— Я нахожу тебя… — Арис в задумчивости сорвал розу с ближайшего куста и вдохнул ее аромат. Лепестки почти все опали, края уцелевших почернели; но и эти последние облетели от легкого прикосновения дыхания. — Я нахожу тебя почти непредсказуемым. Импульсивное создание при закованном в строгие рамки дворе, а я не желаю, чтобы мой брат был настроен против тебя. У него больше власти, чем мне бы хотелось…
Маледикт замер, стараясь расслышать недосказанное королем. Арис не упомянул об усилиях, которых ему стоило одновременно ублажать Ворнатти, державшего в руках веревочки от кошеля Антира, и удовлетворять амбиции своего брата.
Прежде чем Маледикт успел ответить, из залы донеслась мелодия. Арис улыбнулся:
— Снова лабиринтин.
Король поднялся.
— Вы хотите, чтобы я начал танцевать? — спросил Маледикт.
— Как только перестанешь ошибаться в па, — отозвался Арис.
Маледикт вспыхнул от досады: значит, король видел, как он споткнулся.
— Лабиринтин не такой уж сложный танец, — успокоил Арис. — Однако от человека, который не учился ему с пеленок, требуется определенное внимание. — И король подал Маледикту руку.
Мирабель, потерпевшая неудачу на охоте вследствие непринужденного похищения Арисом ее партнера, прошествовала к балкону. Она помедлила в нерешительности, увидев, что он занят, однако решилась и, неожиданно улыбнувшись, подошла ближе.
— Какое угрюмое создание этот твой господин, — проговорила она, оказавшись в полумраке ниши рядом с Джилли.
— Чем могу служить, леди? — Джилли провожал взглядом Маледикта, который следовал за королем.
— Не прикидывайся дураком, — сказала Мирабель. — Милая Ливия утверждает, что именно ты за всем стоишь. Джилли, неужели это так? Расскажи мне о Маледикте.
— Что вы хотите знать такого, чего вам не может сообщить Ливия? — рассеянно спросил Джилли. Сегодня вечером Маледикт выглядел вполне обыкновенным, по крайней мере настолько обыкновенным, насколько вообще было возможно. И присутствие Ани казалось еще более нереальным, чем в кошмарах.
— Я хочу знать то, что желает знать любая женщина. Насколько я ему нравлюсь.
Джилли насторожился.
— Не лучше ли было бы спросить, каковы его перспективы? Или же вы ищете брака исключительно по любви?
— Исключительно по любви? — переспросила Мирабель, принимая безразличный вид. — Маледикт может предложить больше, чем просто любовь.
— Но не деньги, — сказал Джилли, облокачиваясь о колонну. — Ворнатти лишь выплачивает ему содержание, не более того.
Довольное выражение лица Мирабель превратилось в гримасу ярости, глаза сузились в щелки.
— Ты лжешь. Ливия говорит, что у Маледикта есть собственное состояние.
— Ливия, — неожиданно гневно ответил Джилли, — всего-навсего служанка. Для нее десять солей — уже состояние. А между тем это лишь цена кружев на вашем платье.
Мирабель резко схватилась за свою длинную юбку, словно хотела вернуть потраченные на нее деньги.
— И все же у него есть перспективы… Ворнатти наверняка определит ему ежегодное содержание.
— Он предпочитает держать Маледикта под крышей собственного дома. Если Маледикт решит жениться, Ворнатти перестанет содержать его. Такой уж он собственник. — Голос Джилли сделался грустным, и эта горечь придала весомости его словам. Неделя, проведенная в изгнании, в тревогах о собственном положении, сделала его пессимистом. Один в конюшне, в компании лишь собственных снов — снов о хохоте Ани: он просыпался и видел, как лошади вскидываются и мечутся, словно тоже чуют Ее присутствие.
— Ты ничего не знаешь. — От ярости Мирабель едва не брызгала слюной. — Ты — лишь слуга!
— Я тот, кто за всем стоит, — парировал Джилли.
— Скорее лежит, завернувшись в простыни. Ты — не более чем безделушка Ворнатти.
Джилли содрогнулся.
— Тем не менее то, что я вам говорю, — правда. Пусть Ворнатти богат — но у него нет обязательств перед Маледиктом. По правде говоря, неделю назад он урезал ему содержание.
Кровь отхлынула от лица Мирабель, превратив его в белую маску, зеленые глаза закрылись. Она так и не разжала сцепленных рук.
— Доброй ночи, Мирабель, — попрощался Джилли.
Она отвесила ему пощечину, одновременно стараясь вонзить ногти. Джилли отскочил, спасшись от наихудшего, и все же щека его вспыхнула болью.
— Леди Мирабель. Пусть у меня больше ничего нет, но этого не отнять. А ты всего лишь слуга.
Оттолкнув Джилли, Мирабель на миг задержалась в дверях, потом гордо вскинула голову и вернулась к остальным придворным.
— Вот так, — сказал Арис, беря Маледикта за руку, когда заиграла музыка. Юноша вдохнул поглубже, сделал грациозный шажок, отступил, потом исполнил замысловатый поворот и поклон, все время ощущая ладонь короля на своей. Он снова споткнулся, и Арис терпеливо повторил: — Еще раз.
— Вы замечательный учитель, — проговорил Маледикт.
Арис улыбнулся.
— Я всегда был старательным учеником.
— А я, по всей видимости, лоботрясом, — отозвался Маледикт.
— Ты великолепно вальсируешь, — заметил король. — Твой учитель заслуживает всяческих похвал.
Маледикт сдержал улыбку, вспоминая, как Джилли кружил его в вальсе, пока он не начинал задыхаться и жаловаться на головную боль.
Из бальной залы послышался новый такт, и Арис подал руку.
— Еще раз?
— Арис! — позвал Ласт, возникая из-за спины брата и заслоняя свет, струившийся из залы.
— Мой брат, сторожевой пес, — пробормотал Арис.
Маледикт отступил от короля. У Ласта поползли вниз уголки рта, обрамленного светлой бородой.
— Помни о благоразумии, — повторил Арис, посторонившись, чтобы позволить Маледикту вернуться в залу.
Юноша дотронулся до гарды меча, огладил перья, размышляя, какой удобный выдался момент: Ласт был рядом; ярость неистово бушевала в крови. Граф забрал Януса, послал Критоса на его поиски, будто он был не более чем потерянная вещь… Сердце бешено било крыльями о грудную клетку, трепетало от гнева и боли. Ударить теперь — и покончить со всем…