— Скажи им, что по возвращении всех ждут солидные наградные. Кстати, когда мы доберемся до какой-нибудь цивилизации на этом чертовом шарике, мы попробуем организовать что-то вроде выплаты жалованья.
— Об этом пока думать рано, — покачала головой Косутич. — Пока пережить бы нам благополучно эту ночь, о большем я и не прошу. Не нравятся мне рассказы об этих ядэнах, очень не нравятся. Этот здоровенный скользкий ублюдок не похож на пустозвона, слухами он пугать не станет.
Панэ кивнул, но вслух ничего не сказал. Не мог же он признаться подчиненной, что мардуканский шаман напугал и его.
— Проснись, Вилбур. — Младший капрал д'Эстре стукнула напарника-гранатометчика по ботинку прикладом плазмомета. — Ну давай же, глупое животное. Твое время вышло.
По местному времени уже наступила полночь, и девушке уже давно хотелось отдохнуть. После захода солнца они уже два раза менялись местами, но с тех пор стало значительно холоднее. За все это время она видела, как вдалеке, между деревьев, пробежали несколько мелких тварей, и слушала непривычные звуки чужой планеты. Ничего опасного, ничего такого, о чем можно было бы вспомнить в письме домой. Даже в безлунную ночь шлем позволял видеть неплохо — как в вечерние сумерки. Час за часом она могла только ждать, наблюдать и думать о том, как они влипли. Почему бы не заняться этим Вилбуру, тем более что его очередь дежурить? А она заползет в палатку и наконец уснет, только сначала надо выпинать оттуда разленившегося напарника.
Гранатометчик спал примерно в метре от окопчика. Морпеховская палатка представляла собой гибрид одноместной туристской и спальника. В случае тревоги боец мог выбраться из нее в мгновение ока и скатиться на дно окопа, даже толком не проснувшись. Обычно Вилбур просыпался при первом же прикосновении напарника, но позади был тяжелый день, и он спал чересчур крепко.
Разозлившись, д'Эстре достала фонарик и включила красный фильтр. Кроме видимого света он давал и инфракрасное излучение, легко проникающее сквозь ресницы. Сейчас она ему устроит...
Она откинула клапан палатки и направила фонарик в глаза спящего.
Когда прозвучал первый вопль, Роджер мгновенно вскочил на ноги. Лучше бы он этого не делал — заработал бы на несколько ушибов меньше. Едва он выпрямился, на него навалились двое морпехов и с размаха уложили на землю, лицом вверх. Спустя мгновение еще трое уселись на него сверху, а вокруг образовалось плотное кольцо телохранителей, ощетинившееся стволами наружу. Роджер и опомниться не успел.
— Слезьте с меня, черт бы вас побрал! — заверещал он.
Никто даже не шевельнулся. Пределы его власти были обозначены предельно четко: морпехи позволяли ему решать самостоятельно всякие пустяки — например, жить им или умирать, — зато в серьезных вопросах — а именно: жить или умереть ему самому — голос принца не значил ровно ничего. Телохранители игнорировали его приказы и угрозы так равнодушно, что в конце концов он бессильно хихикнул и затих.
Прошло несколько минут. Руки и ноги, закрывшие тело принца со всех сторон, расплелись, груда тел рассыпалась. Кто-то отпустил парочку добродушных шпилек, которые Роджер благоразумно не расслышал, еще кто-то протянул ему руку и помог встать. Вокруг было темно, как в штольне, и Роджер поначалу не понял, что заставило пехотинцев отпустить его на волю, но тут еще кто-то надел ему на голову шлем, и зрение прояснилось. В дверном проеме штабной палатки стоял Панэ.
— Поздравляю, — устало сказал капитан, — у нас в гостях побывали вампиры вашего приятеля.
В личном файле гранатометчика значилось, что ему двадцать два года, рост сто семьдесят сантиметров, вес девяносто килограммов. Он родился на Нью-Оркнее. Волосы у него были светло-рыжие. Это уже не из файла: Роджер смотрел на его руки, густо покрытые рыжеватой шерстью.
Девяноста килограммов в парне уже не было. Его веснушчатые руки в ярком луче фонаря напоминали кости скелета.
— Что бы это ни было, — сказала Косутич, — оно высосало всю кровь, до последней капли.
Она завернула край «хамелеона», показала отметины на животе, затем повернула голову покойного, демонстрируя горло и шею.
— На всех артериях одно и то же: по два прокола примерно на ширине человеческих клыков. Может, чуть поуже.
Панэ повернулся к младшему капралу, обнаружившему погибшего. Девушка с каменным лицом стояла над телом своего бывшего напарника и не мигая смотрела на командиров (в командной палатке, где они собрались, присутствовал и командир ее взвода).
— Расскажите все еще раз, — сказал Панэ с несгибаемым терпением.
— Я ничего не слышала, сэр. Я ничего не видела. Я не спала. Рядовой Вилбур ничего не говорил, не стонал, и вообще никаких звуков с той стороны, где он спал, не доносилось. — Она заколебалась. — Я... Может, я и слышала что-то, но звук был настолько слабый, что я не обратила внимания. Это было похоже на проверку слуха, когда невозможно понять, слышишь ты что-то или тебе только кажется.
— А что это было? — спросила Косутич.
Она тщательно осматривала изнанку походной палатки погибшего. Ничего подозрительного. И все-таки нечто проскользнуло в лагерь и снова исчезло, абсолютно беззвучно. Крохотная палатка размером и формой напоминала спальник-переросток, места в ней было ровно столько, чтобы могли поместиться человек и его личные вещи. Но то, что убило рядового, проникло внутрь, не оставив никаких следов.
— Это было похоже... на летучую мышь, — выдавила наконец стрелок, сообразив, что напоминал ей этот звук. — Но в тот момент я ничего такого не думала.
— Значит, летучая мышь, — терпеливо повторил Панэ.
— Да, сэр. И один раз был такой... хлопающий звук... Я осмотрела окрестности, но признаков движения не заметила. — Она замолчала и обвела взглядом начальство, выстроившееся полукругом. — Я знаю, какие звуки они издают, сэр...
Панэ коротко кивнул.
— Итак, летучая мышь. — Он глубоко вздохнул и снова уставился на мертвое тело. — Сказать по правде, капрал, этот звук издавала неизвестная нам тварь, живущая на планете, о которой мы почти ни черта не знаем. Вот и все. Уложите его в «саркофаг», — приказал он Косутич. — Утром мы проведем короткую службу и сожжем тело.
«Саркофаг» морской пехоты представлял собой термостойкий пластиковый мешок, позволявший сжечь содержимое дотла. Таким образом, морпехам не приходилось бросать тела погибших на чужой земле. После кремации «саркофаг» вместе с пеплом скатывали в тугой рулон, как спальный мешок, и с ним можно было обращаться как с обычным грузом, легким и занимающим минимум пространства.
— Летучая мышь, — пробормотал Панэ, качая головой, и ушел в темноту.
— Успокойся, боец, — сказал Гулия, крепко сжав руку д'Эстре. — Мы сейчас на чужой планете. Может, здесь и вправду живут обычные летучие мыши-вампиры. Трусливые кровососы, вот что я тебе скажу.
Лейтенант вырос в горах Колумбии, а там о летучих вампирах знали испокон веков. Вот только земные вампиры никогда не высасывают кровь досуха.
— Может быть, это и правда обычные летучие мыши-вампиры, — нерешительно повторила д'Эстре.
Утренний рассвет отозвался в душах невыспавшихся, нервных морпехов единственным желанием: чтобы чертово местное солнце покатилось по небу в обратную сторону. Сняв мины и сенсоры защитной сети, они отслужили панихиду по Вилбуру и двинулись прочь из долины, к джунглям, карабкающимся по склону горы. Впереди их ждал новый дом, но к ожиданию примешивались теперь опаска и настороженность.
Роджер по-прежнему шагал рядом с Кордом. Они спускались в ущелье, прорезающее западный хребет. Воздух на этой высоте был сухой, климат по температурным характеристикам мало отличался от оставшейся за плечами пустыни. Когда отряд сделал первый привал, утреннее солнце еще не набрало силу. Мороз заставлял мардуканца двигаться медленно, словно нехотя: холоднокровные виды плохо приспособлены к холодной погоде. Но когда жара вступила в свои права, шаман наконец пришел в себя, встряхнулся и издал ворчливое хрюканье, в котором Роджер распознал мардуканский смешок.
— Мой духовный поиск пошел прахом, но я счастлив покинуть эти кошмарные горы.
Роджер окинул взглядом слоистые стены ущелья. Его ощущения явно не сходились с мнением мардуканца. Отряд как раз достиг нижнего слоя облаков, второй слой облачности нависал над джунглями, влажность заметно возросла. Одновременно росла и температура; ущелье на глазах превращалось в парную, и Роджеру было дурно от одной мысли, что в эту парилку надо углубляться все дальше и дальше.
Но как раз сейчас крутой спуск временно выровнялся и несколько расширился. Роджер приостановился, покинув свое место в колонне, — ему захотелось осмотреть эту небольшую долину. Возникла она, судя по всему, под влиянием двух факторов: таяния льдов и наступающих ледников. А значит, в геологической истории планеты были весьма морозные страницы. И сложение давних геологических процессов привело к появлению прекрасной, на человеческий взгляд, долины.
Формой она напоминала фасолину, украшенную в центре скромным озерцом примерно в полгектара. Туда впадали мелкие ручейки, змеящиеся по скалистым склонам, и шумный водный поток, многоуступчатым водопадом низвергавшийся с большой высоты. Отряд уже наполнял опустевшие резервуары; вода оказалась не только кристально чистой, но и почти холодной.
Верхний и нижний края долины были отмечены моренами — небольшими нагромождениями камней, выпавших из отступающего ледника, причем на верхней морене можно было бы выстроить великолепную горную хижину в окружении джунглей, с чудесным видом на озеро, а нижнюю — использовать как даровой источник строительных материалов.
Складчатые стены долины безусловно образовались в ходе горообразующих процессов, вызвавших к жизни весь горный хребет, но, вглядевшись в отдельные слои, Роджер понял, что когда-то, очень-очень давно, эта территория была пологим берегом или морским дном. Многочисленные признаки свидетельствовали о богатых залежах угля и железной руды, так что кричное железо можно было получать прямо здесь. Это было идеальное место для горнодобывающей промышленности. Для человека. Судя по замечанию Корда, любой абориген, которого занесла бы сюда судьба, счел бы окрестности малым кругом Ада.
— Ну, не знаю, — решил он поспорить. — Мне здесь нравится. Я люблю горы. Они обнажают саму душу планеты — если знаешь, куда смотреть.
— Пах! — фыркнул Корд и выразительно сплюнул. — Что здесь доброго для Народа? Никакой еды, холодно, как в смерти, сухо, как в пламени. Пах!
— На самом деле, — сказал Роджер, — если знаешь геологию, здесь очень хорошее место.
— Что такое «геология»? — воскликнул шаман, потрясая копьем. — Дух камня? Что это, скажи мне?
Роджер стащил с головы шлем, запустил пальцы в свою густую шевелюру и в задумчивости скрутил их в узел. Озеро так и притягивало его. Один бог знал, как он нуждался в хорошем шампуне! Впрочем, вопрос мардуканца отвлек его от этой важной мысли.
— Это наука о камне. Я заинтересовался ею, когда учился в колледже. — Роджер вздохнул и с тоской поглядел на цепочку морпехов, полукольцом выстроившихся вокруг его драгоценной персоны. — Если бы я не был принцем, я мог бы стать геологом. Видит бог, эта работа мне куда больше по сердцу, чем должность принца.
Корд внимательно посмотрел на собеседника:
— Тот, кто рожден быть вождем, не может стать шаманом. А шаман не должен идти в охотники.