Милиция развезла задержанных, «скорые» умчали в больницу тех, кто сильнее всего пострадал в короткой, но жесткой схватке. Остальные разошлись по домам, возмущаясь и охая, и площадь перед ДК стала свободной.
— Евгений Семенович, с вами все в порядке? — встревоженно спросила Клара Викентьевна.
Как только воцарилось спокойствие, они вместе с Зоей в сопровождении Севы примчались к нам. Вася Котиков обнял свою девушку и принялся ее успокаивать, не давая осмотреть себя и найти несуществующие побои.
— Я в норме, Клара Викентьевна. Вы с Зоей молодцы, что не рванули сразу, отсиделись…
— Что, черт побери, происходит? — выругался Павел Садыков. — Как так, вообще, вышло?
— Кому-то очень не нравятся наши интеллектуальные посиделки, — я покачал головой. — Похоже, нам объявили войну.
— Кто? — испуганно воскликнула спасенная Котенком девушка.
— Неважно, — я махнул рукой.
— Известно кто! — сердито буркнул Жеребкин. — А ну, признавайтесь, кто из вас это задумал?
— Ты чего это, а? — гаркнула на него Кандибобер. Маленькая старушка храбро наскочила на возвышавшегося над ней комсомольца, и тот был вынужден отступить.
— Товарищ Жеребкин, вы сейчас сильно неправы, — пробасил Варсонофий. — Никто из здесь присутствующих в драке не участвовал, более того, ни один из нас не заинтересован в срыве собрания…
— Да кто вас знает, — огрызнулся секретарь райкома ВЛКСМ. — Может, проиграть боитесь…
— Давайте без голословных обвинений, Жеребкин, — сурово сказал я, повернувшись и посмотрев крепышу в глаза.
— Да на них ведь клейма негде ставить! — вдруг выдал комсомолец, заслужив неодобрительный гул.
— Послушай, ты! Тут кого-то осудили, а я не знаю? Или просто кто-то решил, что может заменить собой и уголовный кодекс, и советский суд? — сквозь зубы процедил я, едва сдерживаясь. — Мне больших трудов стоило собрать всех этих людей, чтобы они захотели высказаться, не испугались бы как раз таких вот речей, подменяющих собой закон. Я уговаривал товарища первого секретаря райкома, потратил силы и время! Работаю на то, чтобы партия доказывала свою правоту в честной дискуссии! А ты! Ты мне все испортить удумал?
— Да я… — высоченный комсомолец с пудовыми кулаками стушевался и выставил вперед руки. — Это эмоции, товарищ редактор. Прошу извинить за горячность…
— Если ты еще раз посмеешь так сделать, — я продолжал. — Если ты хоть что-то напортишь… Вздумаешь уничтожить плоды моего труда!.. Считай, что место главного комсомольца района уйдет от тебя быстрее, чем ты моргнешь!
— А не слишком ли много вы на себя берете, Евгений Семенович? — Жеребкин принялся бешено вращать глазами. — Не вы меня туда ставили, не вам меня и снимать!
— А мы у Краюхина спросим! — усмехнулся я. — Узнаем, устраивает ли его идейный диверсант в рядах партии! Да ты же такую идею дискредитируешь!..
Я резко замолчал, буравя Жеребкина взглядом. А потом снова заговорил.
— Если мы не будем идти на контакт… Если продолжим делать вид, что ничего не происходит, что инакомыслящих нет, и что нет никаких проблем… Страну бездарно просрем, не увидишь как!..
Честно, не хотелось выражаться. Но так меня этот остолоп разозлил. Вот вроде бы неглупый парень, хорошо показал себя в дискуссии. А вот — раз! — и решил вдруг на эмоциях все испортить. Нет, дружок, я тебе этого не позволю. Слишком много сил вложено. И слишком много я знаю того, что случится уже в ближайшее время. Не допустить этого — моя задача.
— Я понял, — угрюмо проговорил Жеребкин. — Погорячился. Еще раз прошу извинить.
Не очень, наверное, хорошо было заводить разборки при остальных. Но, с другой стороны, оставлять все на волю слепого случая точно не хотелось. Тем более что все здесь так или иначе свои. Кроме спасенной Котенком девушки, кстати.
— Ой, а я вас знаю, — тем временем улыбнулась она. — Вы редактор районки, Евгений Семенович Кашеваров. А я Фаина.
— Очень приятно, — рассеянно кивнул я. — Шли бы вы домой, Фаина. Если хотите, кто-нибудь из ребят вас проводит.
— Евгений Семенович! — раздался сквозь топот зычный голос завгара Доброгубова. — Помощь еще нужна?
— Нужна, Сергей Саныч, — улыбнулся я.
Сегодня было его дежурство в дружине, а с ним прибежали и наши парни — Аркадий Былинкин, Никита Добрынин, фотограф Леня Фельдман и мой заместитель Виталий Бульбаш. Последнему пришлось максимально туго. Во-первых, возраст, а во-вторых, печальный опыт объятий с зеленым змием еще в недавнем прошлом. Но все равно — держался со всеми наравне, бежал изо всех своих сил, мужественно пытаясь скрыть шумную одышку и катящийся градом пот.
— Вы как здесь оказались? — спросил я, пожав по очереди всем руки.
— Услышали от прохожих, что возле ДК страшная драка, — объяснил Доброгубов. — Кто-то на автобусе мимо проезжал, видел. Мы и поспешили сюда скорей, сразу поняли, что тут наши могут пострадать.
— К счастью, не пострадали, — выдохнул я. — А вот барышню, пожалуй, надо бы проводить… Как вас? Фаина?
— Я бы хотела остаться, помочь, — она уверенно мотнула головой.
— Не требуется, — отрезал я.
— Ладно вам, Евгений Семенович, — примирительно сказал Котенок. — Я ее провожу, если нужно. А пока все равно ничего не происходит…
Запал на нее, понял я. Не только не против, чтобы Фаина осталась, но еще и открыто ее защищает. Что ж, он ее спас, вытащил из дерущейся толпы, есть все шансы завоевать симпатию. Молодой ведь парень еще, может, отношения дурь из него выбьют. Впрочем, не буду гнать впереди паровоза.
— Пускай, — согласился я, пожалев, что Аглая сегодня с подругами. А так бы хотелось почувствовать, что она рядом и что восхищена моим хладнокровием.
— И что в итоге — расходимся? — краевед Якименко наконец-то озвучил то, что волновало всех, но никто не осмеливался сказать об этом вслух.
— Ни в коем случае, — я покачал головой. — Этого они и добиваются. Собрание состоится по плану, более того, мы еще даже не опоздали. Еще целых, — я посмотрел на часы, — три минуты.
— Вы уверены, Евгений Семенович? — осторожно поинтересовался директор Сеславинский.
— Абсолютно, — я кивнул. — Пойдемте.
— Ого, кто пожаловал! — неожиданно сказал Котенок, и я, повернувшись, увидел паркующуюся черную «Волгу».
Едва заглох мотор и погасли фары, из салона выбрались двое — Краюхин в шляпе и Козлов в своей роскошной меховой ушанке.
— Расходимся! — скомандовал Анатолий Петрович. — Собрание окончено!
— Постойте! — отозвался я. — Товарищи, можно вас на минутку?
Площадь все еще озаряли синие милицейские мигалки, придающие и так неспокойной атмосфере дополнительные оттенки тревоги. Патрульные, которые остались следить за порядком на месте недавнего побоища, как я сейчас понял, наверняка получили приказ нас не трогать. Хотя по-хорошему план «разойтись» должен работать на всех. Однако теперь понятно — ждали Краюхина и Козлова. Не хватает еще милицейского полковника Смолина и невзрачного, но весьма влиятельного Поликарпова. Я, кстати, по-прежнему так и не знаю, в каком он звании и какую занимает ступень в иерархии могущественной конторы.
— Чего тебе, Евгений Семеныч? — со вздохом спросил Краюхин. — Сам же видел, к чему все привело… Давай не сегодня, а?
— Это важно, — твердо заявил я.
— Думаю, мы не сильно задержимся, Анатолий Петрович, — негромко сказал Козлов. — Кашеваров — парень толковый.
— Да знаю я, — отмахнулся Краюхин. — Ладно, давай отойдем.
— А вы ждите! — повернулся я к остальным, терпеливо ожидающим, чем же все закончится.
— Товарищи, пойдемте внутрь! — предложил Константин Филиппович Сеславинский. — У нас в ДК замечательнейший буфет! Ресторанных изысков не обещаю, но чай с пирожками и конфетами гарантирован.
Я благодарно кивнул директору, костяк дискуссионного клуба потянулся в сторону входа во дворец культуры.
— Клара Викентьевна, я попрошу вас… — начал я, но Громыхина меня перебила.
— Все будет в порядке, Евгений Семенович. Мы как раз познакомимся поближе с товарищем Сало, которому я должна оппонировать. Ну и… с остальными тоже. Идемте, Зоя Дмитриевна.
— Говори, — требовательно посмотрел на меня Краюхин, когда все ушли, и мы остались втроем с ним и Козловым.
— Я предлагаю оставить все, как должно быть, — сказал я.
— Ты о чем? — нахмурился первый секретарь райкома.
— О заседании, — пояснил я. — Не надо, пожалуйста, ничего отменять. Если я прав, и кто-то специально спровоцировал эту драку, мы только покажем слабость, отказавшись от дискуссии. Покажем испуг, страх, нежелание доводить дело до конца.
— Женя! — Краюхин сделал глубокий вдох и выдохнул, словно спускающий давление паровоз. — Ты неужели не понимаешь? По городу уже слухи циркулируют о перестрелке, раненых и убитых! И все связывают произошедшее с твоим клубом. Да мы целый месяц одни только последствия расхлебывать будем! Ты понимаешь, что в обкоме нам теперь все завернут?
— Завернут, — кивнул я, чувствуя, что уже начинаю подмерзать, но это было самой незначительной проблемой. — Еще как завернут, если мы отступимся. А нам этого нельзя делать. Надо довести дело до конца. Помните, как я говорил о том, что партия не боялась вступать в спор с самим чертом? Так вот — а что сейчас? Как это будет выглядеть, отмени мы все и забейся по углам, словно испуганные тараканы?
— Предлагаешь назло им это все сделать? — вступил в разговор Козлов.
— Разумеется. Они же переступили черту, дали зеленый свет жестким мерам в их адрес. Хотят, чтобы монополия на критику была только у них. И тогда можно смело утверждать, что они единственные, кто не боится. Что советская власть — аппарат репрессий и подавления. Нельзя это все допускать, нельзя!
Я не заметил, как распалился и начал повышать голос. Кто-то из милиционеров зашагал в нашу сторону, но Козлов показал успокаивающий жест, и патрульный остановился.
— Поймите, с их стороны это шаг отчаяния, — я продолжал уже без горячности. — Они с конца декабря не выпустили ни одного листка, ни одной самопальной газетенки. Они поняли, что не нужны никому, если страшные большевики-гегемоны спокойно вступают в спор с диссидентами, священниками, националистами…
— Националистами? — насторожился Краюхин.
— С теми, кто продвигает национальную идентичность, — пояснил я. — Не с нацистами.
— Да знаю я, чем они друг от друга отличаются, — усмехнулся первый секретарь. — Не думал просто, что ты и с такими… господами общий язык найдешь.
— Найду, — пообещал я. — Только прислушайтесь ко мне, не допускайте ошибок. Я уверен, что КГБ найдет зачинщиков драки, не просто же так их сексоты[19] были в толпе…
Краюхин с Козловым переглянулись.
— Да-да, я прекрасно знаю, что среди зевак были сотрудники КГБ. Но это работа Поликарпова, его дело… Пусть носом роет, ищет. А мы продолжим наводить мосты.
— А нужно ли? — с сомнением спросил Краюхин.
— Нужно, — уверенно ответил я. — Чтобы не потерять страну, совершенно необходимо.
Сексот — секретный сотрудник, человек в штатском, маскирующийся под обывателя.