Вернувшись в камеру, я сразу споткнулся обо что-то, чего здесь раньше не было. Сзади на меня налетел Семенов. С матом мы оба рухнули на пол. Это нечто было мягким, тряпичным и мокрым. Поднявшись на ноги, я включил фонарик. Лампочка высветила в темноте лица штурмовика и лейтенанта. Полковника я нигде не видел.
— Жить будет? — спросил Виталик.
— Кто?
— Чертенок этот, кто еще?
— Черт его знает, — пожал я плечами. — А Грачев где?
— А ты как думаешь?
Я посветил на пол. Да, тут и лежал предатель. Со свернутой шеей и вывалившимся набок языком. И абсолютно мертвый. Признаться, я б и сам с удовольствием приложил ему пару раз, но опоздал.
— Ну зачем вы так с ним? — обиделся майор.
— Зачем завалили? — нахмурился штурмовик.
— Зачем без нас? — пояснил разведчик. — Я бы присоединился.
— Ну извините! — развел руками солдат. — Мы вообще не были уверены, что снова увидим вас. Живыми.
— Пашган, ты без обид? — поинтересовался Лопатин. — Я его так, только пнул пару раз…
— Нормально, Виталь, — отмахнулся я. — Похоже, он не один предатель…
— Ты про того типа в балахоне? — уточнил майор. — Нет, мой туповатый, но запасливый друг, сдается мне, что это не предатель…
— Но я уверен на все сто, что это — человек! — возразил я.
— Человека — да, тут я тоже не сомневаюсь. Но предатель — вряд ли. Ты заметил, что он все время что-то нашептывал Кинишу? И даже указывал ему! Вряд ли предатель имел бы такую власть над скагом, который вот-вот станет Верховным Ханом. Скорее, это советник. Военный советник.
— Наш? — удивился лейтенант.
— Наш! — усмехнулся Семенов. — Не наш, а их.
— Американцев, — пояснил я. — Наших заклятых партнеров.
— Exactly, — поддержал разведчик. — То есть совершенно верно. И мы стоим накануне грандиозного шухера. Виталик, ты б хоть анекдот какой рассказал, для поднятия настроения…
— Как-то в голову ничего не приходит, — буркнул напарник.
Время тянулось долго. А, может — и нет. В полной темноте сложно судить. Семенов пробыл в плену девять дней, но ему легко было считать — солнце всходило и садилось. Хотя оно и сейчас делает то же самое, но закрыто Аресом — газовым гигантом на внутренней от нас орбите.
Сколько прошло — я не знаю. Но нам принесли поесть. Все тот же здоровый черт. Увидев труп Грачева, он оскалился в садистской ухмылке, взял его за ногу и легко, как пушинку, вытащил из камеры.
— Кормят, — заметил майор. — Это хороший знак. Значит, сегодня нас не кончают.
— Может, они напоследок, перед казнью? — произнес Лопатин с набитым ртом.
— Стали бы они стараться, — возразил штурмовик. — Ты поверь, казни тут такие… долгие… из тебя все наружу десять раз выйдет, пока подохнешь. А то и пятьдесят. Нет, поживем еще!
— Причем хорошо кормят, — добавил разведчик. — Сколько я здесь торчу, это — лучший ужин за все время!
— Почему ужин, а не завтрак? — поинтересовался лейтенант.
— Потому что я хочу спать. А сплю я обычно после ужина, а не завтрака, — пояснил Семенов.
Мы поели. Поспали. Потом нас еще несколько раз кормили. Не лучшие рестораны Грачевска, но вполне сносно. В перерывах между едой мы спали. Мы ели, когда нам приносили поесть. И спали, когда хотелось спать. Вот и все летоисчисление, что у нас было. Конечно, можно было попытаться определить прошедшее время по росту щетины, но это далеко не самый точный хронометр. Я не имею представления, сколько дней прошло. Батарейки в фонарике давно сели. Становилось все холоднее и холоднее, Невидимое Солнце входило в полную силу.
Но в следующий раз, когда дверь открылась, еды не было.
— Шанг, ходить, — приказал скаг.
— Вот, братцы, и все, — понуро произнес Семенов, поднимаясь. — Кажется, сейчас нас выведут в расход.
— Нет весь шанг, — возразил тюремщик. — Одна шанг, шанг-шаман. Другая шанг нет ходить.
Внутри меня все похолодело. Точно — все. Кирдык мне. Похоже, чертенок, несмотря на мои старания, подох. Учитывая степень запущенности, я б удивился, если он выжил! Шанс был настолько микроскопический… но когда смерть неминуема — готов поверить даже в невозможное. Сейчас меня замочат. Причем, делать это будут — как обещано. Долго и мучительно.
— А почему он один? — возмутился Виталик. — А мы?
Вместо ответа инопланетянин двинул лейтенанта прикладом в живот, и, когда тот согнулся — добавил еще раз. По спине. Спорить бессмысленно. Я чувствовал, что мои друзья готовы ринуться на скага с голыми руками, но в коридоре находились еще. Преимущество на стороне рогатых. Если друзья вступятся за меня — их просто перебьют, и моей участи это не изменит. Так в чем смысл? Я поспешил выйти из темницы.
— Прощайте, братцы, — бросил я, обернувшись.
В этот момент мне на голову накинули мешок, меня повалили на пол, скрутили руки за спиной, стянули их веревкой. По идее, как раз настало время подумать о жизни, попросить у кого-то прощения, может, даже, помолиться. А кому молиться? Тилису, Единому В Трех Ликах? Так он не услышит. Ведь Тилис — это имя пришельца. Или пришельцев. Или название их планеты… в общем, «Тилис! Тилис! Тилис!» — это первые три слова из книги пришельцев, корабль которых потерпел крушение на этой планете лет пятьсот назад. И выжило их как раз трое. И жили они у скагов, но не здесь, на материке, а у чертей на острове, в Городе Башен. На континент краснокожие пришли как раз оттуда. Что они там друг с другом не поделили — один Тилис, Единый В Трех Ликах, ведает.
Меня, бесцеремонно схватив за ногу, куда-то волокли. Иногда попадались ступеньки, тогда я едва успевал поднять голову, чтобы не приложиться затылком, но несколько раз все равно схватил бетоном по башке. Весьма ощутимо.
Стало свежее. Похоже, меня вытащили из здания. Неужели Великому Хану не доставляют удовольствия крики истязаемых пленников, и пыточную разместили поодаль от тронного зала? Пронесли еще немного, и бросили. Последовали удаляющиеся шаги, и… тишина! Если скаги хотят, чтобы я умер от голода — это, конечно, долгая смерть, но какая-то уж слишком идиотская пытка. Я подергался, пытаясь распутать узлы, но безуспешно. Кто вязал мне руки — отлично знал свое дело. Так я и лежал в ночи скагаранского города, ожидая своей участи. Кажется, даже задремал.
— Шанг, молчать! — услышал я знакомый голос.
Кто-то разрезал веревки на моих руках и снял мешок с головы. В лицо ударил свет мощного фонаря. Я зажмурился, закрывая глаза рукой.
— Шанг, ходить. Далеко ходить.
— Да что за… — возмутился я.
Мой рот зажала чья-то сильная рука и я увидел блестевшие в электрическом отблеске золотые кольца на рогах. Киниш!
— Моя сын жить, Великий Хан отпускать шанг, — зашипел скаг. — Шанг ходить быстро, ходить далеко.
— А мои друзья, где они? Другой шанг?
— Другой шанг умирать, — невинно ответил черт. — Совсем мало пытать. Чуть-чуть. Совсем быстро умирать.
— Как умирать? — отказывался я поверить в услышанное.
— Вся шанг — враг вся скаг, — пояснил Киниш. — Твоя шанг не враг моя. Твоя шанг враг моя потом. Сейчас моя отпускать твоя.
— Так я не понял — они уже убиты?
— Уже, да, уже. Твоя совсем быстро ходить, далеко ходить. Совсем далеко, — взмолился инопланетянин.
И тут я все понял. Киниш обменял их жизни — на мою! Скаги ему никогда не простили бы, если б черт помиловал всех. Да и сейчас, отпуская меня, он, по сути, совершает преступление против своего племени. Против всех племен. Скагаране жаждали смерти людей. Это с одной стороны.
С другой стороны — были традиции. Долг крови. Жизнь за жизнь. И это работало в обе стороны. Если ты забрал жизнь скага — скаг ответит тем же. Если спас скага — скаг, опять же, ответит тем же. Конечно, последние десятилетия инопланетяне положили с прибором на все традиции. Но среди них не было Великих Ханов! Что это за Великий Хан, если он начнет с нарушения традиций?
Долг скага требовал убить и меня. Но долг скага-отца требовал сохранить мою жизнь. Случился конфликт интересов. А долг Великого Хана, один из — как раз разрешать такие конфликты. Но, опять же, решать таким способом, чтобы удовлетворить старейшин племен. И вот здесь Великий Хан принял решение казнить всех пленников, но оставить меня в живых. Это не противоречило традициям и устраивало старейшин, но Киниша, как отца, при этом Великого Хана, устраивало лишь отчасти. Однако, пользуясь своим авторитетом, хитрый черт при помощи верных скагов устроил мне побег, пока остальные были заняты казнью. Теперь долг и отца, и Великого Хана был исполнен на сто процентов!
А мужики? Виталик, Семенов и штурмовик, имени которого я так и не узнал. Они мертвы! Рукоять револьвера Киниша, торчащая из кобуры, качалась в такой заманчивой близости от моей руки… я взвешивал в голове все за и против. Обратит ли кто-нибудь внимание на одиночный выстрел? Вряд ли. За эти несколько минут, что скаг уговаривал меня бежать, стреляли несколько раз в разных концах города. Здесь это было обычным делом. Завалить Великого Хана… я сполна отомщу за своих друзей! Ладонь уже развернулась к оружию…
Но я слишком медлил. Киниш понял мои намерения и заломил руку, повалив меня на землю. Над ухом щелкнул взводимый курок револьвера.
— Шанг, ты совсем черт? — яростно прохрипел скаг. — Быстро уходить, или я тебя убивать.
Выбора не было. Или умереть в обреченной на провал попытке отомстить, или выжить, вернуться и отомстить потом. Я встал и пошел прочь, внутренне сжавшись, ожидая любого подвоха. У меня не было уверенности, что инопланетянину не стукнет в голову пальнуть мне в спину. Но он сам меня окликнул:
— Шанг! Я вернуть долг кровь!
Я облегченно вздохнул. Хотел бы застрелить меня — уже сделал бы. Если подумать — зачем меня вытаскивать перед казнью, чтобы замочить в подворотне в гордом одиночестве? А теперь скаг все объяснил — нашу следующую встречу переживет только один. Киниш поступит так, как ему велит долг Великого Хана — попросту убьет меня. Если я не убью его раньше. На то воля Тилиса, Единого В Трех ликах.
Я ненавидел этого скага так, как не ненавидел никого. Больше, чем сержанта в училище. Даже больше, чем географичку в школе, хотя больше, казалось, вообще невозможно. Ненавидел его за убийство людей там, в засаде. Но еще больше — за убийство майора, лейтенанта и штурмовика. Вспомнив Лопатина, я почему-то подумал, что полтинник мне Виталик теперь точно не вернет. Не в полтиннике, конечно дело. Просто долги напарника — самая частая тема разговора между нами. Помимо анекдотов. Но вместе с тем, я верил лейтенанту, как себе. Я знал, что на него можно всегда положиться. Если дело не касается денег. Или выпивки. Бывало, Лопатин тупил, бывало я материл его, на чем свет стоит. Но, случись что у меня — он снял бы последние штаны. Я не сомневался — Виталик, если так ляжет карта, умрет за меня. Так оно и случилось. Мужики, я за вас отомщу. Клянусь!
Но, вместе с тем, я восхищался Кинишом. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что живой я буду убивать его соплеменников. Пачками. Сотнями. Тысячами. Покуда хватит сил. Представится возможность — и самого Великого Хана замочу с огромным удовольствием, получив моральное удовлетворение больше, чем от первого секса. Но рогатый отпустил меня. Устраивая побег, он сам рисковал. Его карьере верховного скага мог прийти конец, едва она началась. Наконец, его помощники могли просто сдать хана. Однако краснокожий выплатил долг крови. Просто не мог поступить иначе. Наверно, Киниш не был бы тем, кто он есть, если б был другим.
Потому и побег был возможен вообще. Скаги беззаветно верили Великому Хану, а он верил им. Похоже, это и есть формула идеального правителя: доверие. Иначе… зачем, вообще, жить, если некому верить?
Я бежал на заставу Сигнальную. Бежал — не только для того, чтобы быстрее оказаться среди людей, еще и потому что было чертовски холодно, и согреться я мог только так. Бежал почти наугад. Из всех ориентиров была лишь гора Сигнальная — черная, как смоль в темноте Невидимого Солнца, с яркими точками костров. Она должна оставаться за правым плечом, и периодически я оборачивался, сверяя курс.
Здесь, во тьме, вне всяких сомнений, бродили саблезубы, многороги и другие хищники. В траве ползали змеи. И я б абсолютно не удивился, если б кто-нибудь набросился на меня из ночи. Великий Хан не так уж и многим рисковал, отпуская меня, если подумать. Шансы добраться до заставы в Невидимом Солнце и не быть съеденным — не так уж и велики. Но мне определенно везло, везло невероятно, везло чертовски.
Шашлык и малоподвижный образ жизни делали свое дело — легкие горели, мышцы собирались треснуть пополам. Я двигал руками и ногами чисто автоматически, направляясь к мигающей точке впереди.
Точке? Мигающей точке!? Свет! Там, впереди свет! И там, впереди, могут быть только люди! Собрав в кулак остатки сил, я ускорил бег. Точка становилась все ближе. Скоро стало ясно, что это — свет автомобильных фар.
Может, патруль с Сигнальной? И тут, когда я приблизился достаточно, меня накатила волна ужаса. Это и была Сигнальная! Только прожекторы башен не шарили по степи в поисках нарушителей, они вообще не горели! Не мигал даже огонек на радиомачте! Автомобильные фары светили внутри заставы, пробиваясь наружу через пролом в стене!
Я остановился. Отдышался. Подкрался. Затаился. Прислушался.
Внутри разговаривали земляне. Наши! Я осторожно заглянул в дыру, и, выдохнув, перешагнул через груду бетона, переплетенного арматурой.
— Тилис в помощь, добрые люди, — поздоровался я.
Не знаю, на что я надеялся? Потухшие прожектора уже о многом говорили, не говоря уже о пробитой стене. Защитники заставы, все, как один, были передо мной — их головы, насаженные на шесты. Двор заставы хранил следы боя — изрешеченные стены, местами заляпанные кровью и раскуроченный взрывом бронебульдозер.
Другая техника пограничников отсутствовала, но внутри стен стояли три автомобиля, которые я видел ранее — два джипа и четырехосный грузовик работорговцев. Дельцы были здесь же — они таскали ящики с провиантом из казарм.
Услышав мой голос, люди, побросав поклажу, схватились за оружие.
— Ха! Старлей! Ты, что ли? — воскликнул бородатый. — Как? Откуда? Сбежал, что ли? От чертей? С ума сойти!
— Мародерствуете? — поинтересовался я.
— Вашими молитвами, — человек отвесил шутливый поклон. — Вот скажи мне, старлей, кому было б хуже, если б Белкин не резал нам шины, дал бы нам уйти? Ну да, припугнули б мы вас слегка. Забрали б этого черта. Но мы б вас не убивали! Все остались бы живы! Даже этот твой Белкин! Все же к тому шло! Я вообще не удивился, когда остатки конвоя увидел. Сдал бы я этого черта янкелям. Ну, пусть, не за миллион. Пусть за полмульта. Даже сто тысяч! Нам с головой хватило бы, да парни?
Его поддержало несколько голосов. А ведь работорговец прав! Если б начальник заставы не уперся в чувство долга, если б он дал бродягам покинуть заставу до нас, как минимум — они сами устроили б на нас засаду. Как максимум — сами попали б в ловушку чертей. Сколько хороших людей остались бы в живых! Не говоря про Лопатина… если бы да кабы!
— А тут что было? — спросил я.
— А непонятно? Черти напали на заставу. Вырезали всех. Уперли почти все. Остались только сухпайки. Но мы не жадные — поделимся! Хотя… знаешь, старлей, а поехали с нами? Я вижу, ты — парень не промах! На моей памяти ты — единственный, кому удалось сбежать от чертей. Единственный! А это дорогого стоит!
— Нет, — покачал я головой. — Я в Верхнезаводск.
— Куда?
— В Верхнезаводск, — повторил я.
— О! — протянул бродяга. — Да ты не знаешь ничего! Нет больше Верхнезаводска.
— Как — нет?
— Так — нет! Ничего нет! Черти напали на города по эту сторону границы. На все. Одновременно. Там такое месиво… резня! Реки крови. Народу полегло…
— Тысячи?
— Сотни тысяч… — горько усмехнулся работорговец. — Пленных не брали. Кто успел — свалил по морю или по воздуху.
— Я тебе не верю! — прокричал я.
— Серьезно? А как ты думаешь, почему здесь, на Сигнальной, после нападения находимся мы, а не погранвойска? Да потому, что нет больше никаких войск!
— А по ту?
— Что?
— Ты сказал: по эту сторону границы. А что по ту сторону?
— А ты не понял? Американцы над чертями и верховодят.
Проклятый полковник! Какую кашу заварил всего один человек! Всего один предатель! Сейчас его смерть мне показалась слишком легкой. Ноги отказались держать меня и я сел на обломок стены. Зато, если и оставались какие-то сомнения в словах разведчика про фигуру в балахоне, теперь они развеяны окончательно. Американский военный советник.
— Дайте мне машину, — потребовал я.
— Э, нет, старлей, — возразил бродяга. — Не дадим. Нам еще столько пограбить надо… потом двинем в НАШ, как загоним все добро, поднимем бабла… А поднимем бабла — станут другими дела! А что? Конъюнктура изменилась — сам видишь! Я серьезно: поехали с нами! Куда тебе еще деваться? А человек, который в Невидимом Солнце нашел Сигнальную… без сигналов! Ты по запаху, что ли, шел?
— Чего искать-то, если вы так фарами сверкаете? — удивился я.
— Оп-па… — подпрыгнул бородач. — Ребята, валим отсюда.
— Оружие хотя бы дай, — попросил я.
— Миха, не надо… — покачал головой один из работорговцев.
— Ша! — ответил главарь. — Человек человеку — не черт! Дай ему Калашмат. Только нормальный, чтобы стрелял.
Оставив мне автомат, подсумок с магазинами и фонарик, бродяги, не закончив грабить, попрыгали в свои машины и умчались. Мне тоже надо валить, если я нашел заставу по свету фар — значит и рогатые обратили внимание, и знают, что Сигнальная не такая безжизненная, какой они ее оставили. Проклятые черти! Только куда? Пока непонятно.
Закинув оружие на плечо, я зашел в казармы. Моя одежда пришла в полную негодность, а топать еще неизвестно сколько. Необходимо, как минимум — собрать остатки провианта, что не успели разграбить братья-земляне. Желательно еще переодеться. И валить.
Внутри казармы все было перевернуто вверх дном. Еще бы! После нападения на заставу чертей, которые вырезали всех подчистую! Но даже в этом жутком бардаке мне посчастливилось найти камуфляж, подошедший по размеру. С сержантскими нашивками, но сейчас это меня абсолютно не волновало. Бронежилеты, каски и любое оружие отсутствовало. Похоже, такие трофеи черти забрали с собой. К моему величайшему сожалению, все средства связи, что оставались на Сигнальной, были уничтожены. Компьютеры — тоже. Впрочем, без электричества от них все равно никакого толку. Освещая помещения фонариком, я запихивал в найденный здесь же баул все, что могло пригодиться. От батареек до брикетов сухпая.
Одной из самых приятных находок стала карта. Терру я и так знал неплохо. Не зря же я так ненавидел эту старую каргу — школьную географичку! Все же она умудрилась запихнуть кое-какие знания в мою голову.
Конечно, эти знания были весьма общими, но с картой я смог ориентироваться. Соваться к своим — бесполезно, это и так понятно. В Новые Американские Штаты — аналогично. В лучшем случае меня там ждет плен. Японцы и норвежцы на побережье… я просто не дойду до них через всю страну, занятую скагами. Франко-Канада — тоже не вариант. Они слишком дружны с американцами, и гарантий, что меня не сдадут как только я достигну границы — не было. И это все — при том, если черти напали только на нас! А если работорговец ошибался, и за этим стояли не наши партнеры? Картина не лучше. Получалось, при любом раскладе деваться некуда! Можно хоть сейчас пулю в башку пустить, чтобы не мучаться.
Север перекрыт скагами, юг — тоже скагами, после которых — океан. Запад — американцами. До Марининских островов, если они еще не захвачены, я просто не доберусь вплавь. Оставался восток. А что у нас на востоке? На востоке только Ничейные Земли, которые ничейные как раз потому, что они задаром никому не сдались. Там даже жрать нечего! Степи и болота. А за ними…
— Оп-па! — воскликнул я.
А за ними — поселение землян, которое и перенеслось со Старой Земли по причинам, неизвестным до сих пор. И порт Первый, с которого отправлялись переселенцы в Порт-Артур. Даже от Верхнезаводска туда была проложена железная дорога. Вернее, проложена она была не отсюда туда, а как раз наоборот, оттуда сюда, но сути дела это не меняло.
Кажется, сто лет назад там была какая-то научная станция… да-да, точно! Именно там исследовали летающих медуз, которые производят кислород для этой планеты. Загвоздка в том, что местные растения не содержат хлорофилла, а потому, несмотря на все желание освоить материк полностью, человечество вынуждено ограничиться областями, не занятыми медузами — весьма опасными и неглупыми тварями. По злой иронии судьбы, убийство медуз лишит планету кислорода, и, соответственно, жизни. Так что, несмотря на все желание освоить всю Терру, люди проживали в областях, не входящих в ареал обитания медуз. Конечно, это — пока. Земные растения распространялись с чудовищной быстротой и рано или поздно настанет день, когда этих монстров можно будет истребить полностью, но это в весьма отдаленном будущем.
Если станция еще функционирует — она просто идеальное место! Скаги туда не сунутся, слишком далеко и, опять же — медузы, которым абсолютно все равно, кем питаться, людьми или чертями. Американцам болота тоже не сдались, да и вряд ли они знают про Первый. Одно омрачало мою радость — до тех мест больше тысячи километров. Тысяча километров! На своих двоих я доберусь туда, в лучшем случае — месяца через два. Но это мой единственный шанс.
Ветер, ворвавшись в разбитое окно, донес перестук копыт. Черти! Сверкать фонарем в кромешной тьме Невидимого Солнца и надеяться, что меня не заметят… непростительная глупость! Я поспешно потушил свет, и, загнав патрон в патронник автомата, спрятался за стеной.
Во двор Сигнальной, верхом на лошадях, въехали трое скагов. Именно таких типичных скагов, которых изображают в кино — в непонятном тряпье и с Калашматами. Они остановились у груды искореженного металла, бывшей некогда бронебульдозером, о чем-то переговариваясь на своем непонятном языке. Я навел на всадников оружие, приготовившись нашпиговать каждого свинцом.
Но я не торопился. Меня беспокоил вопрос: они одни, или рядом еще инопланетяне? Если я их срежу — услышит ли кто-нибудь выстрелы? И примчится ли сюда целая орда скагов, которые порвут меня, как Тузик грелку и моя башка займет свое место на шесте среди других защитников Сигнальной?
Времени для размышлений оставалось все меньше — двое собирались спешиваться. Если даже я завалю их позже — оставшийся в живых ускачет и приведет подмогу, а сколько ее там будет, этой подмоги — один Тилис, Единый В Трех Ликах ведает. Черти уничтожили целый гарнизон погранзаставы! Куда мне тягаться с ними в одиночку?
Я поставил локоть на перевернутый шкаф, прицелился и дал очередь. Двоих я уложил сразу, причем одного — вместе с конем. Я впервые в жизни убил живое существо! Причем сделал это осознанно. Даже — целенаправленно. Почему впервые? Потому что там, в засаде, я не уверен, что попал в кого-то. Я убил сейчас. Не из-за ненависти, хотя я имел полное право ненавидеть скагов. Как по отдельности, так и всех скопом. За сотни тысяч убитых людей, про которых говорил работорговец. За вырезанный гарнизон заставы. За бойню на дороге. Наконец, за моих друзей, казненных в Скагаранском Халифате. И я их ненавидел.
Но в этот момент не было ненависти. Только холодный расчет. Осознание того, что передо мной боевая единица противника и я должен ее уничтожить. Удовольствия никакого я тоже не испытал. Только моральное удовлетворение. Я не видел в рогатых живых существ. Только мишени. Для чего-то же меня учили убивать…
Третий попытался скрыться, но я дал еще одну очередь. Мимо! Дернул палец, пули ушли в сторону, щелкнув по стене, выбив каменную крошку. Прицелившись лучше, я всадил в спину удирающего черта остатки магазина. Попал! Инопланетянин завалился на бок и повис в стремени удаляющейся лошади.
Вот сейчас точно пора уходить! Схватив баул, я выскочил из казармы. К счастью, оставшийся конь зацепился поводьями за точащую из останков бульдозера железяку, и не мог сбежать. Выдернув из ножен одного из скагов штык, я срезал ремни подсумков обоих, выхватил из кобуры второго пистолет и запрыгнул в седло. Теперь мой путь лежал на восток.