Мы освобождали нашу землю. Наши города. Один за одним. Основная часть оккупантов ушла давно. Остались или отъявленные фанатики, верные Великому Хану до последнего вздоха. Эти сражались до последнего, полностью оправдывая жижиш — войну до последнего воина. Чем выбить их из здания — проще было подтянуть артиллерию и сравнять квартал с землей. Тем более печально, что это был наш квартал, и нам же придется отстраивать его заново. Ну не лично нам, а чертям, которые вернутся после войны уже не как захватчики, а как дармовая рабочая сила. Этих инопланетян мы уничтожали безжалостно, принося в жертву то, что сами некогда создавали.
Были и другие. Те, кому просто некуда было идти. Кого в степях ждала или голодная смерть или рабство. Эти сдавались пачками. Но и мы не собирались кормить рогатых. А еще одевать, охранять. Их, обезоружив, просто отпускали. Как и до войны — загружали в автобусы и довозили до границы, где вытряхивали на волю. И там скагаран ждало то, чего они пытались избежать — голодная смерть и рабство.
Глядя на освобожденный Грачевск, я начинал осознавать, что к Скагаранскому Халифату инопланетяне относились еще бережно. Если в городе чертей стекла в окнах, хотя и были редки, но, все же — были, то здесь не осталось даже ни единой двери! Нам достались развалины. Нередко — заминированные развалины. Построить рядом еще один Грачевск было бы быстрее, проще и дешевле, чем восстановить этот!
Сбежавшие до боев оккупанты утащили с собой все, что только можно, оставив голые стены. Что не утащили — то сожгли. Город, лишенный электричества в первые же дни войны было нужно как-то освещать во время всей оккупации, еду — на чем-то жарить и греть.
Следом за чертями уходили американцы, освобождая наших «спасенных» соотечественников. Эти тоже украли немало, в основном — документы, жесткие диски компьютеров, архивы.
Потери ужасали. Мы потеряли 2500000 человек. Два! С половиной! Миллиона! Эта планета не знала более кровопролитной войны. Жертвы среди американцев мы не считали. Они б никогда и не признались. Потери самих скагов подсчитать было б весьма затруднительно. Но, несомненно, они были гораздо меньше.
Настал тот день, когда в руках чертей остался всего один город. Даже не весь город, а только один комплекс зданий — бывший Дворец Советов в Верхнезаводске. Мы не подходили близко к строениям, окопавшись в руинах городских кварталов, блокировав правительственный комплекс несколькими кольцами войск, оставаясь в недосягаемости автоматов и гранатометов скагов. Рогатые заперлись во дворце, не высовываясь.
Мы могли держать осаду сколь угодно долго. До той поры, когда инопланетяне, обезумев от голода, начнут жрать друг друга. Но там были и заложники — земляне. И первыми на стейки отправятся именно они. По этой же причине мы не могли сравнять строения с землей при помощи артиллерии. Во-первых — заложники. А, во-вторых — все же памятник архитектуры, как-то жалко. Наши предки старались, строили, а мы расхреначим. Некрасиво получится, не по-человечески.
Чертей уговаривали сдаться высшие лица — Тарасов, я, и, даже иногда — сам Ярцев. Сменяя друг друга у матюгальника, мы сулили им различные барыши в виде сохранения жизни и гарантий безопасного прохода в Скагаранский Халифат.
На третий день краснокожие вняли голосу разума сдались. Почти сотня инопланетян, покрытых старыми шрамами, некоторые со сколотыми рогами, шли вдоль строя людей, готовых превратить их в решето, задумай черти любую пакость. Они уходили пустыми. Без оружия и даже без брони. С крыш уцелевших зданий за инопланетянами бдительно следили снайперы с гром-палками. С земли — автоматчики.
Последним шел скаг, которого я узнал. Не мог не узнать! Тот самый здоровый черт-тюремщик! Былой лоск с него слетел, но рогатый сдавался с достоинством, шагал, гордо подняв голову.
Он тоже меня узнал. Мы встретились взглядами. Краснокожий улыбнулся мне. Или оскалился — понять было сложно. Моя рука дернулась к кобуре, но ее перехватил Брагин.
— Не надо, — произнес он. — Они сдались.
Я уже почти забыл свою клятву — отомстить за друзей. Слишком много смертей я повидал в последнее время, смертей достойных людей, чтобы выделить кого-то одного. Боль утихла. Но сейчас, при виде тюремщика, ярость заклокотала с прежней силой. Я жаждал мести. Нет — возмездия! Но в очередной раз я был абсолютно бессилен. Теперь — связанный нашими, человеческими законами.
Первыми в здание вошли саперы. Черти, несмотря на любые соглашения, почти всегда, уходя, минировали все, что могли заминировать. И Дворец Советов не стал исключением. На обезвреживание ловушек у инженеров ушло несколько часов.
Вернулись они чрезвычайно возбужденные, кроя матом чертей, на чем свет стоит. Из заложников не выжил никто. Пока мы уговаривали осажденных сдаться, проклятые нелюди тихонько резали землян. Но главным было другое.
Среди хаоса, в маленькой комнатке, лежало снаряжение скагов, брошенное ими при отступлении — оружие, бронежилеты и шлемы. В том, что шлемы принадлежали именно инопланетянам, сомнений не было — в каждой каске красовалось по два отверстия — для рогов. Людям делать дырки в головных уборах без надобности, у нас ведь рогов нету. Но было и еще кое-что.
— Волосатики! — с ненавистью процедил сквозь зубы Брагин.
Сегодня уже сложно сказать, кто положил начало традиции украшать свои шлемы частями падших врагов. Еще тогда, в годы Пограничной войны, когда люди и черти сражались бок о бок. И с той стороны тоже были как земляне, так скаги. Возможно, первым человек прикрутил на свой шлем рога инопланетянина. Возможно — наоборот, краснокожий снял с убитого солдата скальп и наклеил его на свою каску. Подсмотрели рогатые этот обычай у староземных североамериканских индейцев, или придумали сами — тоже выяснить невозможно. Жесткое время. Жестокая война. Жестокие обычаи. В самом деле — зарубок на цевье можно поставить сколько угодно и никто не проверит, а рога или скальп, кроме как в бою — достать негде.
Командование такую самодеятельность не поощряло, но открыто и не запрещало. Еще долгие годы после войны модники щеголяли в рогатых и волосатых шлемах. Прочие относились с пониманием. Справедливости ради стоит отметить, что свистульки из рогов скагов, как и резные безделушки, рукояти для ножей — все из рогов скагаран, и сегодня не редкость, но в послевоенные годы их было просто невероятное количество.
Впрочем, терпимо относились только к скальпам с короткими волосами. Ясен пень, что прежний его владелец — солдат противника, враг и т. д. Но среди инопланетян встречались и отъявленные отморозки, украшавшие шлемы длинными волосами. Женскими. И не единицы, а целые роты. А, может, и батальоны. Война войной, но зачем резать гражданское население?
Такие изверги и получили презрительное прозвище «волосатики». Они отличались невероятной жестокостью. Эти черти воевали не ради денег, они воевали ради самой войны, упиваясь убийствами, получая настоящее удовольствие, отнимая жизнь. И такие тоже были по обе стороны конфликта. Со своими командование вынуждено было смириться, как с неизбежным злом, и злом нашим, порожденным нами же. Но волосатиков противника в плен никто никогда не брал. Стреляли на месте.
Даже после Пограничной войны попадись человеку волосатик — его тихо, мирно убивали где-нибудь в темном переулке, и, хотя оно, по большому счету, и было преступлением, никто такие преступления не раскрывал. Висяки в 100 % случаев. Просто потому, что убийство волосатика все считали заслуженной карой и искать преступника никто и не пытался. Ловили в сортире — мочили в сортире.
Солдаты выжидающе смотрели на меня. Я сперва не понимал, чего они от меня хотят, а потом до меня дошло! Я же — живая легенда! Победитель скагов! Целых троих, но кто про это знал? По легенде я и от чертей ушел, и амерам наподдал, и «Юрия Гагарина» угнал.
Эта ситуация уже не была безысходной. Выбор был за мой. Или потерять лицо, отступив, или сделать то, что я, в принципе, и так давно хотел сделать. Я подскочил к Тарасову, схватил его за грудки и хорошенько встряхнул.
— Где волосатики?
— Как обычно — их довезли до границы и дали под зад коленом. Я думаю, уже подходят к Скагаранскому Халифату, — на удивление спокойно ответил помощник Председателя.
— Выступаем на Скагаранский Халифат! — взревел я. — Сейчас же!
— Нельзя, — так же невозмутимо ответил чиновник.
— Это еще почему? — поинтересовался я.
— Во-первых, у нас договор со скагами Города Башен, — пояснил Тарасов. — Мы не можем не то что захватить Скагаранский Халифат, нам запрещено даже не пересекать границу. А, во-вторых — там заложники.
— Ты позволишь чертям перерезать людей, как и здесь? — спросил я.
— Вряд ли они на это пойдут… скорее — потребуют выкуп.
— И мы заплатим? Деньги? — ошарашено выговорил я.
— Не обязательно деньги, — ответил помощник ВРИО. — Возможно, золото.
— Штабная крыса, — процедил я сквозь зубы, отпуская чиновника.
На меня смотрели сотни глаз. И я видел в них только одно — решимость. Бойцам было глубоко начхать на всякие соглашения. Они жаждали одного — мести. Даже не мести, а отмщения. Симметричного ответа.
— Солдаты! — гаркнул я. — Черти убивали наших матерей и отцов, братьев и сестер, жен и детей. Убивали жестоко, не щадя никого. Вы сами видели волосатые шлемы. Они обманули нас! Сдавшись, они, как крысы, бежали к себе, чтобы собраться снова и нанести еще один удар. А этот либералишка, — я ткнул пальцев в Тарасова. — Говорит, что мы не можем войти в город чертей. Потому что у нас, видите ли, соглашение! А я вот что вам скажу: срать я хотел на все соглашения! Я собираюсь в Скагаранский Халифат, чтобы передавить их, как поганых клопов. Вырезать до последнего гада! Кто со мной?
Слова приходили сами собой. Благо, речей в мою голову тот же Тарасов вместе со своим шефом запихали немало. Я заметил, что даже автоматически делаю паузы в нужных местах, усиливая эффект, рублю жестами воздух. То, чему меня учили чиновники, обернулось против них самих.
— Я вам запрещаю! — завизжал помощник Председателя. — Это приказ!
— Срать я хотел на твои приказы, — спокойно ответил я.
Его никто и не услышал. Слова Тарасова потонули в едином громогласном восторженном крике солдат.
— Тут не больше роты, — заметил Брагин. — Ты же понимаешь, что напасть на Скагаранский Халифат такими силами — чистой воды самоубийство?
— Да, — коротко ответил я.
— Отлично! Тогда я с тобой!
— Товарищ полковник! — подскочил ко мне совсем молодой капитан со шрамом на щеке и в шлеме с целой короной из рогов скагов. — Мы с вами!
— А ты кто?
— Командир 6-й роты 74-й штурмовой бригады, капитан Малышев! — отрапортовал офицер.
— Найдется в твоей богадельне два лишних автомата, броника и каски?
— Сколько угодно!
Нам с Брагиным вручили снаряжение. Шлем, предложенный мне, с рогами, я отдал каторжнику, сам выбрал второй, с надписью «Рожденный убивать» и знаком мира под ней.
— Идиот, — усмехнулся Тарасов. — Как вы доберетесь до Скагаранского Халифата?
— Тут недалеко стоит целый вертолетный полк, — подсказал Брагин.
— Рота, в колонну по два! — приказал я. — Бегом марш!
Мы погрузились на вертушки и целая кавалькада винтокрылых машин направилась в последний оплот скагаран. Стрельба началась раньше, чем я рассчитывал — еще на нейтральной полосе. Несколько автомобилей отступающих чертей были уничтожены огнем пулеметов и НУРСов. Они даже не отстреливались в ответ. Видимо, было просто нечем.
Скагаранский Халифат при свете дня выглядел еще большим убожеством, нежели в темноте. Вертушки зашли с запада на небольшой высоте, не давая защитникам города прицелиться из-за солнца, бившего им в глаза. Растянувшись в линию, мы прошли одним заходом, поливая свинцовым дождем все, что шевелилось. Или пыталось шевелиться. Или нам казалось, что оно пытается шевелиться. Стреляли просто, получая несказанное удовольствие, отнимая жизни.
Еще на первом заходе я приметил цирк, он же — тронный зал Великого Хана, окруженный целым частоколом из шестов с нанизанными на них человеческими головами. Броневики, стоявшие на площади перед ним, преимущественно — наши, скорее всего — трофейные, конечно, были рассчитаны на огонь стрелкового оружия, но противостоять крупнокалиберным пулеметам их броня не могла. Бортовые стрелки лупили бронебойно-зажигательными, превратив все автомобили, до единого, в пылающие обломки.
Прочесав город один раз, вертолеты развернулись по широкой дуге и пошли на второй заход. Солнце уже скрылось за горизонтом и не давало нам надежного прикрытия. Надо понимать, и скаги, отойдя от первого шока, успели организоваться и подготовить отпор. Одна из машин, оставляя за собой шлейф густого черного дыма, пошла на вынужденную посадку. Вторая взорвалась прямо в воздухе, превратившись в огненный шар.
— Видишь цирк? — прокричал я пилоту. — Давай на площадь перед ним.
Мы сделали еще круг, над тронным залом Верховного Хана, превращая окрестные дома в руины. На случай, если там оставался противник. Расчистив зону десантирования, вертолеты один за другим зависали в паре метров над землей, ссаживая солдат на освещенную горящими автомобилями площадь, и уходили обратно на высоту, прикрывать штурмовиков пулеметами.
Полдесятка скагов огрызались огнем из-за баррикады в дверях цирка, но несколько ударивших разом гранатометов успокоили чертей и разметали завалы по ступенькам. Я снова шел по коридорам, освещенным тусклым, дрожащим светом факелов. Но уже не в качестве пленника, а освободителя. Или завоевателя?
Казалось, все оставшиеся инопланетяне Терры собрались вместе в одном месте — в цирке. Стрельба не замолкала ни на секунду. Моя разгрузка, освобождаемая от запасных магазинов, становилась все легче. Радовало одно — за 117 лет Калашматы практически не изменились, и трофейные магазины от оружия, выпущенного 10, 30, 50 и все 100 лет назад отлично подходили к нашим автоматам.
Черти стояли насмерть. Граната за угол, взрыв, крики раненных, ответная граната. Рогатые, изувеченные осколками, истекающие кровью, продолжали отстреливаться. Немудрено, здесь остались лишь отъявленные головорезы, самые преданные Кинишу. Сдаться никто и не пытался. Никто и не предлагал! Мне самому прилетела пуля по каске. Один рукав Малышева полностью окрасился красным. Брагина я не видел, но, по отборному мату слышал, что капитан где-то рядом.
Канонада затихала. Мы побеждали. Троих чертей, охранявших вход в тронный зал, нашпиговали свинцом, превратив в дуршлаг. Эти, если были и не последними из защитников дворца — то уже где-то около них. Нырнув под горящую занавеску, мы вошли на арену.
Здесь были всего двое — Великий Хан и тот самый здоровый скаг. Волосатик. Тюремщик. Он даже успел вооружиться дробовиком и надеть свой патронташ. Краснокожий поднял свое оружие, чем и ускорил свою смерть. Огонь штурмовиков превратил противника в кровавое месиво.
— Не стрелять! — прокричал я приказ. — Никому не стрелять!
Мы взяли трон в полукольцо. Киниш спокойно смотрел на людей, положив руки на подлокотники. В его кобуре блестел все тот же револьвер, который я приметил при первой встрече. Наверху грохотали ботинками солдаты, занимая зал, приглушенные стенами, доносились одиночные выстрелы.
Верховный скаг выглядел уставшим. Но не сломленным! Белая рубашка, мокрая от пота, в свежих каплях крови его соратника, не стиралась очень давно, несколько пуговиц потерялись. Но он все еще был Великим Ханом, первым после Коноша за последние сто лет. Инопланетянином, в руках которого была такая власть, которой, пожалуй, никогда не было ни у одного человека. И, может быть, никогда и не будет. Прими он другое решение тогда, полгода назад, не поведи орды чертей на нас, на людей, сегодня под его владычеством был бы весь север.
— Киниш? — произнес я.
Взгляд скага, до этого устремленный в никуда, переместился на меня.
— Грашев?
Рогатый не выглядел сколь бы то ни были удивленным моим появлением. Скорее, он испытал невероятное облегчение, словно с плеч инопланетянина свалился огромный груз.
— Как сын? — спросил я.
— Убит, — ответил Великий Хан.
— Плохо, — покачал я головой.
— Плохо, — согласился он.
— Сдавайся… — неуверенно предложил я.
Глаза краснокожего сузились. Что-то мелькнуло в них… не гнев, нет. И не ярость. Решимость. Рука скага дернулась к рукоятке револьвера. Как глупо! Я сработал на опережение, выжав спусковой крючок. В тишине зала прозвучала очередь и на рубашке Великого Хана появилось несколько равных отверстий, через которые толчками вытекала кровь. Кровь последнего Великого Хана. Киниш упал на свой трон. Он смотрел куда-то ввысь с безмятежной улыбкой на лице.
— Рога Великого Хана! — воскликнул Малышев, протягивая мне нож с пилой на обухе. — Вот это трофей!
— Нет, — возразил я. — Не трогайте его. Пусть скаги похоронят его по своим обычаям.
— Но… — попытался возразить капитан.
— Это приказ, — отрезал я.
Все же я был ему чем-то обязан. Я подошел к телу Киниша и поднял блестящий хромом револьвер. Это был единственный трофей, который я желал. Откинул барабан и рассмеялся.
— Паша, ты головой не повредился? — обеспокоенно спросил Брагин.
— Пустой, — ответил я, демонстрируя оружие. — Он пустой!
Чертов скаг! Он воистину был Великим Ханом! Он не мог позволить себе попасть в плен. Не мог позволить себе бежать. И не мог застрелиться. Самоубийство — величайший грех по понятиям инопланетян. Тилис, Единый В Трех Ликах, такого не простит. А потому выбрал такой способ уйти из жизни. Демонстративно показав, что убил его не я, я просто выпустил пулю, а решение умереть принял он сам.
— Но эти рога я точно заберу, — Малышев с улыбкой начал отпиливать рога скага-тюремщика.
Остальные солдату уже налетели на тела, снимая золото. Я отвернулся. Я успел повидать достаточно зверств со стороны инопланетян и мне было очень горько осознавать, что мы, люди, недалеко от них ушли.
— Капитан!
В тронный зал вбежал запыхавшийся сержант. Увидев меня, он осекся, оправился, и, приложив руку к козырьку шлема, произнес:
— Товарищ полковник! Разрешите обратиться к капитану Малышеву!
— Давай, — кивнул я.
— Капитан, в подвале полно заложников, а с севера, от Сигнальной горы, приближается не меньше полутора тысяч всадников! Какие будут распоряжения?
— Вызывай транспортные вертолеты и занимаем оборону, — приказал я. — Что нам еще остается?
— Никак нет, товарищ полковник, невозможно! — ответил сержант.
— Это с какого?..
— Я уже запрашивал эвакуацию. Свободных машин нет!
— Тогда пусть те, что нас привезли, садятся и забирают столько заложников, сколько смогут, — распорядился я.
— Тоже невозможно! Они ушли на дозаправку!
— Дозаправку… — повторил я. — А кто тогда над нами летает?
Сверху в самом деле доносился рокот вертолетных лопастей. И не одного, а, по меньшей мере — десятка. Тогда кто это? Неужели — американцы? Собирая на ходу автоматные магазины, пополняя боезапас, мы выскочили из цирка.
Я не особо хорошо разбираюсь в авиации, но в звездном небе темнели силуэты именно наших вертушек! Огромные «беременные коровы» транспортников и маленькие, хищные — ударных машин. Стрекозы кружили над городом, превращая огнем своих орудий в руины то, что пощадила Вторая Чертова Война, сами скаги и до чего не дошли руки у моего маленького отряда.
Один из транспортных вертолетов уже успел приземлиться и из него, в окружении полусотни солдат, вышел… кто бы мог подумать! Сам Тарасов! Броневики давно прогорели, но я узнал помощника Председателя по фигуре и по походке. Когда он приблизился — сомнений не осталось. И эта скотина улыбалась во все тридцать два зуба!
— Как оно? — поинтересовался чиновник.
Только смотрел он почему-то не на меня, а на Брагина!
— Все в порядке, — ответил капитан. — Киниш ликвидирован.
— Я не вполне понимаю… — произнес я. — А что это был за бред, что мы не можем войти в Скагаранский Халифат, соглашения с Городом Башен и прочая хренотень?
— Мой туповатый друг, — рассмеялся Тарасов. — Мы не могли войти в Скагаранский Халифат чтобы добить чертей. А чтобы арестовать тебя — запросто!
— Арестовать меня? — удивился я.
— А ты как думал? Очень жаль, что у тебя не хватило мозгов пасть смертью храбрых. Наградили бы тебя посмертно, похоронили со всеми почестями… а теперь трибунала не избежать. Ты же военный преступник! Вопреки нашему соглашению с Городом Башен ты отдал приказ атаковать Скагаранский Халифат! И убил самого Великого Хана! Нет, расстрелять тебя, конечно, не расстреляют. Я даже каторгу не обещаю. Но со службы турнут — это точно.
Где-то я все это уже слышал… похоже, моя экскурсия по тюрьмам далеко не закончена.
— Хочешь, расскажу тебе анекдот? — дружески похлопал меня по плечу Брагин.
— Про скага? — с надеждой спросил я.
— Нет, про полковника. Приезжает полковник в деревню. А там — на всех воротах нарисованы мишени, и в каждой, в самом яблочке — пулевое отверстие. Подходит полковник к одному старику, и спрашивает:
— А кто это у вас так метко стреляет?
— Да это Иван, сын священника.
— Такой отличный стрелок! Да ему место у нас, в армии!
— Боюсь, он вам не подойдет…
— Почему это? По религиозным убеждения?
— Вовсе нет. Он сначала стреляет по воротам, в потом рисует мишень.
Если раньше у меня было подозрение на счет капитана, что он далеко не тот, кем хочет показаться, то теперь оно превратилось в твердое убеждение.