— Поздно изображать из себя недотрогу. Неужели тебя сковывает страх? Или загвоздка в другом — Псайке тебе небезразлична?
— Ты ревнуешь…
— Нет, — горячо выпалил Маледикт, потом добавил: — Да. Ревную к ее положению, к ее свободе. Псайке растрачивает все это попусту, слепо повинуясь тебе. Она собачка, а не женщина. Покорная и безмозглая. Не нашептать ли мне что-нибудь ей на ухо ночью, не подсказать ли, к чему может привести доверие к тебе?
— Я дал тебе все. Теперь у нас есть деньги и власть. Безопасность и роскошь, о которых мы всегда мечтали. Что еще я могу сделать? — Теперь, когда гнев Януса улегся, он выглядел измученным и несчастным.
У Маледикта перехватило дух: он вспомнил того, прежнего мальчика, своего спутника из Развалин, своего любовника и возлюбленного. Ведь они проделали такой длинный путь, опираясь только друг на друга… Но чувства оказалось недостаточно. Набравшись храбрости, он сказал:
— У меня нет ни денег, ни власти. Я низведен до положения твоего пленника. И ты еще смеешь утверждать, что любишь меня. Если ты меня любишь… — Маледикт запнулся, в горле у него саднило, отчего его слова прозвучали более откровенно, чем ему хотелось. — Отыщи Джилли. Пусть он служит мне. Станет моими глазами и ушами, когда тебя нет… — Маледикт почувствовал, как наворачиваются слезы, и изо всех сил постарался побороть их. Отсутствие Джилли мучило его, словно рана, которая начинает ныть в самый неподходящий момент.
— Джилли мертв, — промолвил Янус.
Несколько тихих слов, казалось, сотрясли комнату больше, чем все предшествовавшие им крики. Маледикт судорожно вдохнул.
— Постарайся рассуждать здраво, Мэл. Неужели ты в самом деле полагаешь, что Арис оставил бы его в живых? Твое доверенное лицо, твои глаза и уши… Его череп висит на башне по соседству с твоим.
Маледикт закрыл лицо руками, не желая показывать Янусу, какую боль причинило ему это известие, как он ненавидел Януса — надо же, вот так просто, несколькими словами, отнять у него последнюю надежду!
— Убирайся.
— Мэл, мы же опять вместе — только ты и я. Только друг для друга в самом конце, помнишь? — спросил Янус, заключая Маледикта в объятья.
Потрясенный услышанным, Маледикт безвольно приник к Янусу, положил голову ему на плечо, позволил обнять себя крепче.
— Нет, не только мы, — прошептал он. — Это ты, и двор, и твоя жена, и твой король. А я теперь ничто.
— Ты — все для меня, — попытался успокоить Янус. — Просто меланхолия — побочный эффект «Похвального». Ты был болен, ранен… Признаюсь, сейчас твое освобождение не представляется мне возможным. Но ведь я придумал, как избавиться от Аурона. Я найду способ вернуть тебя ко двору. Я не могу без тебя. Ты останешься рядом со мной…
— В твоей тени…
— …тем не менее, ты будешь править Антиром, мой темный рыцарь.
Миранда позволила уложить себя на кровать, нежно прикоснуться к себе. Янус снял с нее рубашку и поцеловал шрам на груди, заживающий так медленно.
— Мы поставим тебя на ноги, ты снова получишь влияние в этом мире, а я стану повелевать твоим мечом… Даже если нам придется убить всех, кто когда-то бросил на тебя взгляд как на Маледикта.
Янус поцеловал Миранду в губы, и она закрыла глаза, слушая его обещания, чувствуя скольжение его тела по своему. Она блуждала пальцами в его шелковистым волосам, стараясь убедить себя, что сможет довольствоваться любовью Януса, его замыслами. «Лишь друг для друга в самом конце», — повторила она про себя, закусив губу. Лишь ради этого она столько боролась.
Проходя мимо дворца, Джилли, чей воротник был поднят, чтобы скрыть лицо, не сдержался и глянул вверх, на скорбные останки, терзаемые ветром и непогодой. Он был здесь, когда их вывесили: Ма Дезире не смогла влить в него достаточно «Похвального», чтобы помешать ему прийти.
Джилли стоял на площади, шатаясь, с онемевшим сердцем, и все же глядел на вывешенное тело не без удивления. Оно было таким обыкновенным. Всего-навсего сочетание мертвой плоти и костей; душа, которая жила в нем, улетучилась с последним вздохом. И все же… какое-то подозрение, слабое, не поддающееся определению, на миг мелькнуло и скрылось в глубине измученной души Джилли, не вынырнув на поверхность. Джилли понимал лишь, что выставленный напоказ труп — тело его господина, ставшее пищей для тех самых ворон и грачей, что прежде следовали за Маледиктом по пятам. От этой мысли в сердце Джилли вскипела ярость — за то, что Ани позволила Своим пернатым ученикам пожирать Своего приверженца.
Джилли стал собирать камни, чтобы отогнать птиц, но Ма Дезире потащила его назад в бордель, откуда не выпускала несколько дней, которые он провел в пьянстве и отчаянии. Она держала Джилли взаперти, когда по городу разнесся слух о том, что найдено тело Мирабель, и в день похорон маленького графа. Впрочем, Джилли и сам ни за что не пошел бы на похороны — ему невыносима была мысль о том, что Янус будет стоять над гробом рядом с королем.
— Он был негодным человеком, — сказала Ма Дезире. — Без него тебе будет лучше.
Джилли склонил голову в покорном согласии, но душа его бунтовала. Ребенок… Он не верил, что Маледикт мог убить младенца, как бы жестко ни подчиняла его Ани. Особенно после победы над своим двойником из тени — худшей его частью. Эта тихая вера с горьким привкусом всех выдвинутых против Маледикта обвинений медленно, но верно выводила Джилли из оцепенения. Теперь его ничто не держало в Антире, и вскоре «Вирга» отплывала к Приискам. Он собирался отправиться на ней в плаванье.
Приготовления заняли некоторое время: он забрал деньги из банков, тщательно проверяя, не охотятся ли за ним гвардейцы. После первых же проведенных операций Джилли понял, что напрасно волновался: в конце концов, он был лишь слугой, неразличимым в городе, полном слуг.
Ветер переменился, ударил истерзанное тело о башенку с едва слышным звуком, похожим на шелест листвы. Какие-то ребятишки неподалеку, визжа и смеясь, принялись прыгать через скакалку, по очереди передавая друг другу ее концы.
Первая девочка сбилась на третьем прыжке, дети поменялись местами и начали игру заново.
Мальчик прыгал так долго, что Джилли перестал обращать на него внимание.
Песенку подхватила другая девочка. Она пела голосом нежным, как у Мирабель, сладким, словно яд. Джилли наблюдал, как она прыгает, как подскакивают вместе с ней ее кудряшки.
Девочка подпрыгнула в последний раз, остановилась и прыснула смехом.
Джилли почувствовал, как у него на глаза наворачиваются слезы. Вдруг он увидел, что один из стражников, наблюдавший за детьми, обратил внимание на его искаженные горем черты. Джилли поспешно отвернулся, пряча лицо под воротником.
Одну. Даже заручившись помощью Ани, Маледикт оставался всего лишь смертным. Джилли побрел дальше по главной улице и вскоре оказался возле особняка Ворнатти, по-прежнему запертого и темного в ожидании появления новых итарусинских хозяев. Джилли надавил на замок в кухонной двери и вошел. Блуждая по опустевшему дому, Джилли думал: «Здесь я рассказывал ему свои истории и готовил ужин. И еще играл на спинете, глядя, как они танцуют. А здесь он заставил меня перемерить всю одежду Ворнатти, чтобы отобрать то, что подойдет мне. А здесь я убил ради него человека».
Но дом отвечал Джилли холодом и тенями, отказывался наполниться призраками его воспоминаний. Оставив кухонную дверь незапертой, Джилли отправился к пристани, там отыскал пирс, на котором они с Маледиктом однажды сидели, любуясь «Виргой». Наконец Джилли поднялся и пошел к верфи — купить билет до Приисков.
Он вышел от начальника порта с билетом в руке и комом в горле, стараясь побороть настойчивое стремление вернуться и взять еще один билет, еще чуть-чуть продлить мечту — мечту, что Маледикт отправится вместе с ним.
Мимо проехала сверкающая лазурная карета. Спрятавшись в затененной нише, Джилли смотрел ей вслед. Янус в городе? С самого убийства он все время проводил в Ластресте, даже поговаривали, что его якобы сослали туда. Джилли последовал за каретой на некотором расстоянии и увидел, как Янус помог Псайке сойти на землю и с улыбкой ввел ее в городской дом Де Герра.
— Хозяин приехал погостить? — поинтересовался Джилли у кучера, поглаживая лошадь по морде.
— Да, с женой. Пробудут две недели. Хотя он вскоре сбежит домой. Не любит покидать Ластрест. А она как все жены — обожает городскую жизнь, магазины, развлечения.
— Ясно, — сказал Джилли, подавая кучеру луну. Две недели. «Вирга» не отплывет в ближайшие три дня. Достаточно времени, чтобы наведаться в Ластрест. Последнее паломничество к тому месту, где Маледикт обрел покой, пусть даже кратковременный.
Возле загородного дома Януса Джилли увидел малышей, прыгающих через скакалку точно так же, как городские ребятишки на дворцовой площади. Воспользовавшись отъездом Януса, дети фермеров и домашней прислуги беспрепятственно носилась по садам и дорожкам Ластреста.
Джилли краем уха уловил несколько строк их считалочки, мгновенно узнав в них ту, что облетела весь город. Экономка в накрахмаленном переднике вышла на улицу и дала затрещину старшему из мальчишек.
— Ты же знаешь, как это не нравится лорду Ласту, — проговорила она.
— Но ведь он уехал, разве нет? — возразил мальчик.
— Однажды ты забудешься и споешь считалку при нем, и вот тогда мы окажемся на улице. Так что прикуси-ка язык. — И женщина направилась обратно в дом.
Джилли спешился. Мальчик подбежал к нему и взял коня под уздцы.
— Хозяина дома нет.
— Ничего, — отозвался Джилли. — Я не к нему.
— Вы из Королевской гвардии, да? — спросил мальчик. — Они приезжают каждый раз, когда его нет, и рыщут тут повсюду. Вы же и сами не знаете, что ищете, да?
— Да, — согласился Джилли. — Не совсем. — Он прошел к входной двери и приподнял щеколду.