Среди мгновенно разросшейся толпы зевак, не считая тех, кто бросился нам помогать, я увидел Вовку Загораева, уверенно расталкивающего локтями людей.
— Приветствую, Евгений Семенович, — он крепко пожал мне протянутую ладонь. — Как вас угораздило?
Он кивнул на зарывшуюся в сугроб капотом машину. Я не успел ответить — к нам протиснулись сотрудники ГАИ из подъехавшего «уазика» и фельдшеры «скорой помощи». Хорошо, что это не бригада Аглаи, пронеслось у меня в голове. Я, конечно, был бы рад ее сейчас увидеть, но волновать точно не хотелось.
— Пару минут, Вов, — попросил я Загораева, и тот согласно кивнул.
Вышло, конечно же, гораздо больше, потому что медики осмотрели каждого из нас на предмет повреждений, и оказалось, что у Зои подозрение на сотрясение мозга. Ее тут же увезли на взвывшем сиреной «рафике», а я почувствовал болезненный укол совести. Все же помчаться в погоню было моей идеей, а значит, отчасти и я виноват в происшествии. Со мной же, водителем Севой и Кларой Викентьевной все было в порядке, но тут же за нас взялись милиционеры.
Кто-то из собравшихся уже сообщил им приметы зеленой «семерки» и второй машины, и один сотрудник с погонами младшего лейтенанта как раз докладывал об этом по рации. Вот и хорошо, может, и поймают сейчас сволочей по горячим следам. Я максимально сжато объяснил усатому гаишнику, что произошло, расписался в показаниях и отошел к терпеливо поджидавшему меня Загораеву.
— А ну, раз-два, взяли! — скомандовал кто-то, и я сразу несколько крепких парней вытолкали нашу «Волгу» из сугроба.
Ничего себе, как все быстро произошло, я даже внимания не обратил. Все-таки дружней были люди при СССР, как бы меня ни пытались переубедить еще в той, прошлой жизни. Пусть я был еще ребенком в те времена, но и то хорошо запомнил. А сейчас, когда я уже обвыкся в теле Евгения Кашеварова, окончательно убедился в этом уже как взрослый человек.
— Сева, довезешь Клару Викентьевну? — попросил я водителя, и тот с готовностью закивал. — А я сам потом доберусь…
Наверняка потом придется еще давать объяснения какому-нибудь следователю, даже не сомневаюсь, но пока милиционеры оставили меня в покое. А мне очень удачно встретился Загораев — как выяснилось, в аварию мы попали на улице Пролетарской, и неподалеку как раз стоял дом, где днем и ночью в подвале качались андроповские работяги.
— Зайдем? — предложил Вовка, кивая в сторону своего «спортзала». — Чаю попьем, поговорим.
— С удовольствием, — кивнул я, ощущая, что морозец все-таки крепчает.
Но поговорить нам опять не дали. Рядом, шурша покрышками, остановилась серая «Волга», и первым на нее отреагировал как раз Загораев.
— Освободитесь, Евгений Семенович, заходите, — сказал он, аккуратно пятясь. — Я в «качалке» еще долго буду.
Я посмотрел на часы: половина девятого вечера. Загораев исчез, будто его и не было, а из-за приспущенного стекла серой «Волги» меня тихонько, но уверенно окликнули:
— Евгений Семенович, садитесь.
Приоткрыв дверцу, я протиснулся в хорошо протопленный салон. Стекла в машине были тонированными, тоже пока еще редкость для Союза, а потому мне сразу стало понятно, кто меня там ждет.
— Добрый вечер, товарищ Кашеваров, — толстые линзы очков в роговой оправе, обманчивая внешность типичного советского интеллигента. Разумеется, это был Поликарпов.
— К сожалению, не такой добрый, Евсей Анварович, — я покачал головой, и лысый широкоплечий водитель плавно тронул машину с места.
Впереди, кроме него, сидел еще один неприметный мужчина столь же неопределенного возраста, что и Поликарпов. Он не обратил на меня ровно никакого внимания, будто его коллега разговаривал с пустотой. И нет, это вряд ли пренебрежение. Скорее протокольное поведение, чтобы не мешать старшему вести важный разговор.
— Наслышан, — кивнул Поликарпов. — И о драке возле ДК, и о провокации Сало, и об аварии… Уже есть мысли на этот счет?
— Думаете, это все звенья одной цепи? — я отреагировал вопросом на вопрос. — И Сало как-то с этим связан?
— Антон Янович — псих-одиночка, — с улыбкой махнул рукой Поликарпов. — Мы давно его ведем, он из той когорты людей, что никому не доверяют. Мол, хочешь сделать хорошо, сделай это сам.
— Неплохой принцип, — возразил я. — Правда, не для работы. А то подчиненные на шею сядут.
— Тоже верно, — дипломатично отметил чекист. — В городе у нас хватает доморощенных националистов, но он не с ними. Как ни странно, Сало искренен в своих заблуждениях…
— Ну, почему же заблуждениях? — я покачал головой. — Не вижу ничего плохого в самобытности национальных культур. Просто преподносит он эту идею довольно грубо, вот тут действительно бы поработать…
— Самобытность или национализм? Случайная грубость или первые признаки сепаратизма? Кстати, вы знаете, сколько ресурсов партия выделяет на изучение истории каждого края? С учетом языковых уроков, археологических исследований и музеев — в иной год бывает и до пяти процентов союзного бюджета.
А не много? Мелькнула мысль, но тут же и пропала. Сменилась новой: если бы мы сейчас выступали в клубе, то кто бы получил голоса, я или КГБ-шник?
— Лично я национализма и сепаратизма не увидел. Только зацикленного на себе и своей идее молодого человека, который, если его направить в нужную сторону, мог бы приносить пользу. Как раз в рамках тех самых процентов…
— Этим вы, Евгений Семенович, и занимайтесь, — вернул мне подачу Поликарпов. — На то вы и клуб создавали. Я с вами о другом хотел поговорить, как вы уже наверняка поняли.
— Известно что-нибудь? — спросил я, понимая, что чекист прекрасно знает, о чем речь.
— В городе объявлен план-перехват, — уклончиво ответил Поликарпов. — А вы еще не ответили на мой вопрос.
Он улыбнулся, пристально глядя на меня. Что-то он все-таки знает, вот только хочет сначала услышать мои соображения. Зря он — у меня их пока никаких нет.
— Зеленые «Жигули» трижды пытались подрезать нашу машину, — я начал рассуждать вслух. — Так что это точно не совпадение. И вторая машина, вылетевшая на встречку с дальником, тоже. Вот только если поначалу нас пытались напугать, то потом… больше похоже на желание угробить. Или как минимум покалечить.
— Вот и я так думаю, — кивнул чекист. — Все оказалось гораздо серьезнее, не находите?
— Слушайте, я журналист, а не следователь, — не выдержал я. — Почему вы задаете мне вопросы, на которые сами должны найти ответы?
— Пытаюсь понять, не собираетесь ли вы отступать, — неожиданно заявил Поликарпов. — Или все-таки испугались?
— Я не трус, но я боюсь, — я пожал плечами, цитируя известный фильм. — Однако бросать начатое не собираюсь. Надеюсь, вам этого достаточно, чтобы рассказать мне что-то еще?
— Обещаю, что буду держать вас в курсе, Евгений Семенович, — Поликарпов проигнорировал мой выпад. — Просто я хочу, чтобы вы кое-что поняли.
Он пристально посмотрел мне в глаза, словно пытаясь прочитать мои мысли. Повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь мерной работой двигателя. А потом чекист медленно проговорил:
— Организовать массовую провокацию, приведшую к драке возле ДК, могли и ваши доморощенные конкуренты из «Правдоруба». А вот спланировать и почти довести до ума ваше убийство… На это не каждый способен. Силы, средства — это весьма рискованно и затратно. Понимаете?
— Вы ведь нашли эти машины, — теперь я был твердо уверен.
— Еще когда подъехали к вам, — подтвердил Поликарпов.
— И зачем было тогда нагонять такого туману? — выдохнул я, показывая одновременно усталость и раздражение.
— Работа такая, — пожал плечами Евсей Анварович. — Хотелось понаблюдать за вами, послушать ход ваших рассуждений.
— Да говорите уже, — я потер пальцами лоб.
Навстречу нам проехала патрульная «Волга» с надписью «ГАИ». Проблесковые маячки были отключены, милиционеры явно ехали не на вызов.
— Зеленая «семерка» и вишневая «Лада Спутник», — принялся рассказывать Поликарпов, — были обнаружены брошенными на соседних улицах. Номера двигателей, скорее всего, перебиты — в ГАИ сейчас это выясняют.
— Понятно, — кивнул я. — То есть никаких следов?
— Я этого не говорил, — чекист покачал головой. — Будьте осторожны, Евгений Семенович. В следующий раз это может быть грузовик.
Чекисты подвезли меня к Пролетарской, шесть. К дому, где расположилась качалка Загораева. Огорошив меня новостью о подставных машинах, Поликарпов пообещал, что комитет теперь будет обеспечивать мою безопасность. И честно сообщил, что личности покушавшихся им пока неизвестны.
На душе было мерзко. На столбах еще висели светящиеся разноцветные лампочки, которыми украсили город к Новому году, люди гуляли, не обращая внимание на по-прежнему усиливающийся мороз. Чуть в стороне раздался грохот — я бросил туда быстрый взгляд и увидел, как с небольшой ледовой горки съезжает какая-то квадратная белая железяка. Из нее, как из башни танка, торчал силуэт мальчишки в пальто и огромной шапке-ушанке. Загадочное транспортное средство остановилось, к нему с визгом и криками побежали другие ребята. И тут я с улыбкой понял, что это. Стиральная машина «Белка». Кто-то ее выбросил, неисправную, а дети используют теперь вместо санок. С большой горки на ней кататься опасно, может перевернуться, да и просто зашибить кого-то своей массой. А с такой маленькой и пологой — даже весело.
Я вспомнил, как сам в детстве со своими друзьями катался на капоте от сто тридцать первого ЗиЛа. Садились на него вдвоем-втроем и съезжали с высокого берега Любицы прямо на лед. Капот разгонялся сильно — так, что ветер свистел в ушах, хлестал по лицу искристым снегом. И останавливался наш кустарный «боб»[23] в нескольких десятках метров от берега на толстом любицком льду. Самое сложное было потом затаскивать его обратно…
Счастливое время, счастливое детство. Ни у меня тогда, ни у этих ребят сейчас даже в мыслях не было, что кто-то мог организовать покушение на другого человека. Что где-то наверху делят власть и только того и ждут, чтобы подставить конкурента. Вторая половина восьмидесятых — время, когда в Союзе зарождалось предпринимательство, а вместе с ним организованная преступность. Уже скоро в обиход войдет слово «рэкет», еще чуть погодя преступность сорвется в штопор… Но про мафию пока что не говорят, разве что в контексте обсуждения итальянского сериала «Спрут» про комиссара Каттани. У нас, в Союзе, его начали показывать в прошлом году, а последнюю серию, где отважного комиссара расстреливают из нескольких стволов, советский зритель увидит уже в девяносто первом. Когда бандитизм станет обыденностью и в нашей стране.
Кто-то сегодня попытался на языке силы что-то мне объяснить. Или предупредить, или устранить. Нанял рисковых людей, фактически выбросил на помойку два автомобиля. Причем вишневая «восьмерка», тот самый «Спутник», это дорогущая по перестроечным временам машина. Кому же такому небедному и влиятельному я перешел дорогу? Мыслей пока никаких. Но есть Загораев, который может помочь.
— Здорово, Газета, — поприветствовал меня Бык, по обыкновению охранявший вход в «качалку».
— И тебе не хворать, — улыбнулся я, крепко в ответ сжав протянутую ладонь. — Слабовато давишь, тренировки прогуливаешь?
— Да я!.. — вскинулся Бык, приняв мои слова за чистую монету.
— Шучу, расслабься, — я похлопал бугая по плечу, и тот засмеялся.
Народу в «качалке» было довольно много — днем спортсмены работали и посещали подвальный спорткомплекс как раз-таки по вечерам. Я снова улыбнулся, увидев пыхтящих со штангами и гантелями дружинников. Аркадий, Никита, Леня и даже Сергей Саныч, закончив дежурство, потопали сюда — укреплять мускулатуру. Загораев сдержал обещание в благодарность за газетную статью о спортсменах-любителях, и коллектив «Андроповских известий» получил право посещать этот зал. Как давно это было, оказывается.
Коллеги тоже меня заметили и приветливо замахали руками, приветствуя. Они-то, кстати, еще не знают про случившуюся со мной аварию. Черт, Зоя же в больнице, надо будет ей позвонить, спросить, что да как… Интересно, Котиков уже в курсе? Или она не стала его расстраивать? А ведь могла с ним, кстати, пойти, тогда бы и не пострадала. Как назло, ведь мы с Васькой решили, что девушке лучше доехать со мной на машине с учетом недавней драки. Вот кто бы знал — как говорят, соломку бы подстелили.
— Женя! — я с удивлением узнал довольного Бульбаша, который закончил выжимать штангу и встал, отсвечивая своим худощавым телом в майке-алкоголичке.
Оказывается, Виталий Николаевич все же решился тоже всерьез заняться своим организмом. Что для него, как недавнего запойного пьяницы, было огромным шагом вперед.
— Потом подойду! — ответил я, махнув рукой, и увидел еще одно знакомое лицо. Таксист Петя, человек с плаката.
Все эти люди, сами того не ведая, значительно улучшили мое настроение. Да, нашлись те, кому я мешаю, но друзей, коллег и просто хороших знакомых гораздо больше. Еще бы Павла Садыкова, чернобыльца, тут увидеть. И Петьку Густова с Игорем Сагайдачным, соседей по дому. Я улыбнулся, представив в этой компании Аглаю — стройную, подтянутую, в немного несуразной по моим «прошложизненным» представлениям форме для аэробики. Она ведь дома так занималась перед телевизором, повторяя движение за спортсменками в ярких лосинах и налобных повязках. «Ритмическая гимнастика»[24] передача называется, вспомнил. И еще вдруг остро ощутил потребность обнять любимую докторшу, спортсменку и просто красавицу.
— Как раз к чаю, Евгений Семенович, — мой организм от образа Аглаи, затянутой в яркий нейлон, чуть было не привел к конфузу, но меня отвлек Загораев.
Я прошел в каморку, где мы в прошлом году обсуждали скорое разрешение предпринимательской деятельности в СССР. А тут многое изменилось — новые кресла, добротный стол. Процветает Вовка.
— Наливай, Жень, — обстановка располагала не к официальной, а к более дружеской беседе.
Кивнув, я взял большую крутобокую чашку, плеснул густейшей заварки из керамического чайника с легкомысленными цветочками, разбавил кипятком из железного. Сыпанул сахара, размешал потемневшей алюминиевой ложкой. Сел в кресло, откинулся и сделал долгий глоток, будто всю жизнь только и желал, что простого черного чая.
— Чего от тебя конторские-то хотели? — прищурился Загораев, держа в отставленной правой руке стакан в металлическом подстаканнике. — Авария, судя по всему, непростая?
— Судя по всему, так и есть, — подтвердил я. — Так что нужна будет твоя помощь.
Боб — сани для бобслея.
Телепрограмма «Ритмическая гимнастика» выходила на советском ТВ вплоть до развала страны в 1991 году. Первой ведущей была Наталья Линичук, чемпионка Олимпиады-80 по фигурному катанию.