии. Сорок два года назад. Он был дипломатом. А я тогда была молода.
- Мне сейчас сорок два, - оказал он. - И, кажется, я никогда не был молодым.
- Неужели? - сказала старуха. - Как жаль. Но ребенком вы были, я думаю?
- Да, - произнес он уверенно. - Ребенком я был.
- А как вас звали, когда вы были? - спросила она. Он подождал - не прибавит ли она "ребенком", но не дождался и ответил:
- Когда я был, меня мама звала, Маёшкой.
- Маёшкой, - повторила она, пожевав губами, словно пробуя на вкус это слозо. - Забавно. Это что-то значит?
- Все, что мне нравилось, я хватал, прижимал к груди, целовал и кричал: "Маёшка!", то есть - мое. Приходилось покупать.
- Надеюсь, ваши родители водили вас только в игрушечные магазины? сказала она. - Не хотите ли продолжить игру?
- Да, - сказал он. - Хочу. Вы отдохнули?
- Вполне, - сказала она. - Если не возражаете, будем играть на наличные. Без фишек. В них есть что-то неживое.
- А в деньгах - живое?
- Вы даже не представляете - насколько.
- Правда? - искренне удивился он.
- Надо быть старым человеком, чтобы понять это, -проговорила она.