— Погоди минутку. Это, несомненно, капитан Айва, правильно? А кто она, кстати?
— Ты же знаешь, — нетерпеливо отозвалась Рута. — Ты разговаривала с ней у библиотеки.
— Я? — (Свет померк.) — Она капитан Брендана, с ней десятка кадетов, они сопровождают леди Бренвир. Ладно, Рута. Я просто до сих пор не слышала ее имени. Итак, они бранят Шип.
— Угу, капитан спросила ее в лоб, пренебрегла ли она приказанием доставить нас обратно в Тентир, когда начали надвигаться предвестья. «Да, офицер», — бесстрастно ответила десятник, ну, ты знаешь ее всегдашний тон. Повела ли она отряд на юг, удаляясь от безопасного места? «Да, офицер». Почему? «У меня нет оправданий, офицер».
— Она не сказала ничего обо мне или о Рестомире?
— Ни слова. Может быть, следовало заговорить нам, кадетам, но, как утверждает Вант, мы и так уже по пояс в дерьме, и чем это поможет десятнику? Так вот, Айва, значит, и заключила: «Ты подвергла опасности свою группу без всякой на то причины. Ты отстранена от командования». Десятник — чужак и изгой, как и я. Это сломает ее, и это нечестно.
— Будь я проклята, если такое случится. Айва разумная женщина, она поймет, я все объясню, если она еще не сошла от меня с ума и согласится выслушать.
— Она может понять, — Рута очевидно сомневалась, — но вряд ли это поможет. Разве ты не видела? Десятник с палубы, то есть с обзорной площадки, спустилась по веревочной лестнице в пустыню. Не думаю, что она намерена вернуться.
Рута ушла. Ей стало легче, она выложила свои чувства кому-то, хотя, очевидно, не ожидая, что Джейм сделает что-нибудь, — спасибо, что выслушала.
— Много о себе думает эта Железный Шип, — с плохо скрываемым удовлетворением прервал молчание Серод. — Она Каинрон по роду и племени, какие бы там присяги она ни давала потом. Тебе не нужны такие как она, леди.
— Ревнуешь, Серод? — без задней мысли, думая о своем, равнодушно спросила Джейм и не заметила, как он вздрогнул.
Надо ли оставить тут тяжелую защитную рубаху? Нет. Без нее чувствуешь себя голой; кроме того, солнце садится. Воды? Хорошего глотка должно хватить. Южанин с растущей тревогой наблюдал, как девушка осушает принесенную для него флягу.
— Что ты делаешь? — взволновался он. — Ты не… Ты же не собираешься идти за ней?! Ты не можешь!
— Да ну? Не могу?
Джейм проверила, как там Жур и Эрулан. Казалось, что слепой барс и мертвая девушка ответили ей взглядами, полными надежды.
— Думаю, нет. Тихо. Лежать, котик.
Согнанный со знамени, Жур издавал протестующие звуки, пока хозяйка скатывала его подстилку и подвешивала сверток себе за спину.
— Ты не можешь! — Голос Серода срывался. — В любую минуту этот сумасшедший летающий дом может сорваться и понестись обратно в Заречье. Я слышал, что говорили люди там, наверху! Я… Я не позволю тебе уйти! Я позову капитана Айву.
В следующий миг он свернулся, как напуганный паук, выставив локти и колени, — девушка нависла над ним. Обтянутый черной кожей палец прочертил линию по скуле, зацепил крючком подбородок, больно дернул вверх. Серебряные глаза уставились в упор.
— О нет, малыш, ох, не надо. Никогда не становись между мной и моей честью. Никогда. Понял?
— Д-да.
Рука в перчатке легонько похлопала его по щеке — отбой.
— Хороший мальчик. Спи пока.
Дверь открылась, захлопнулась. На Серода навалилась гудящая тишина.
— Бес меня побери, если буду, — пробормотал он, трясущийся, но дерзкий, непокорно пытаясь сосредоточиться. — Бес меня… — И опрокинулся на бок, заснув прежде, чем ударился об пол.
Джейм быстро захлопнула дверь, не дав Журу юркнуть следом. Энергия все еще билась в ее крови, но она в очередной раз успешно подавила в себе берсерка. Это уже как-то входит в привычку.
Вредную, однако. Если каждый раз, когда она выпускает когти, подводит ее ближе к Третьему Лику бога, то не происходит ли то же самое и при приступах? С другой стороны, то, что она только что сделала с Серодом, тоже отдает чем-то выползшим из-под покрова теней. Что же это за проклятие на ее голову — балансировать между кровью шанира и обучением во тьме по воле Мастера, — и, возможно, это обрекает ее на гораздо худшее, чем она полагает.
«Ты можешь быть все еще невинна, — говорил аррин-кен Иммалай, — но не невежественна. Если ты падешь, то это будет падением Мастера, сознающим свершаемое зло и приветствующим его. Злоупотребление силой и властью толкает тебя в том направлении. Но чистое использование ее может повести тебя другим путем, к нашему богу. Быть шаниром — значит ходить по лезвию ножа, вот что это такое». — «Но я не хочу падать ни на какую сторону!» — закричала она тогда, и густой, насмешливый голос захихикал глубоко в мозгу: «А кто же хочет? Для нас, увы, добро не менее ужасно, чем зло».
Не менее ужасно. Богатый выбор.
А как привлекательна власть. Она принадлежит ей по праву рождения, не меньше, чем запутанное наследие Ганса, и от нее ничуть не легче отказаться. Но долго ли можно управлять силой, прежде чем, как вино, она не станет править тобой? И похмелье будет лютым. Джейм уже становится опрометчивой и жестокой. А оставлял ли Серод другой выход?
«Доверяй чести», — сказал Иммалай.
Да. Для нее, ступающей по лезвию, честь значит больше, чем жизнь, а ее потеря — беспредельно хуже смерти. А часть чести — брать на себя ответственность за свои поступки и свой выбор, снова и снова, каждый раз, действуя и выбирая. Если она приняла службу Серода, он должен научиться понимать это.
Ха! Норф или Каинрон, честь у них одна — кенцирская. Но амбициям Калдана это не подходит. Честь ограничивает его власть, и он вылепил бы ее заново, если бы мог, заложив в определение беспрекословное повиновение слуг его слову, и использовал бы других, чтобы не марать своих рук. Парадокс Чести примерно и означает, что никто ни за что не в ответе. Это то острие, по которому Калдан заставил бы ходить всех своих людей, надеясь, что, когда они упадут (а это неизбежно, если толкнуть посильнее), этот тесный мир возникнет вновь по образу и подобию Каинрона.
Если подумать, именно так и поступил Геридон.
И сегодня, сейчас есть и другие кенциры, морщащиеся, когда честь требует от них того, а не иного выбора, которые, если бы могли, отреклись бы от всякой ответственности.
«Честь леди — покорность», — страстно настаивала учительница вязания. Не задавать вопросов. Даже не говорить. Только повиноваться.
Конечно, эта юная преподавательница стоит на нижних ступенях Женского Мира, где секретность умерщвляет сознание, как маска того, кто ищет чувства. Сколь умны матроны, осознавшие, что чем чище лист, тем больше можно написать на нем. Хотя до какого предела может дойти их покорность своим лордам?
Джейм передернуло, эйфория вспышки схлынула. Трехликий несомненно покинул свой народ. Великая миссия, предназначенная им, кажется, год от года становится все более невыполнимой. Аррин-кены ушли. Женщины и шаниры бессильны, жрецы вероломны, лорды беспощадны, а брат внимает советам мертвого безумца. Что же осталось, кроме чести, и сколько пальцев тайком дергают этот последний узел, пока еще связывающий Кенцират воедино?
Девушка пошла по коридору, заглядывая в каждую обращенную на юг комнату. Наконец по ту сторону окна появился силуэт директорской лестницы.
В первый раз Джейм увидела, насколько временно это сооружение. Узкие ступени спускались неровной, уступчатой спиралью, непрочно прикрепленной к внешней стене, стержнем служил сосновый ствол, а торчащие обрубки ветвей — главной поддержкой планок. Впрочем, чья это работа — бормочущих стариков ученых? Но если уж Шип прошла здесь, то Джейм лесенка просто обязана выдержать. Она шагнула на нее и тут же вцепилась в грубую кору ствола — уступ прогнулся под весом ее тела.
Осторожно спустившись на несколько футов, девушка нагнулась, всматриваясь в комнату внизу. Последние лучи солнца ромбами легли на груды пыли. Все столы, кроме одного, рухнули. Пол тоже гнил. Ноги Джейм утонули в трухе, когда она, уже утратившая силу духа, соскочила с подоконника. Взметнулось облако пыли. «Один громкий звук, — подумала она, подавляя чиханье, — мигом окажешься этажом ниже». А тихое проклятие способно отправить еще быстрее гораздо дальше.
Она аккуратно пошла вглубь комнаты, вглядываясь в размягченные участки пола, на ходу снимая с плеч свернутое знамя, и тут осознала, что не одна.
Сидящая за столом темная фигура внезапно повалилась вперед.
Бренвир.
Когда Джейм решила оставить Эрулан в надежных руках, то на ум ей немедленно пришла Железная Матрона. В этой комнате явно не было безопасно, а рядом с Бренвир — тем паче. И все-таки Джейм доверилась порыву. Она повесила флаг на стену позади кресла Брендан и все так же бесшумно отступила.
Но подоконник хрустнул под ногой.
— Эрулан! — вскрикнула позади Бренвир.
Матрона подняла голову на звук, слепо глядя перед собой. А за ней, в тени, стояла Эрулан.
«Это всего лишь гобелен», — твердила себе Джейм. Но тут она увидела опустившуюся на плечо Бренвир руку мертвой девушки и встретилась с ее улыбающимися серебристыми глазами.