― Крестный, Тибо де Флери. Его брата ты тоже убил.
Горничная внезапно захныкала, и Катерина повернулась к ней.
― Думаешь, он убьет и тебя? Не бойся, сам он никогда не станет марать руки. И даже насиловать не станет: ведь ты еще не очень старая. ― Она вновь обратилась к незваным гостям: ― Мой супруг должен вернуться очень скоро. Он вызывает на поединок всех тех, кто смеет оскорбить его жену.
На это Николас никак не отреагировал.
― А твоя мать знает? ― спросил он вместо этого.
Естественно, ни о чем другом он и думать не мог.
― Теперь знает, ― заявила девочка. ― Пагано написал ей из Флоренции.
― Правда? ― Но повторяться Катерине не хотелось, и она промолчала. ― А сама ты не известила мать, прежде чем покинула Флоренцию?
Намеренно дерзким тоном она возразила:
― Нет. Ведь тогда она попыталась бы меня остановить.
― Верно, ― подтвердил Николас. Поток вопросов у него, похоже, иссяк. Он сидел, скорчившись, как человек, получивший сильный удар в живот, и смотрел в пол. Затем он вдруг вздохнул и посмотрел на Катерину без тени раздражения и гнева.
― Послушай, все это уже не имеет никакого значения. Мы пришли увериться лишь в одном: что ты остаешься с Дориа по собственной воле и желанию, и что ты счастлива. Это так?
Она была довольна представившейся возможностью. С презрительной улыбкой Катерина опустила руку, и покрывало тут же сползло с обнаженного плеча, полуприкрытого распущенными волосами.
― Как смогу я описать тебе свое блаженство? ― вопросила она. ― Мой брак ― совершенен. Мой супруг ― самый благородный человек из всех, кого я встречала. И не надейся, что ты сможешь нам помешать: он все предусмотрел. Он дождался, пока я стану женщиной. Он подарил мне собачку.
Николас посмотрел на нее… Обычно у него был такой же вид после очередной драки во дворе красильни.
― Я так и знал, что это было ошибкой…
― Забудь, ― коротко велел ему священник.
Фламандец опустил глаза, больше ничем не выдав, что слышал слова капеллана, а затем продолжил самым обычным голосом:
― Я хотел бы побеседовать с твоим мужем. Я подожду, сколько смогу. Но в любом случае, Катерина, я напишу домой. Что мне сказать твоей матери?
― А что ты обычно ей говоришь? Спроси, какой подарок мне прислать ей из Трапезунда? Пагано позаботится об этом.
― И когда ты вернешься в Брюгге? ― поинтересовался Николас.
― Даже не знаю. В Брюгге мне все кажется отвратительным. Возможно, Тильде на это наплевать, но мой супруг не потерпит в семье такого позора. Думаю, лучше мы купим дом в Брюсселе.
― А не в Генуе? ― удивился фламандец.
Эта мысль показалась ей странной, но Катерина не подала вида.
― Или в Генуе, ― невозмутимо подтвердила она.
― И когда же?
Ей сделалось скучно.
― Когда он закончит дела в Трапезунде. Не знаю… Спросите моего мужа.
Лишь тогда Николас с потерянным видом поднялся на ноги. Годскалк с шумом вздохнул, и бывший подмастерье обернулся к нему.
― Нет… что в этом проку?
― Ладно, ― согласился капеллан. ― Но времени почти не осталось. Пора возвращаться на корабль. ― Помявшись, он добавил: ― Если хочешь, я останусь.
― Нет, не нужно, ― возразил Николас.
Катерина почувствовала нарастающий гнев. Они переговаривались у нее над головой, спорили, как долго будут еще докучать ей… Вдохнув поглубже, она пронзительно закричала, а потом принялась звать слуг.
Лакей явился немедленно, но посмотрел почему-то на Годскалка, который тут же его успокоил:
― Все в порядке. Мы уходим. Госпожа переволновалась. Останьтесь с ней. ― Однако при этом он смотрел куда-то поверх плеча челядинца, на незнакомца, показавшегося в дверях.
Этого человека в плаще с капюшоном Катерина не знала, но ей показалось, что она чует запах ладана. Зато Николас, похоже, был с ним знаком. Перебросившись несколькими словами с очередным незваным гостем, он обернулся к остальным и взглянул сперва на Катерину, а затем ― на священника.
― Что такое? ― поинтересовался Годскалк и, не дожидаясь ответа, подошел к окну и распахнул ставни. ― Корабль встал на якорь. Пойдемте.
Фламандец покачал головой.
― Слишком поздно. Чиновники уже на борту.
― И что? ― тревожно переспросил капеллан.
― Кто-то сообщил великому визирю, что у нас на борту Юлиус и Легрант. Отряд янычар уже направляется в порт, чтобы арестовать их.
― Мастер Юлиус? ― воскликнула Катерина де Шаретти сердитым голосом. ― За что хотят арестовать мастера Юлиуса?
Николас обернулся к ней.
― У него оказались неподходящие знакомства… Некогда он служил у кардинала Бессариона. В этих местах Бессариона считают предателем православной церкви и врагом турков.
― А Джон? Чем им не угодил Джон? ― возмутился Годскалк, и Николас криво усмехнулся.
― Разве вы не знали? Он ведь едва не спас Константинополь. Его контрподкопы мешали саперам турков. Он служил под начальством Джустиниани Лонго, того самого Лонго, вождя генуэзцев… верного союзника семейства Дориа.
― Союзник Дориа? ― переспросил Годскалк.
― Он связан с ними приблизительно так же, как муж Катерины. Так что Джону опасность грозит сразу с двух сторон, и султан едва ли его пощадит. Однако мессеру Пагано нечего опасаться. Его нынешний поход к визирю оказался весьма успешным.
Мастер Юлиус, поверенный ее матери… Ладно, он сам виноват ― не надо было принимать сторону Николаса! И Катерина сказала;