Джилли отыскал для них столик в «Глориусе» — людной кондитерской, популярной среди служанок, купцов, секретарей, моряков и рабочих. Когда-то здесь возвышался храм Наги, змееподобного божества здоровья и жадности. На стенах по сей день сохранились изысканные фрески колышущихся волн и змеиной чешуи, колонны были выполнены в виде змей, вздымающихся из морских глубин, разинутые клыкастые пасти поддерживали щиты с гербами.
И в самом центре за столиком сидели Джилли и Маледикт, поедая корзиночки с лимонным мороженым и сладкую выпечку и запивая это все горьким кофе с сахарной гущей на дне. Губы юноши раскраснелись от ледяного поцелуя лакомства, а щеки зарумянились от дымящегося напитка.
— Похоже, Ворнатти наскучила его компания, — заметил Джилли, глядя на карету, подкатившую ко входу в неброскую лавочку, обозначенному лишь тремя серебристыми шарами на нитке.
Маледикт повернул голову, проследив за взглядом Джилли. Из кареты вышла Мирабель; поверх платья был накинут плащ — для анонимности. В руках Мирабель держала сверток. Она исчезла в темной лавке.
— Это же ломбард! — удивился Маледикт, прячась за спину Джилли.
— Леди Мирабель закладывает свои ценные вещи. Или, что более вероятно, ценности Вестфоллов. Сомневаюсь, чтобы у нее сохранилось что-нибудь стоящее. Впрочем, если бы она вышла замуж за состоятельного человека…
Маледикт оттолкнул тарелку.
— Она не может думать о чем-нибудь другом?
— Ей больше ничего не остается делать, — отозвался Джилли. — Она аристократка, а потому ее ничему не учили. И ничего не позволяли. В этом обществе женщину так легко погубить.
— Такое впечатление, что тебе жаль ее.
— Нет, — отрезал Джилли. — У нее был богатый муж, а она убила его. Было бы неплохо, если бы ты помнил об этом, когда общаешься с ней.
— Мне нет нужды, — ответил Маледикт. Аппетит вернулся к нему, и он стянул с тарелки Джилли недоеденную булочку. — Мои цели требуют применения меча. А эта — нет. Это твоя цель.
Во все времена уязвленная гордость или утрата побуждали людей совершать ужасные деяния мести, доказывающие, каким опасным, каким подлым может быть человек, если предпочтет обратить работу разума к дурной цели. Но ни один человек не может совершить деяний столь ужасных, как тот, кто снискал помощь Чернокрылой Ани, богини любви и мести. Под ее защитой месть одного человека способна истреблять не только семьи, но и целые города.
Мирабель вся искрилась оттенками оранжевого и огненного, что придавали немного тепла ее безупречной, ледяной красоте и очень гармонировали с пламенем и позолотой на камзоле Маледикта. Стоило юноше войти, как Мирабель приблизилась к нему столь естественно, словно все было оговорено заранее. Щеки ее, против обыкновения, окрашивал слабый румянец. Маледикт, слуха которого достигли сплетни, ничуть этому не удивился. До него донесся звонкий смех.
— Нет, ей-богу, дорогая, Вестфоллу пришлось заплатить за свои собственные серебряные гребни! Только представьте… — Леди Тайна и ее собеседники резко замолчали, стараясь сдержать улыбки, когда мимо прошествовали Маледикт и Мирабель.
Вне дома Маледикт слышал почти то же самое: что Адам Вестфолл, утомленный присутствием незваной гостьи, настоял на том, чтобы его супруга избавилась от нее. Юноше оставалось только надеяться, что это произойдет скоро, и он будет избавлен от очередной вереницы встреч с ее изощренно ядовитым языком.
— Поведайте мне, Маледикт, как поживает Ворнатти. Ведь вы не были на балу у Лавси? Я полагала, что вы туда собирались.
— Вот в чем трудности подкупа чужих служанок, — отозвался Маледикт. — Они немало стоят, но на них нельзя положиться.
Мирабель рассмеялась.
— Вы говорите такие ужасные вещи! — Она наклонилась ближе, соблазнительно мелькнуло надушенное, напудренное декольте. — Однако вы не объяснили вашего отсутствия, а пренебрежение балом у советника требует по меньшей мере извинения.
— Я тоже заметил ваше отсутствие. И вы не прислали записки. — Приятный голос заставил Мирабель присесть в реверансе, а Маледикта — изогнуться в поклоне: к ним подошел Арис.
— Сир, — проговорил Маледикт, — барону Ворнатти нездоровилось, и я рассудил, что мое место — рядом с ним. — Объяснение было настолько близко к истине, насколько возможно. В действительности после их с Джилли неповиновения, когда они сбежали к морю, барон наказал их. Джилли на неделю отправили спать в конюшню, а Маледикта Ворнатти держал рядом с собой, как на поводке.
Мирабель тихо промурлыкала:
— Да, полагаю, я видела, что именно Ворнатти считает вашим местом.
Маледикт почувствовал внезапную вспышку ненависти к ее острому языку, к тому, что она, привилегированная гостья, наблюдала с насмешкой в глазах, как Ворнатти подчиняет его себе.
— Сегодня вы бледны, юноша. Не позволяйте праздности городской жизни навредить вашему здоровью. Вы должны больше танцевать, — заметил Арис. Морщинки у него на лбу разгладились. — Немного румянца не помешает этим прелестным щекам.
— Именно в этом я его и старалась убедить, — согласилась Мирабель, легко похлопывая Маледикта веером по плечу. — Но станет ли он танцевать? Нет, не станет. — Она грациозно подала руку и замерла в ожидании, когда музыканты заиграли вступление контрданса, как будто дни наблюдений за тем, как Маледикт потакает капризам Ворнатти, сделали и ее просьбы непререкаемыми.
Юноша машинально, не раздумывая, отступил. Мирабель нахмурилась, но уже в следующее мгновение ее дивные черты вновь озарила безмятежность.
— Вот видите, сир?
— Нехорошо, юноша, — с укором произнес Арис. — Мы, знатные люди, никогда не должны разочаровывать столь прелестную и благородную леди.
Мирабель завладела рукой Маледикта с такой решительностью, что причинила ему боль.
— И все же вы не будете танцевать, — проговорил Маледикт, не в силах сдержать раздражения. И с опозданием постарался завуалировать свою оплошность посредством лести, как он обычно поступал с Ворнатти: — Дерзну сказать, мой король, что вы куда более походите на предмет мечтаний дамы, нежели я.
Арис рассмеялся, слегка покраснев, и подал руку Мирабель.
— Обновим паркет вместе, Мирабель, и преподадим щенку урок хороших манер.
Мирабель снова сделала реверанс; в темно-рыжих волосах мигнули топазы.
Вы оказываете мне огромную честь, сир.
Ну же, юноша, найдите себе партнершу, — улыбнулся Арис. Он взмахнул рукой в перчатке; музыка стихла.
Глаза Маледикта скользили по зале. На краткий миг они задержались на Джилли — тот прятался в тени балкона; затем остановились на миниатюрной девушке, более напоминавшей фарфоровую куколку — девушку, видимо, впервые вывезли в свет, а ее дуэнья едва не свернула шею в попытке расслышать очередную сплетню. Маледикт быстрым шагом приблизился.
— Леди?
Музыканты заиграли замысловатый мотив лабиринтина. Маледикт и его дама двигались точно, с настороженным изяществом двух незнакомых людей. Оторвав взор от опущенной девичьей головки, Маледикт встретил пристальный взгляд умных голубых глаз Ариса — и споткнулся.
Склонившись в финальном реверансе, юноша коснулся губами руки своей дамы. Она тут же упорхнула к хмурой дуэнье.
Арис склонился к руке Мирабель, и Маледикт воспользовался моментом, чтобы ускользнуть в полумрак балкона. Увидев, что юноша направляется к нему, Джилли достал из кармана камзола флягу.
Тут на предплечье Маледикту легла чья-то рука. Он резко развернулся и проглотил вспышку гнева:
— Сир.
— Маледикт, следуй со мной. — Король отпустил шелковый рукав и пошел в противоположном направлении, уверенный, что Маледикт не посмеет ослушаться. Балкончики и уединенные ниши, сделанные в форме морских раковин, пользовались у гостей таким успехом, что Арису пришлось заглянуть за несколько дверей, прежде чем они отыскали свободный уголок.
Король устало опустился на одну из резных мраморных скамей, стоявших по периметру балкона. По обе стороны от любопытных взглядов их скрывали розовые кусты. Снизу, из садов, доносился запах мокрого мха и цветов, раскрывающихся с наступлением темноты. Маледикт стоял перед королем в нерешительности и волнении. Он хорошо понимал, что сегодня уже дважды проявил неосмотрительность — когда явился ко двору в скверном расположении духа и когда отказал в танце леди Мирабель.
— Ты новичок при моем дворе, и Ворнатти — твой единственный опекун и наставник; возможно, ты знаешь меньше, чем следовало бы, о тонкостях, принятых в обществе.
— Я прошу прощения за свое нежелание танцевать, сир. Обещаю исправиться и танцевать все сеты, которые еще остались сегодня вечером. Если вы пожелаете, — произнес Маледикт, борясь с отвращением к подобному времяпрепровождению. У него не было никакого желания стоять столь близко с другими мужчинами и вести женщин с себя ростом, постоянно опасаясь, что это лишний раз подчеркнет его хрупкость, поставит под удар его маскировку. И все — только ради того, чтобы не вызвать неудовольствие короля. Маледикт прикусил губу и закрыл глаза, в который раз сожалея, что он не может просто взять и забрать Януса, без всякого маскарада.
— Поступай как пожелаешь, только, Мэл… — Голос Ариса изменился, приобретая интонации близкого друга: — Мэл, одно предупреждение. Хотя известно, что некоторые молодые люди находят компанию других мужчин более предпочтительной, нежели общество дам, я не позволю подобной паре разрушить линию танца. Необходимо соблюдать благоразумие. Ты способен быть осмотрительным?