- Он вовсе не спит,- запротестовала Анна.
- Да-да, доктор, он почти совсем не спал все утро,- подхватила Полли, горделиво склоняясь над новорожденным.- В жизни не встречала такого бойкого малыша!
- Ну конечно! Тебе-то откуда знать, чем он занимался все утро? Насколько я помню, перед моим уходом вы, леди, спали, а Анна собиралась отправиться домой и тоже прилечь. Да, а куда подевался Джим?
- Он пошел на работу,- объяснила Анна.- Понимаешь, по-моему, ему стало стыдно, что он заснул и проспал самое главное. Я сказала, чтобы он ни о чем не волновался, а я за него подежурю. Ничего страшного, Тони,- мне и спать-то не хотелось.
- Это тебе спать не хотелось? После того, как ты двадцать шесть часов провела на ногах? Рассказывай сказки кому-нибудь другому! - Он изо всех сил старался быть суровым, но почему-то у него плохо получалось.- Значит, если я правильно понял, ты отправила Джима на работу, чтобы дать ему возможность похвалиться перед ребятами сыночком, потому что сна у тебя ни в одном глазу? Так же, кстати говоря, как у Полли и у этого мелкого огольца? Так вот, объявляю вам троим со всей ответственностью, что с этой минуты вам очень хочется спать... спать... спать... Надеюсь, вам все понятно, милые дамы?
Претворяя слова в действие, Тони решительно подхватил люльку и перенес ее в дальний угол, с удивлением попутно отметив, что женщины его не обманывали. Юный Кендро бодрствовал, вовсю дрыгал ручками и ножками и был, казалось, полностью доволен жизнью. Даже не пищал, что довольно странно для новорожденного младенца.
- Анна, давай-ка выметайся отсюда,- приказным тоном заявил Хеллман, поставил колыбель на пол и повернулся к роженице: - А тебе, Полли, даю десять минут, чтобы уснуть. Не заснешь сама, пеняй на себя - вкачу двойную дозу снотворного! Тебе никто не говорил, что после родов отдыхать надо?
- Ладно вам, доктор,- откликнулась Полли, решительно не желая воспринимать всерьез суровый вид врача.- Он такой милый... Честное слово, Тони! - С этими словами она повернулась на бочок, натянула одеяло и погрузилась в глубокий сон еще раньше, чем медицинский персонал покинул палату.
- Отправляйся домой,- сказал Тони,- а я тут себе сооружу что-нибудь на завтрак. Постой-ка, а ты вообще-то ела или так и просозерцала все утро?
- Спасибо, Тони, я перекусила немного,- с отсутствующим видом ответила Анна, но тут же встряхнулась, собралась и вновь превратилась в надежную и внимательную медсестру, которой по праву мог бы гордиться любой крупный госпиталь.- А как же Полли? Разве тебе не надо уходить? Должен же кто-то с ней остаться.
- Я позову Глэдис перед уходом. Ступай и ни о чем не беспокойся.
- Ну хорошо, уговорил,- насмешливо проговорила Анна, должно быть в отместку за его командирские замашки.- Только не надо меня подгонять. Сказала, уйду - значит, уйду. Кстати, ты не забыл о завтрашнем ужине?
- Даже смерть не сможет мне помешать прийти,- заверил он ее, улыбаясь.
Анна подошла к столу и вынула суточную продуктовую карточку из ящика, где они хранились.
- Вот, ты уже внес свою долю авансом,- сказала она, помахав кусочком пластика перед носом Тони.
- Никогда в жизни с такой радостью не расставался с наличностью,признался Хеллман.
Он проводил Анну к выходу и церемонно распахнул перед ней дверь. Он так и не сумел отучиться от этой привычки, не совсем уместной в атмосфере воинствующего равноправия полов, сложившейся в колонии. Лишь когда Анна скрылась из виду, он вернулся в комнату и только сейчас вспомнил о поставленном на плиту "кофе". Ясное дело, кофе давно выкипел! Теперь придется завтракать всухомятку. Ничего не поделаешь, сам виноват! Есть, однако, с каждой минутой хотелось все сильнее. Жаль, конечно, что вода на Mapce так дорого обходится, но и без кофе можно прекрасно набить желудок. |Порывшись в холодильнике, Тони обнаружил кастрюльку с овсянкой двухдневной давности, быстренько разогрел, не отходя далеко от плиты, и мгновенно умял прямо из кастрюли. Покончив с завтраком, он заглянул напоследок в палату к Полли, убедился, что она спит, вышел на улицу и зашагал к дому, где обитало семейство Поровски, чтобы найти Глэдис.
В свои четырнадцать лет Глэдис была самой старшей из детей колонистов, что неудивительно, так как среди взрослых не было никого старше тридцати пяти. Поэтому она занимала в иерархии колонии особое место, своего рода переходную ступеньку между статусом работника и "мальчика (или девочки) на побегушках", как, скажем, ее младшая сестренка. Она была достаточно взрослой, чтобы помогать кому угодно практически в любом виде деятельности, но все еще слишком юной, чтобы взваливать на ее плечи полную ответственность за порученное дело. Не найдя ее дома, Тони узнал, что девочка пошла к Джоан Редклифф посидеть с больной. Поскольку ему все равно нужно было навестить Джоан, доктор направился прямиком к дому Редклиффов.
Если уж им все-таки придется распрощаться с Марсом, в утешение можно будет привести хотя бы тот аргумент, что такой шаг почти наверняка спасет жизнь Джоан. С другой стороны, доктор не сомневался, что вынужденный отъезд разобьет сердце бедной женщины и сведет ее в могилу на Земле так же верно, как... Он и сам не знал, что сводило Джоан Редклифф в могилу на Марсе, но больная угасала буквально на глазах. Эта худенькая, миниатюрная женщина, его главная пациентка, готова была положить жизнь за процветание маленькой колонии. Она была прямо-таки без ума от Марса, в то время как Марс медленно, но безжалостно убивал ее.
Заболевание Джоан походило одновременно на острую аллергию, хроническую сердечную недостаточность и отравление грибами средней тяжести. Никаких грибов, естественно, не было и в помине, но Тони все равно не мог поставить диагноз.
Джоан слегла уже на второй день после того, как чета Редклифф прибыла на рейсовом корабле и влилась в дружную семью колонистов. Если Хеллману в ближайшие три недели так и не удастся найти радикальное средство, чтобы поставить ее на ноги, скорее всего, Хенку Редклиффу придется забирать жену и отправляться обратно со следующим кораблем. Тяжело вздохнув, Тони крепко закусил мундштук своей пустой курительной трубки, чертыхнулся шепотом, сунул трубку в карман и вошел в дом.
Пройдя в спальню к больной, он присел на краешек постели, поставил на стол свой черный саквояж с лекарствами и инструментами и спросил:
- Ну-с, как у нас сегодня идут дела, милочка?
- Не так, чтобы очень, доктор,- прошептала Джоан со слабой улыбкой, даже в таком состоянии не забывая первую заповедь колонистов: улыбайся, даже если хочется плакать! - Я все никак не могу нормально улечься. Такое ощущение, что я лежу не на простыне, а на целой куче хлебных крошек и речных ракушек.
Она вдруг закашлялась. Кашель был сухим, лающим, от него мучительно сотрясалось исхудавшее, легкое как перышко, тело несчастной. Сердце доктора сжималось от жалости и сочувствия, но он ничем не мог ей помочь.
Хлебные крошки и речные ракушки!
Иногда ему казалось, что болезнь поразила не только тело, но и мозг тоже. Порой бывало трудно разобраться в ее речах и определить, чем вызвано то или иное бессвязное высказывание - лихорадочным бредом либо прогрессирующей шизофренией.
Приступ кончился. Джоан подавила позыв снова начать кашлять. Ее пересохшее горло саднило и болело. Тони сочувственно покачал головой, хорошо зная, каких волевых усилий с ее стороны это стоило. Да, эта женщина обладала поистине незаурядной силой духа! И она хорошо усвоила вторую заповедь колонистов: береги здоровье, потому что оно является всеобщим достоянием!
Джоан жила только для колонии. И еще для своего мужа Хенка. По натуре она принадлежала к довольно редкому в наши дни типу молодых женщин, готовых пожертвовать деньгами на обед ради униженных, обездоленных или голодающих в Африке. "Хотелось бы знать,- мелькнуло в голове у доктора,- во сколько несъеденных обедов обошелся им с мужем семейный долевой пай в колонии Сан-Лейк-Сити?" Он тут же устыдился этой мысли. Джоан была не из тех, кто согласится на положение бедной приживалки без права голоса - в такого рода вещах она была максималисткой. Она чувствовала себя счастливой только тогда, когда душой и телом могла ощутить себя причастной к какому-нибудь героическому подвигу или общественному движению, пускай даже непопулярному или презираемому подавляющим большинством. Одним словом, она была идеалисткой, готовой без колебаний сложить голову на алтаре своих идеалов.
Тони отлично понимал Джоан, потому что и сам отчасти был таким же, как она. Собственно говоря, все колонисты в большей или меньшей степени были идеалистами, иначе они просто не оказались бы здесь. Другое дело что доктор сильно сомневался, хватило бы у него, например, силы воли сражаться с приступом кашля ради одной лишь сомнительной перспективы поправиться на несколько часов или минут раньше, чтобы посвятить эти дополнительные часы или минуты труду во благо колонии. При условии, разумеется, что она вообще когда-нибудь поправится.
- Я чувствую, доктор, в вашем саквояже припрятано для меня какое-то волшебное снадобье,- прошептала Джоан, героически выполняя третью заповедь: сохраняй оптимизм в любой ситуации - светлое будущее не за горами!
- Если и не волшебное, то уж во всяком случае заговоренное,- усмехнулся Тони и ловко засунул градусник в пересохший, воспаленный рот пациентки. Потом привычно отвернул одеяло и занялся осмотром. На руках и ногах он обнаружил несколько новых фурункулов, появившихся после предыдущего визита. Слава Богу, уж с фурункулами-то он знал, как бороться! Тони щедро помазал их мазью, перевязал, затем сменил старые повязки на свежие.
- Как хорошо! - благодарно проговорила Джоан, когда он вынул у нее изо рта градусник.- Так прохладно!
По сравнению со вчерашним днем температура подскочила на целых три десятых градуса и составила тридцать семь и семь, а градусник, хоть и побывал во рту, остался совершенно сухим. Тони озабоченно покачал головой. Придется снова делать укол. Он не любил инъекции, особенно в тех случаях, когда не был уверен в диагнозе, но предыдущий опыт показал, что после введения анти-гистаминных препаратов, которых у него в аптечке почти не осталось, пациентке становится немного легче. Конечно, эффект был временным, да и побочные явления могли проявиться нежелательные, но укол все же смягчал воспалительный процесс в горле и трахеях, несколько понижал температуру и позволял бедняжке нормально поспать хоть несколько часов без терзающих душу и тело приступов кашля. К несчастью, целительное воздействие инъекции длилось не более суток, после чего снова наступало резкое ухудшение.
Через сутки должен был вернуться Хенк. Доктор возлагал на его возвращение большие надежды. Хенк вез несколько ампул новейшего гормонального препарата земного производства. По слухам, доктор Беноуэй, обслуживающий ММ К, творил с его помощью настоящие чудеса, особенно при лечении тяжелых ожогов и воспалительных процессов.
Джоан закрыла глаза и расслабилась. Только сейчас доктор обратил внимание на желтые, как старинный пергамент, веки и пересохшие, шелушащиеся губы. Мимолетная гримаса боли скользнула по его лицу.
- Господи, девочка, какая же ты все-таки еще глупая! - прошептал он, бесшумно поднялся с постели и прошел в дальний угол комнаты, где стоял на подносе кувшин с питьевой водой. Через несколько секунд Тони снова стоял у кровати больной.
- Джоан! - тихо позвал он.-Джоан, ты меня слышишь? Она открыла глаза и увидела протянутую доктором чашку.
- Попей водички, милая.
- Спасибо.- Она глубоко вздохнула, протянула руку за чашкой, но тут же отдернула ее, словно наткнувшись на раскаленное железо.- Нет, я не хочу пить! - Теперь она уже окончательно проснулась. В широко раскрытых глазах зайчиком метался испуг.- Я правда не хочу, доктор,- прошептала она умоляюще, но Тони заметил, как жадно смотрит Джоан на воду, и решил не церемониться.
- Пей, кому говорят! - рявкнул он и поднес чашку к губам молодой женщины.
Сначала она только пригубила, но потом не выдержала и осушила чашку в несколько торопливых глотков.
- А теперь скажи, для чего ты так над собой издеваешься? Я же выписал для тебя дополнительный водяной рацион!
Джоан ничего не ответила, только покраснела и отвела взгляд.
- Понятно. Придется мне поговорить с Хенком, когда он вернется. Я никому не позволю морить жаждой моих пациентов!
- Хенк тут ни при чем, доктор Тони! - торопливо прервала его гневную тираду Джоан.- Он ничего не знает. Я даже ему не говорила.
Поймите, вода так дорога здесь, и ее не всегда хватает тем, кто трудится в полную силу... А я просто лежу и ничего не делаю. Я не заслуживаю даже своей порции, не то что дополнительной!
Хеллман молча взял кувшин, снова наполнил чашку и помог больной приподняться.
- Замолчи и пей! - приказал он.