— Ты лакей Ворнатти, верно? — Бриллианты, рассыпанные по крашеным черным волосам, подмигнули, усиливая эффект, когда дама закивала в ответ на собственный вопрос. — Его воспитанник — итарусинец, не так ли? Он тощий, черноглазый и черноволосый — как Ворнатти в юности. Как покойная королева.
Как жалкий итарусинский матрос, подумал Джилли, в очередной раз дивясь магии, сотворившей плоть Маледикта. Существо из другого мира, прекрасное благодаря примеси чуждой крови.
— Он антирец, — возразил Джилли. — Он склоняет голову перед Арисом, а не перед Григором.
Дама недовольно фыркнула на эту поправку. Джилли откланялся. Размышления о том, как повлияет заинтересованность баронессы на успех Маледикта, слишком увлекли его: он запоздало заметил, что обстановка переменилась. Волна молчания прокатилась по комнате, передавая шепот и скандальную весть, — опасная, как змея в сумерках. По широко распахнутым глазам и склоненным головам, по направлению шороха Джилли проследил источник. В самом сердце, разумеется, был Маледикт. Джилли поспешил к своему подопечному, вне себя от раздражения. Ни на час оставить нельзя: Маледикт оказался не только тяжелой, но и опасной работенкой.
Даже теперь Маледикт, склонившись к леди Мирабель достаточно близко, чтобы согревать ее мраморную кожу теплом своего дыхания, что-то увлеченно рассказывал ей. Широко распахнутые глаза леди Мирабель сияли; зубы блестели в легкой, хорошо отрепетированной улыбке.
Джилли, подошедший достаточно близко, чтобы расслышать слова Маледикта, взял его за рукав руками в белоснежных перчатках и потянул, словно маленький ребенок, требующий конфету. Юноша перестал говорить — его губы замерли над самой вуалью, прикрывавшей щеку Мирабель словно паутина.
— Что-нибудь не так, Джилли? — спросил Маледикт.
Леди Мирабель обвила своей рукой предплечье юноши, заставляя Джилли отпустить Маледикта — или дотронуться до нее. Джилли выпустил Маледикта и встретился взглядом со злыми нефритовыми глазами леди Мирабель — и, хуже того, удивленными серыми глазами Брайерли Вестфолл. Чтобы слуга посмел перебить своего господина? Мирабель мелодично рассмеялась, видя замешательство Джилли.
На другом конце комнаты Де Герр услышал ликующий возглас Мирабель и заинтересованно посмотрел в ее сторону, однако, заметив Маледикта, вернулся к своим делам.
Мрак, затаившийся в том кратком взгляде, вернул Джилли храбрость.
— Прошу вас, идемте.
Или «прошу» смягчило Маледикта, или же Мирабель начала ему надоедать, но юноша взял руку Джилли в свои.
— Дамы, прошу меня извинить. — Он легко поклонился; волосы, выбившиеся из прически, рассыпались завитками по плечам. Пальцы Мирабель сжались, словно она хотела зарыться своими бескровными руками в эти темные локоны. Она кивнула с отработанным очарованием, но Джилли знал: ее раздражение и досада были истинными.
Джилли сопроводил Маледикта через комнату в позолоченный вестибюль, где сотни разбросанных букетов источали аромат и устилали пол яркими опавшими лепестками.
— Я вел себя неправильно, Джилли? Кажется, Мирабель восхищена моим дерзким языком. Разумеется, я думаю, что она надеется провести со мной и некоторое время впоследствии, там, где мой дерзкий язык будет лишь к ее удовольствию.
Джилли втолкнул Маледикта в комнату, задрапированную голубым занавесом. Это была гардеробная. Маледикт споткнулся о сапог Джилли и проворчал:
— Уверен, что мои грехи, какими бы они ни были, не заслуживают рукоприкладства.
— Тише, — зашипел Джилли. — Замолчи.
Губы Маледикта сжались, глаза почернели; но гнев так и не сверкнул в них.
— Ты сердишься на меня.
Джилли подтолкнул Маледикта к креслу возле занавеса.
— Спокойнее, спокойнее, — поддразнил Маледикт. Губы его приоткрылись, язык скользнул по зубам. Маледикт чуял неприятности — и был рад им. Он свернулся клубочком, привалившись к подбитому мехом дамскому плащу, и разгладил мех под щекой. — Расскажи мне, из-за чего ты злишься.
— Из-за того, как ты вел себя с Де Герром. — Джилли выдернул плащ из рук Мэла и перевесил на другую вешалку!
— Все идет довольно гладко, — сказал Маледикт.
— Гладко? — переспросил Джилли. — Шантаж подразумевает, что один человек хранит тайну другого — хранит в обмен на товар, деньги или услуги.
— Я приблизительно в курсе данного понятия. — Маледикт протянул руку из-за занавеса и выхватил кубок у опешившего официанта, который направлялся к балконам и прогулочным дорожкам. Сделав глоток, он улыбнулся в знак одобрения.
— Маледикт, — сказал Джилли. В одном слове уместились три года раздражения. Джилли провел растопыренными пальцами по волосам, запутался в «хвосте» и оставил его в беспорядке. — Ты поведал леди Мирабель и Брайерли Вестфолл величайшую сплетню двора — о Лилии Де Герр.
— Я лишь намекнул, Джилли.
— Каждое слово, что ты шепнешь, ослабляет нашу хватку на горле Де Герра. Он нам нужен.
— Нет, не нужен. — Поднимаясь, Маледикт резким движением толкнул кубок в руки Джилли. Вино выплеснулось. — Сядь.
Джилли повиновался; гнев его улетучился, осталась лишь слабость, вызванная страхом. Де Герр был могущественным человеком с дурным нравом. Племянником советника. Над такими не насмехаются. Маледикт улыбнулся — медленно и самодовольно, отчего Джилли заволновался еще больше.
— Что же это, если не дурацкая прихоть?
— Де Герр обеспечил нам выход в свет. Леди Вестфолл будет держать нас при дворе ради того, чтобы позабавить свою подругу Мирабель.
— И ты думаешь, что теперь можешь выставлять на посмешище опасного человека, разбалтывая его тайны другим аристократам? Не сомневаюсь, Мирабель уже прибежала к Де Герру и шепчет ему на ухо твои ах-какие-дерзкие слова, и что, разумеется, все сказанное — неправда, не так ли, но она считает, что он должен знать, что говорят вокруг.
— Если это не так, значит, я ошибался насчет ее натуры.
Джилли одним долгим глотком осушил кубок превосходного вина. Маледикт зашел ему за спину и дернул за кончик ленты на светлых волосах. Пригладил выбившиеся пряди и снова завязал бант.
— Ну, вот. Так гораздо лучше. Но, в самом деле, Джилли, тебе следует больше заботиться о своей внешности.
— Де Герр попытается опровергнуть твои слова посредством стали.
Маледикт прикоснулся к вертикальным морщинкам, пролегшим между бровями Джилли, словно, разглаживая их, мог избавить его от страха.
— Я лишь приветствую такой поворот, — проговорил юноша. — Меня учили сражаться, Джилли, но я еще ни разу не дрался на дуэли. Как я буду противостоять Ласту, не зная, помогут ли мои навыки в поединке с тем, кого учили фехтованию с колыбели?
— Глупо подвергать себя такой опасности, — возразил Джилли.
— Но это мое решение, — ответил Маледикт, в задумчивости поглаживая эфес меча. — Ну же, Джилли! У меня мало времени, если я собираюсь спровоцировать дуэль с Де Герром. Арис вот-вот будет здесь, а я знаю, что подобные забавы ему не по вкусу.
— Если помнишь, я тебя об этом предупреждал, — заметил Джилли.
— Ах, наверное, потому я и верю. — Маледикт выскользнул из-за тяжелой портьеры. — Обожди минуту, прежде чем возвращаться в залу. Из предусмотрительности.
Джилли лишь вздохнул.
— Я — твой слуга, Маледикт. Меня не удостаивают внимания. — Он поставил кубок на пол и последовал за Маледиктом.
Де Герр стоял в широко распахнутых дверях залы, вытянув руку вперед, словно не желая пускать Маледикта обратно ко двору; другая рука застыла над рукоятью висящего у него на боку меча.
Маледикт остановился перед ним — миниатюрный, хрупкий, на губах играет улыбка.
— Решили пораньше ретироваться с поля боя? — Он ловко обогнул преграждавшую путь руку, скользя словно тень, и обернулся. — Мое почтение Лилии. Не представляете, с какой нежностью я думаю о ней.