Спасибо, читатели, что вместе с нами перебрались в новую книгу. Это значит, что герой и его история вам нравятся. Мы очень рады! Довести книгу до конца без вас мы бы никогда не смогли. Спасибо за поддержку, за то, что позволяете заниматься любимым делом. С пользой для всех нас))) Покупка электронной книги — это ваш вклад в наше творчество.
Город шумел. Я бы даже сказал — бурлил. И причиной тому был репортаж Зои Шабановой с открытия второго блока АЭС в Удомле. Люди спорили друг с другом на остановках, жадно выхватывая друг у друга газету, кто-то вслух зачитывал материал в автобусе… Я и не думал, что такое возможно!
Это было как в будущем с популярными интервью на Ютьюбе. Каждый спрашивал у друзей и знакомых, смотрел ли и что по этому поводу думает. Как потом станут говорить — хайп. Вот и у нас в газете получился хайп по-советски.
Я не пожалел и отдал теме целый разворот, благо там было не только о чем писать, но и что показывать. Леня подтвердил свое звание фотографа-профессионала, и с газетных полос на читателя смотрели не «говорящие головы», режущие красную ленточку, а сосредоточенно всматривающиеся в приборы атомщики в белых халатах и колпаках. А еще — величественные агрегаты, названия которых я никогда раньше не слышал и выговорить мог разве что со второго раза.
— Ну что, Евгений Семенович? — Краюхин отхлебнул ароматного кофе из дымящейся кружки, которую принесла вечно холодная секретарша Альбина. — Ты чувствуешь, какой ажиотаж накрутил?
— Чувствую, — улыбнулся я, потянувшись за ириской «Кис-кис». — И чертовски этому рад.
— Я вижу, — первый секретарь нахмурился. — Еще бы ты не радовался — весь тираж газеты раскуплен, люди друг у друга номер выпрашивают, как лишние билетики на концерт Пугачевой. Вот только я, дорогой ты мой товарищ, опасаюсь…
— Чего опасаетесь, Анатолий Петрович? — я по-прежнему держался уверенно и доброжелательно. Разумеется, такую реакцию я предвидел.
— Что народ перевозбудится! — первый секретарь сжал кулаки и слегка постучал по столу, выпуская пар. — Мне сегодня уже докладывали, — он покосился на сидящего напротив меня Поликарпова, — что люди чуть ли не дискуссионные клубы прямо в автобусах устраивают!
— И не только, — добавил чекист.
— А мне расскажете, Евсей Анварович? — я посмотрел на этого скромного неприметного мужика в роговых очках и вновь убедился, что случайно опознать в нем конторского практически невозможно. Да и если стараться — тоже.
— Разумеется, Евгений Семенович, — он кивнул, слегка улыбнувшись и блеснув толстыми линзами. — С вашей подачи это все началось, так что вы… соучастник процесса.
Не нравится мне это слово. Всего-то слог лишний прибавили к «участнику», а уже полное ощущение какого-то предубеждения со стороны Поликарпова.
— Так вот, — продолжил чекист. — Люди спорят на производстве, на ЗКЗ сегодня вообще смена началась позже — все вашу газету обсуждали. А на цементном заводе даже драка случилась между одним из бывших ликвидаторов и его коллегой… К счастью, стороны быстро помирились. Но конфликт, попрошу заметить, начался именно из-за статьи.
— Ты понимаешь, Кашеваров? — Краюхин даже вспотевший лоб промокнул платочком. — И это может быть только началом!.. А вдруг народ на улицы выйдет, что прикажешь делать?
— Зачем ему выходить? — возразил я. — У людей желание подискутировать, поспорить… Тема болезненная, горожане хотят безопасности, понимания происходящего. Одним оказалось достаточно статьи Зои, другие еще не удовлетворены до конца, им мало. Но четкий процент, кто за и кто против, пока не понятен — помните про опросные листы в газете? Давайте дождемся, пока читатели пришлют в редакцию хотя бы половину из всего тиража.
— Разумно, — кивнул Анатолий Петрович, немного успокоившись. — Документальное подтверждение… Так сказать, глас народа. Срез мнений.
— Именно, — подтвердил я. — Мы запустили механизм общественной дискуссии, это уже свершившийся факт. И нам осталось только его контролировать. Узнаем, что еще беспокоит наших людей — сможем грамотно выстроить дальнейшую работу. Подобрать аргументы, усилить позиции… Информация работает на тех, кто ею владеет. И это мы.
— Значит, делай как планировал, — строго сказал Краюхин. — Узнавай, подбирай… Задачу ты знаешь, что я тебе объясняю… И смотри, чтобы все по плану пошло! Головой отвечаешь! И я вместе с тобой…
— Знаю, Анатолий Петрович, — серьезно кивнул я. — Все риски мне известны. Можете на меня положиться.
— Что ж, должен вам сказать, я не жалею о своем решении, — Евсей Анварович, все это время молча наблюдавший за нашей дискуссией со стороны, улыбнулся.
— Простите? — я вопросительно посмотрел на него.
— Рискнул, доверившись вам, и не прогадал, — пояснил чекист и легко рассмеялся. — Да расслабьтесь вы, товарищ Кашеваров. В области за вашим экспериментом с интересом следят, в Москве тоже. Из типографии сегодня утром спецрейсом отвезли… Подумать только, андроповскую районку на Краснопресненской набережной[1] читают. Так и до Кремля дойдет.
— Ой, не мути воду, Евсей Анварыч, — поморщился Краюхин. — Наверняка уже и там все увидели. Глядишь, будут к нам столичных журналистов на обучение присылать, если дело не завалим, конечно… А, Кашеваров? Готов опыт передавать?
— Кстати об этом, — оживился я. — Мне для вечерки новые люди нужны, мы уже говорили. Как раз и будет с кем опытом делиться…
— Дадим тебе пополнение, Евгений Семеныч, — первый секретарь благодушно махнул рукой. — Чуть-чуть подожди, прошу тебя. Новый год на носу, не до этого сейчас.
— Значит, как район прославлять — это пожалуйста, — я улыбнулся, но не отступил. — А как людей новых, так подожди, Кашеваров, у нас мандарины на праздничный стол не начищены.
— Да ну тебя, — немного нервно засмеялся Краюхин. Поликарпов же лишь благодушно улыбался. — Так, ладно. Вопросы есть у тебя еще?
— Только пополнение кадров… — вновь ввернул я больную тему.
— Тогда пока свободен, — первый секретарь легонько хлопнул рукой по столу, словно ставя жирную точку в нашем разговоре.
Поставить-то поставил, но теперь точно не забудет. А то я иногда как бультерьер, своего упускать не собираюсь.
Я попрощался с обоими и вышел из кабинета. Планерку с утра я уже провел, сотрудники заняты в поте лица, а я после такого напряженного разговора, пожалуй, заслужил небольшую прогулку по морозному воздуху. Доберусь до редакции пешком. Жаль, Аглаю с собой не вытащить, у нее сегодня не только напряженный прием из-за сезонного роста простуд, но и дежурство на «скорой». Кстати, надо будет договориться о репортаже. Давно мечтал покататься с бригадой, а тут еще двойное удовольствие — любимую женщину сопровождаешь и работаешь.
У стенда с газетой, расположенного неподалеку от здания райкома, все еще толпился народ. Пенсионеры, отпускники, рабочие вечерних смен — дома людям не сиделось, а тут такой инфоповод. Казалось, совсем недавно гремел скандал с интервью Павла Садыкова, и вот продолжение темы. Но есть нюанс: слишком уж шумно дискутируют, даже спорят! Не как сегодня утром в автобусе, а гораздо жестче. Кто-то даже вдруг перешел на крик. Теперь точно надо бы подойти, послушать. Не дошло бы до драки!
— Говорю же я, вранье это все! — вновь запальчиво выкрикнул паренек в необъятной меховой шапке и с усиками щеточкой. — Готовят нас к новой атомной станции, вот и пишут, что все безопасно…
Он увидел меня и тут же осекся. Разговоры в толпе быстро прекратились — народ меня уже часто узнавал в лицо.
— Евгений Семенович, здравствуйте!
— Доброго дня, товарищ Кашеваров!
— Привет пишущим!
Компания была в основном мужской, и немногочисленные женские голоса потонули в стройном рявке сильных глоток. Что-то было не так…
— Здравствуйте, товарищи, — я улыбнулся, подходя к стенду, народ расступился.
— Не иначе как вражеские голоса, — подсказал кто-то.
— Да наши это, — еле слышно поправил другой.
Люди еще о чем-то переговаривались, но я не слушал. Все мое внимание оказалось приковано к стенду: прямо на передовицу моей газеты кто-то прилепил испещренный машинописными строчками листок. Клея не пожалели, щедро полили. Судя по всему, недавно, так как бумага еще отходила с уголков, если потянуть.
— Самиздат, — важно сообщил кто-то густым басом.
Выглядела листовка убого по меркам моей прошлой жизни, но здесь она смотрелась нахально и смело. Неизвестный автор словно бросал мне в лицо свои домыслы, нещадно громя материал Зои о безопасности атомных станций.
…пропагандисты.
Наглая ложь…
…только мы скажем правду.
Весь мир отказывается от атома, но только в «совке»…
Распечатанный на машинке текст хлестал по глазам, пугая страшными сценариями повторения чернобыльской катастрофы. А внизу подпись: Смелый.
«Не такой уж смелый, — усмехнулся я про себя. — Что же свое имя настоящее не указал?»
Я повторил эту мысль уже вслух, стараясь рассуждать максимально спокойно. Уж мне ли, человеку из будущего, не знать методы таких вот диванных аналитиков?
— Сплошные громкие слова, — добавил я. — Но ни одного факта. Страшилки, оскорбления, обвинения. Сравните со статьей в «Андроповских известиях». Наши сотрудники были там, все описали, отсняли, привели экспертные комментарии. А тут человек пишет, основываясь исключительно на своих домыслах.
— А может, того… — несмело проговорил кто-то. — Наврали эксперты ваши?
Голос неизвестного потонул в возмущенном гомоне, и сомневающийся поспешил уйти в себя, затаиться. Однако напряжение по-прежнему чувствовалось — народ все же начал сомневаться. Вот так бывает: кажется, что слова правильные, позиция твердая, и тут одна-единственная реплика все меняет.
— Что ж, — я внимательно оглядел присутствующих. — Вы подали мне хорошую идею. Как вы смотрите, товарищи, если в одном из следующих номеров мы новую статью опубликуем? Разберем несколько экстренных ситуаций на атомной станции и объясним, как они будут решаться. Привлечем физиков, наших опытных ликвидаторов… Распишем возможные сценарии.
— А не боитесь? — спросил кто-то из задних рядов.
— А чего бояться? — улыбнулся я. — Вон городские петухов боятся, потому что не знают, как себя с ними вести. А мы-то готовы. Чернобыль нас много чему научил. А самое главное, распишем все подробно, чтобы все понятно было.
— Что, и формулы будут? — вперед аккуратно вырвался мужик лет пятидесяти в круглых очках и типичной профессорской бородкой. Кажется, я его видел на выставке в нашем НИИ мелиорации. Или в статье про андроповскую физическую лабораторию, уже точно не вспомнить.
— Будут, — уверенно ответил я. — Естественно, те, о которых можно писать, не секретные. Так что желающие сами все смогут проверить.
— Я бы такое точно почитал, — одобрительно закивал «профессор». — Так сказать, наглядности ради…
— Можно, чего уж тут…
— Напишите, пожалуйста!
— Да, Евгений Семенович, побольше узнать не помешало бы!
— Значит, так и сделаем, — резюмировал я. — Спасибо, товарищи! Спасибо за критику!
Удивительное дело. Общество в этом времени хорошо образованно и в то же время ждет какого-то чуда. Вот почему его так легко толкнуть в объятия шарлатанов, что и произойдет уже очень скоро. Но если подпитывать думающую жилку, то в будущем этих людей обмануть станет гораздо сложнее…
Больше мне тут находиться не имело смысла, пора в редакцию, особенно если я все еще хочу прогуляться пешком. Обратная связь по статье еще только набирается, это же не лайки и репосты в интернете, тут людям дать время нужно, чтобы бланки заполнили и на почту отнесли. А вот новая статья по горячим следам народного интереса — это вещь выигрышная. Надеюсь, наверху меня и в этом плане поддержат. Все же в наших общих интересах, в конце концов.
— Громко выстрелили, Кашеваров, — едва я сделал всего пару шагов, рядом раздался знакомый гнусавый и нудный голос. — Должен признать, с такой пропагандой сложно сражаться.
Напротив меня остановился, зажав в руках свежий номер «Андроповских известий», диссидент Алексей Котенок, будущий лидер городской оппозиции. Неприятный человек, но чего не отнять — говорить о своей точке зрения он не стеснялся. По крайней мере, со мной.
— Из ваших уст это комплимент, — усмехнулся я.
— Нельзя недооценивать противника, — Котенок смотрел на меня сквозь затемненные стекла очков.
— Ваших рук дело? — я указал большим пальцем себе за спину, примерно туда, где на свежем номере был приклеен подпольный листок.
— О чем вы? — диссидент оскалился, словно строптивая лошадь перед тем, как укусить незадачливого ездока.
— Я о самопальном воззвании.
— А я ничего не палил…
Нашей намечающейся перепалке помешал скрип тормозов милицейского «лунохода». Из машины, хлопая дверцами, вышли патрульные в длинных зимних шинелях и меховых ушанках. Форма неудобная, но все еще вызывающая уважение перед органами.
— Котенок, пройдемте, — угрожающим тоном произнес старшина.
— Что? — диссидент растерянно повернулся к нему. — Уже прямо так? Просто? Даже ничего не предъявите?
Котенок, похоже, снова ломал комедию, привлекая всеобщее внимание. Главное, чтобы милиционеры не сорвались на нем, потому что тогда они потерпят фиаско. Задержать-то его задержат, вот только со стороны это будет казаться произволом.
— Вы подозреваетесь в незаконной агитации против советского строя, — в голосе старшины сквозило раздражение, но он держался. — К нам поступил сигнал, мы обязаны отреагировать…
— Чего? — взгляд Котенка упал на газету в собственных руках, потом он близоруко прищурился, глядя на стенд позади меня.
— Пройдемте, пожалуйста, добровольно, — милиционеры встали по бокам диссидента. — Давайте не будем усложнять.
— Дайте мне посмотреть! — от голоса Котенка заложило уши, словно кто-то скребнул металлом по стеклу.
Он рванулся к стенду, патрульные от неожиданности выпустили его. Вот только худощавый диссидент и не думал удирать. Уткнулся носом в машинописную листовку, пробежался по тексту, развернулся с перекошенным лицом.
— Это не я! — проскрипел он, глядя попеременно то на меня, то на милиционеров.
— Разберемся, — уже более благодушно сказал старшина. — Пройдемте.
Двое рослых патрульных аккуратно, но уверенно схватили Котенка под руки и повели к «луноходу». Диссидент не сопротивлялся, лишь задержал на мне взгляд и отрывисто проговорил, задыхаясь от возмущения:
— Кашеваров, это не я! Я за честную борьбу! Ты мне веришь, Кашеваров?
— Бодрее идем, Котенок! — старшина чуть повысил голос, и диссидент понуро побрел к машине.
Я смотрел ему вслед, борясь с неожиданным ураганом в душе.
На столе стояла белая кружка с масляно-черным кофе. Уже третья за этот день или даже четвертая, надо бы остановиться. Но у меня не получалось. Я сидел за макетом следующего номера основной газеты и все никак не мог перейти к располосовке вечерки.
С одной стороны, Котенок был мне абсолютно несимпатичен. Особенно после выходки во время демонстрации седьмого ноября, когда он ради пиара собирался испортить людям праздник. А с другой… Обдумывая его слова, я понял, что он не кривил душой — действовать диссидент предпочитал и вправду открыто, словно нарочно испытывая судьбу. Я ведь давно предположил, что Котенка опекает контора, иначе трудно объяснить его непотопляемость. И тут вдруг уверенного в себе почти системного оппозиционера задерживают — как там сказал старшина? — из-за поступившего сигнала. Кому-то наш Котенок перешел дорогу? Или вдруг надоел КГБ, после чего от него решили избавиться самым топорным образом?
Кем бы ни был на самом деле этот загадочный Смелый, подписавшийся так в листовке, он не мог не учитывать, что Котенок автоматически подпадет под подозрение. Значит, его подставили? Вероятно. Теперь нужно решить, праздновать ли мне чужую победу над моим врагом или сделать так, чтобы восторжествовала справедливость.
— Евгений Семенович, разрешите? — в кабинет осторожно заглянула секретарша Валечка. — На крыльцо подбросили, Гаврила Михайлович передал.
Я не сразу сообразил, что речь идет о вахтере Михалыче, а потом быстро закивал девушке, чтобы несла добычу ко мне на стол.
— Спасибо, — поблагодарил я и придвинул поближе картонную папку с веревочными тесемками.
На ней через шрифтовой трафарет было жирно выведено: «Любгородский правдоруб. Журнал».
Интересные дела творятся в нашем городе!
В Москве на Краснопресненской набережной располагался Верховный Совет РСФСР. В 1992–1993 годах здание называлось Дом Советов РФ, затем стало Домом Правительства РФ. Неофициально зовется Белым домом.