— Приказ понял, подтверждаю.
Во имя ада, ей оставалось лишь надеяться, что это не предатель.
Мичман Гуа приостановилась и огляделась по сторонам. Снова включила прицел, использовала его сетку для определения нужной точки на правой переборке, затем залезла в сумку и извлекла килограммовую упаковку взрывчатки. Сорвала с донышка защитное покрытие, с помощью универсального клея прикрепила заряд к переборке, внимательно осмотрела свое творение. Никаких ошибок. Она сдвинула предохранитель и опустила переключатель в нижнее положение. Замигала и почти тотчас погасла красная лампочка — бомба готова к взрыву.
Мичман снова выбрала левый коридор и двинулась по заранее намеченному маршруту. Осталось еще три заряда.
На выходе с эскалатора капитан Панэ застегнул горловину легкого скафандра-«хамелеона» и защелкнул шлем, загерметизировав систему жизнеобеспечения. Его встречал старший сержант Чжин, уже полностью экипированный, с «хамелеоном» Евы Косутич, небрежно переброшенным через плечо; шлем Евы сержант держал под мышкой. Стандартный легкий скафандр морской пехоты обеспечивал лучшую защиту от огнестрельного оружия, чем повседневный мундир, служил прекрасной маскировкой, меняя раскраску соответственно окружающей среде, и был спроектирован для работы в вакууме. Он, конечно, по всем параметрам уступал боевой броне, но времени облачаться в бронескафандр попросту не было.
В любом случае один взвод всегда находился в состоянии готовности «ноль», и если бронепехота не подтянется сюда в течение нескольких минут, значит, его имя — не Арман Панэ.
— Ева! — выдохнул капитан в микрофон шлема. — Ответь мне.
— Пока три. Килограммовые заряды, размещены непосредственно на плазмопроводе. Обезвредить не могу, нутром чую — они с ловушками.
— Капитан Красницкий, это капитан Панэ. — Переключившись на личный канал, Панэ обошелся без предисловий. Неожиданность, напомнил он себе, это категория восприятия, а не реальности. — Надо перекрыть трубопроводы.
— Это невозможно, — ответил Красницкий. — Туннельный двигатель нельзя отключить просто по желанию. Если вы рискнете, мы можем оказаться неизвестно где — в произвольной точке сферы радиусом примерно в девять световых лет. И в любом случае плазму переводят в неактивное состояние ступенчатым процессом. Если им пренебречь, возможны... весьма неприятные последствия. Мы рискуем всем.
— Если бы инженерный отсек был поражен вражеским огнем, — спросил Панэ, — что бы вы сделали?
— Мы же сейчас идем не на фазовом двигателе, — рявкнул в ответ Красницкий. — В пространстве туннеля никакая атака невозможна. Поэтому и меры по ее отражению не предусмотрены.
— Вот дерьмо, — спокойно сказал Панэ. На памяти подчиненных он выругался впервые. — Сержант-майор, черт вас возьми, выбирайтесь оттуда.
— Но таймеров я не нашла.
— Это ничего не значит.
— Возможно. Но если я перехвачу того, кто их установил...
— А если они на «мертвой руке»? — оскалился Панэ, выходя из последнего лифта. — Сержант-майор Косутич, убирайтесь оттуда. Это приказ. Немедленно.
— Возвращаться мне дальше, чем идти к выходу через позицию диверсанта, — мягко возразила Ева.
Панэ добрался до первого заряда. Как и говорила Ева, никаких внешних признаков сигнальных устройств не было, но он носом чуял ловушку. Он обернулся к Билали, сержанту из первого взвода. Парень выглядел абсолютно невозмутимым — насколько это возможно для человека, стоящего в паре шагов от бомбы, готовой рвануть в любой момент. Женщина-рядовой рядом с ним такой невозмутимостью похвастаться не могла. Она пристально смотрела в спину сержанту и старалась дышать размеренно и глубоко. Это был обычный способ справляться со стрессом в бою. Панэ приподнял бровь, обратившись к Билали:
— Саперы?
— Направляются сюда, сэр, — четко доложил сержант.
— Хорошо, — кивнул Панэ. Коротко глянул по сторонам.
Если диверсант не опередит их, можно попробовать взорвать заряды на месте. Если взрывать их по очереди, повреждения плазменного двигателя не произойдет, а трубопроводы защищены бронированными переборками. Поскольку взрыв не будет направленным, броня устоит. Если, конечно, саперы успеют раньше диверсанта.
— Еще бы сохранить спокойную голову во всем этом... — пробормотал Панэ, лихорадочно соображая.
— Простите, сэр?
— Сержант-майору обеспечили поддержку?
— Так точно, сэр, — доложил Билали. — Две группы идут по периметру навстречу друг другу, одна движется наперерез, через центр отсека.
— Ладно, все мы знаем, что трусов у нас нет, но храбрость и глупость — не одно и то же. Выбираемся отсюда. Надо полностью перекрыть этот проход на случай, если тут все гавкнется.
— Приказ подтверждаю. — Угольно-черное лицо Билали даже не дрогнуло, когда он включил коммуникатор. — Охрана, всем, кроме целевых групп. Покинуть коридор, задраить все люки.
Коридор инженерного отсека представлял собой замкнутое кольцо внутри корпуса корабля. Он имел несколько ответвлений, но их всегда держали блокированными. Открытыми оставались только люки центрального прохода и взрывоустойчивая дверь, через которую вторгся диверсант. Если случится самое худшее...
— Капитан Красницкий, — решил уточнить Панэ. — Что произойдет, если мы задраим все люки, а мины все-таки взорвутся внутри?
— Ничего хорошего, — ответил женский голос. — Говорит лейтенант-коммандер Фуртванглер, старший инженер. Во-первых, противоударные люки не рассчитаны на многократную детонацию, и удержать плазму внутри инженерного не удастся. Даже если нас не убьет плазма, мы вывалимся из пространства туннеля. Скорее всего, двигатель получит такие повреждения, что запустить его не удастся. А если и удастся, мы вряд ли куда доползем. И дьявол его знает, какие еще будут вторичные повреждения. Так что — ничего хорошего, — повторила она.
Панэ смотрел на бронированный люк, заперший его морпехов. Похоже, при любом раскладе ничего хорошего ждать не приходится.
Косутич уже определила схему размещения зарядов. Добравшись до шестого противоударного люка, она прыгнула вперед и заскользила на животе к тому месту, где должна была находиться следующая бомба.
Едва она показалась из-за угла, мичман Гуа нажала на спуск, и очередь из пяти бусин с визгом прочертила пространство в том месте, где, по расчетам мичмана, должен был находиться противник. Чудовищная отдача отбросила руки вверх и назад — не помогло даже то, что Гуа удерживала пистолет обеими руками. Прицелиться снова Гуа уже не успела.
Ева Косутич была ветераном сотни боевых столкновений, каждую неделю она расстреливала в тире тысячи обойм, чтобы держать себя в форме. Ни одна хакерская программа, сколь угодно хорошо написанная, не могла выдержать сравнение с реальным боевым опытом. Ее собственный пистолет уже был направлен прямо в горло мичману, стрельба одиночными... Огонь!
За время полета по двадцатисантиметровому стволу пятимиллиметровая бусина разогналась до четырех километров в секунду. Вонзившись в шею мичмана, чуть левее трахеи, шарик сдетонировал, и в долю секунды кинетическая энергия превратилась в энергию взрыва.
Голова мичмана оторвалась от тела и покатилась прочь, из разорванных артерий фонтаном ударила кровь, залив все вокруг, в том числе и не взведенную пока мину.
Задолго до того, как обезглавленный труп рухнул на пол, Ева рванула наутек. Заложенные мины, скорее всего, управлялись дистанционно, но наверняка имели и дублирующие системы. Простейшей из таких систем был обычный таймер, а неплохим дополнением к нему служил выключатель «мертвой руки», контролируемый зуммером диверсантки. В случае смерти Гуа — а таковая, собственно, уже практически наступила — зуммер, опознав прекращение мозговой деятельности, пошлет сигнал взрывателям.
И именно поэтому главный сержант стреляла не в голову, а в горло. Все мины, подготовленные к взрыву, находились за спиной Евы Косутич, и она собиралась любой ценой увеличить расстояние между собой и ими. Перепрыгивая через голову мичмана, Ева включила коммуникатор.
— Красная тревога! Перекрыть все люки! — прокричала она, набирая скорость.
Капитан Панэ открыл рот, собираясь повторить ее слова, и в этот самый миг началась серия толчков, и мир ушел куда-то вбок.
Впоследствии Роджер так и не смог сообразить, что же его разбудило — сигнал тревоги или бесцеремонный пинок морского пехотинца. В мутных красноватых отблесках аварийного освещения лица морпехов показались ошалевшему спросонья принцу незнакомыми, и, когда его грубо отшвырнули к переборке, ярость вырвалась наружу. Как член императорской семьи Роджер располагал имплантом последнего поколения, начиненным всевозможными полезными программами, в том числе и строго засекреченными. В их число входили, например, полный пакет программных наработок по рукопашному бою и блок модификаторов «профессиональный убийца» — чертовски интересная штучка. Кроме того, принц всегда отличался любовью к спорту. Он был обладателем черного пояса по трем видам боевых искусств, а обучал его один из лучших сэнсеев во всей Империи Человечества.
С учетом вышесказанного никому не рекомендовалось бы наскакивать на него в темноте без предупреждения — что бы там ни думали о своем принце бойцы второй роты. Даже застигнутый врасплох посреди сна, он нанес удар ногой назад, планируя перебить противнику колено. Ничего другого он сделать уже не мог, поскольку руку ему вывернули в сторону и запихивали в рукав. Учитывая неожиданность нападения и оглушенность после сна, прием был выполнен блестяще... но совершенно безрезультатно.
Возможно, солдаты Императорского особого и удивились реакции принца, но им было чем удивить его в ответ. Их импланты были запрограммированы по рукопашному бою немногим хуже, а главное, морпехи проводили на тренировках куда больше времени, чем дилетант принц. Роджер просто получил тычок в солнечное сплетение и полетел кубарем.
Двое рядовых Бронзового, практически не заметив трепыханий задыхающегося принца, стремительно упаковали его в эвакуационный вакуумный скафандр, нахлобучили шлем и сели сверху. В буквальном смысле слова. Сначала юношу грубо швырнули на палубу, а затем двое телохранителей перевернули его на спину и уселись прямо на него, выставив оружие на изготовку.
Из-за идиота-переростка, давившего своим весом ему на грудь, принц не мог дотянуться до пульта управления скафандра, а поскольку коммуникатор, как обычно, был выключен, Роджер лишился последней возможности — вызвать Панэ и приказать ему убрать к чертовой матери этих недоумков. Формально он был командиром морпехов, но эти два кретина даже не почесались, сколько ни кричал он сквозь шлем. Когда Родж уяснил, что его усилия тщетны, он сдался. Дьявол, не хватало еще, чтобы какое-то жлобье позволяло себе игнорировать принца Макклинтока!
Прошла, казалось, целая вечность — минут десять — пятнадцать, не больше, — прежде чем дверь каюты наконец распахнулась и на пороге показались двое морских пехотинцев в боевых скафандрах. Телохранители, сидевшие верхом на принце, подскочили — один даже подал Роджеру руку и помог встать, — после чего покинули помещение. Вновь прибывшие — безликие из-за поблескивающих лицевых щитков боевой брони — усадили Роджера на кровать, зажали между собой и тоже взяли оружие на изготовку. И какое оружие! Тяжелое четырехствольное бисерное ружье и плазменный метатель, направленные соответственно на дверь и на стену соседнего отсека. Если нападающим придет в голову проломиться сквозь стенку, их ожидает весьма неприятный сюрприз.
Роджер наконец разобрался со своим скафандром и — проклятье, что они себе позволяют! — обнаружил, что коммуникатор установлен на аварийную частоту. Использовать аварийную частоту в ситуации, которая не является поистине критической, считалось непростительным грехом, сравнимым, пожалуй, только с пожиранием собственных детей. Во всяком случае, так гласил один из немногих уроков, усвоенных Роджером за время принудительного обучения в академии. Поскольку морпехи не проявляли к нему враждебности, а наоборот, по всей видимости, обеспечивали максимальную безопасность, ситуацию вряд ли следовало определять как «поистине критическую». Значит, коммуникатор лучше оставить в покое.