Разумеется, Хватов отвлекал меня еще несколько раз. Расспрашивал о «Правдорубе», о «Молнии». Внимательно изучал специально сохраненные экземпляры, опять бегал ко мне с вопросами, как прилежный студент к научному руководителю. Потом очень скрупулезно выведывал у меня все мыслимые и немыслимые подробности заседаний клуба «Вече», детально расспросил об Алексее Котенке. А к обеду не выдержал и упросил меня показать предварительные цифры по голосованию — и по колонкам, и по работе штатных корреспондентов. Признаться, мне уже и самому хотелось взглянуть, чтобы начало складываться понимание, так что я согласился.
Результаты в основном были, конечно же, по первому номеру вечерки, потому как второй вышел в прошлую пятницу, и читатели в массе своей еще просто не успели прислать заполненные бюллетени. Однако примерная картина все же складывалась: большинство голосов получила Зоя, собрав заодно восторженные комплименты учителей физики, инженеров, врачей и, разумеется, ликвидаторов. Жеребкин с отцом Варсонофием шли, что называется, ноздря в ноздрю, и это весьма удивило Хватова. Я-то понимал, что люди просто соскучились по чему-то необъяснимому, пытались искать смысл жизни и утерянные традиции. А товарищ Голянтов мало того, что в этом всем разбирался, так еще и был в городе популярной фигурой. Но что интересно, в редакцию в связи с этим пришло множество писем с требованием дать трибуну и представителям других конфессий… Сеславинский набрал скромно, зато бюллетени в его поддержку были исписаны чуть ли не поперек — поклонники директора дома культуры писали объемные комментарии. Собственно, вот и новая подборка вырисовывается с народным мнением.
Штатные журналисты меня тоже смогли удивить. Те, кто изначально воспринял мою идею со скрипом и даже в штыки, словно открыли в себе второе дыхание. Старички вроде Шикина и Метелиной наступали на пятки молодежи, а Евлампия Тимофеевна Горина, которую я уже почти списал, собрала приличную долю поддержки. Я понимал, что дело тут, скорее всего, в привычках многих читателей. Нравится, например, пожилому бригадиру ее стиль написания про пойменные луга, они и будет горой стоять. А вот Бульбаш, скажем, который меня чаще радовал, вдруг дал слабину, пропустив вперед Никиту Добрынина. Но интересней всего было узнавать, какие рубрики нравились читателям. И тут я видел, что большинство моих идей прижились. С хит-парадами, правда, вот не заладилось — многие не понимали их смысл. А интересные детали из истории города и языковые ликбезы вроде неправильных ударений — здесь андроповцы проявляли искреннее любопытство. Как и Хватов, который живо схватился за авторучку и принялся что-то строчить в блокнот, время от времени довольно покрякивая. Наверняка что-то с собой увезет для «Калининской правды». А мне не жалко, честно.
Параллельно, пока мы копались в письмах и заполненных бюллетенях, Богдан Серафимович объяснил, в чем он сам видит помощь, о которой говорил. Мол, у меня полная свобода действий, но при необходимости он, Хватов, будет подключаться и разгружать меня организационно. Даже предложил вычитывать работы колумнистов, однако я вежливо отказался, сославшись на то, что хочу пока делать это сам. Хватов не настаивал, говорил, что тогда будет спокойно заниматься уже своей работой — в обкоме ему надавали кучу заданий идеологического характера.
На мой взгляд, Богдан Серафимович немного темнил — и так понятно, что его прислали за мной приглядывать. Не вмешиваться слишком уж откровенно, но при необходимости использовать все выданные в областном центре полномочия. Какие именно, думать пока не хотелось. Гораздо сильнее меня волновала предстоящая встреча с Сивым, которую обещал организовать Вовка Загораев. Я, конечно, не мог назвать себя знатоком улично-пацанской культуры, но тот факт, что лидер «хулиганов» согласился на поговорить не сразу, говорил о его более сильной позиции. С другой стороны, мог и вовсе послать лесом-полем…
— Евгений Семенович, на проводе Владимир Борисович Загораев, — сообщила Валечка, когда мой знакомый каким-то чудом прорвался сквозь сонмища желающих поучаствовать в заседаниях клуба «Вече». Я уж молчу о том, что Валетов с Трофимом-Душеведом привели еще нескольких таких же чудиков — искателя философских истин в картинах Николая Рериха, исследователя привидений и даже нашего местного андроповского криптозоолога. Кого тот пытался обнаружить, я так толком и не понял, вроде какую-то кикимору. А оба они — криптозоолог и Питер Венкман[26] местного разлива — при почтительном молчании поклонника учения Рериха просто чуть не вынули мне мозг, упрашивая выслать газетную экспедицию в детский дом в поселке Лесозаготовителей.
— Понимаете, Евгений Семенович, — убеждал меня типичный домашний сыч лет сорока пяти в индийском колючем свитере, — в наш материалистический век мы напраснейшим образом игнорируем тонкие материи… А между тем, внетелесные путешествия, которые практикует наш Электрон Сергеевич, доказывают существование нематериальных планов.
— Астрал! — подхватывал сам Валетов. — Эфир!
Мне пришлось принять всю эту эзотерическую компанию, потому что иначе я бы опять же нарушил собственный принцип. Я имею в виду демократию. Если есть люди, которым интересны тонкие материи, у меня нет права глушить их мнение. Иначе грош цена тому же клубу «Вече». А потому хотя бы из вежливости я и решил их выслушать. Тем более что — вот ведь казус! — криптозоолог и «гоустхантер»[27] умудрились-таки собрать каждый по полсотни подписей. И лишь скромный поклонник художественной философии пока не снискал достаточное число сторонников в нашем Андроповске.
— Я все понял, товарищи, — чтобы поскорей, но при этом вежливо вытурить паранормальщиков, мне пришлось пойти на хитрость. — Сейчас пока все выступления расписаны, но вы на очереди. Все по правилам, все честно, просто придется подождать. Вы пока оставьте мне свои тезисы, я их внимательно изучу, чтобы тоже быть, так сказать, в теме. И да — посоветуйте мне, что ли, литературу, с помощью которой я бы мог восполнить свои пробелы в знаниях…
Простая техника, которую рекомендуют психологи: подчеркни авторитет своего собеседника и попроси у него совета в том, что он считает личным коньком. И ведь сработало — все просто наперебой, причем без всякого страха и стеснения, начали предлагать мне самиздат. Оказывается, и на такую тему в Союзе были подпольные рукописи. Пришлось делать многозначительный вид и прятать пухлые папки, аккуратно перевязанные тесемочками, в ящик стола с клятвенным обещанием прочитать самым внимательным и вдумчивым образом.
Паранормальщики, в чью компанию затесался и народный стихотворец Трофим-Душевед, ушли, невероятно довольные встречей. А я смотрел им вслед и думал, что их странные выступления могут стать настоящим тестом для многих советских людей. Проверкой на логику, доверие и еще множество разных триггеров. А что особенно важно, это будет своего рода лакмусовой бумажкой для того, что я делаю. Что выберут читатели? Красивые истории, которые добавляют в жизнь ярких красок, или сухие истории физиков, которые попробуют найти научное обоснование для этого сборника странностей?
В конце концов, я ведь хочу подготовить читателей к информационной лавине излета перестройки. А там этого добра будет просто навалом.
Загораев назначил время и место, куда нужно будет подъехать, предупредил, что никого в подробности встречи посвящать не нужно, и поспешил отключиться. По его голосу стало понятно, что лидер «центральных» напряжен, и это невольно передалось мне. А еще я вспомнил, что меня охраняют конторские, и понял: может получиться неприятный конфуз.
— Евсей Анварович? — спросил я, уже прекрасно понимая, что разговариваю именно с Поликарповым.
— Доброго дня, Евгений Семенович, — поприветствовал меня чекист. — Вы ведь явно звоните мне не для того, чтобы пожелать приятного аппетита?
— И для этого тоже, — я поддержал его шутливый тон. — А заодно так, промежду делом, хочу узнать, известен ли вашей многоуважаемой фирме некто Сивый. Слыхали?
— Ведем наблюдение, — буднично подтвердил Поликарпов. — Хотите взять интервью у лидера неформальной уличной группировки?
— Пока еще нет, — парировал я. — Но если он вдруг согласится, я вам сообщу.
В своей прошлой жизни я читал множество статей и научных работ по уличным субкультурам, а также пацанским бандам, дерущимся за асфальт. Что-то в голове осталось, другое забылось, но помимо прочего я помнил одну из версий, что это явление было придумано в кабинетах на московской Лубянке. Несерьезный вариант заключался в том, что контора «троллила», то есть дразнила МВД, так как ведомства были не в ладах. А более авторитетное мнение гласило, что уличные группировки с их военизированной структурой эдакого «государства в государстве» были своего рода социальным экспериментом. Теория конспирологическая, но в нее достаточно просто поверить, если задуматься, почему разрастание банд вообще допустили. Хотя могли придавить в зародыше. В том числе и у нас, в Андроповске-Любгороде. Вот только был еще и третий вариант: банды просто-напросто упустили, потому что этого явления в Советском Союзе «не было». Как СПИДа, наркомании и серийных убийц. Потом спохватились, но поздно. Хотя придуманная для борьбы с группировками структура РУБОП[28] была по-настоящему легендарной.
— Пока что Сивый, который в миру Леонид Набоко, ничего серьезного не совершал, — Поликарпов взял на себя инициативу перейти на серьезный уровень. — Мелкая хулиганка, никакого криминала. Но он под колпаком, будьте уверены.
«Хотелось бы», — подумал я, но вслух сказал другое.
— Я сегодня встречаюсь с ним. Есть вариант, что он может знать какие-то детали устроенного против меня ДТП…
— Хм-м, — протянул Поликарпов после небольшой паузы. Кажется, у меня получилось его удивить. — И для чего вы мне это сообщаете? Чтобы мои сотрудники тоже с ним поболтали?
— Как раз наоборот, — я поспешил возразить. — Пусть они никак не проявляют своего присутствия. Иначе ко мне просто упадет доверие. Я не любитель криминальных элементов, но у журналистов есть правило не выдавать свои источники.
— Понимаю, Евгений Семенович, — ответил чекист. — Хорошо, мы сделаем вид, будто ничего не знаем о вашей встрече. Но будем на пределе внимания. Если что, спасем.
— Спасибо, надеюсь, что не потребуется.
— Евгений Семенович, — Загораев вышел из подворотни старого двухэтажного дома, построенного в первые послевоенные годы. — Идемте.
Вечер снова вышел морозным, на небе высыпали мириады звезд, дыхание превращалось в облачка пара. Похрустывал снег, где-то неподалеку выли собаки. Мы с Вовкой зашли во двор, пересекли его и, пройдя арку в стандартной панельной пятиэтажке, оказались в «колодце». Его образовывали четыре многоквартирных дома с общим двором и видавшей виды хоккейной коробкой в центре.
Я чуть заметно вздрогнул, когда рядом с нами одномоментно выросли несколько крепких фигур. Будто бы все это время шли чуть поодаль, просто в невидимости, как в компьютерной игре или в старом голливудском кино «Хищник» со Шварценеггером. Мельком всмотревшись в лица, я выдохнул — это были парни из «качалки» Загораева. Судя по всему, наша охрана.
Слева и справа навстречу нам вышли еще две небольшие компании — Монгол и Рокки со своими помощниками. А в коробке нас уже ждали.
— Вовремя, — прохрипел кто-то, будто старая дребезжащая аудиоколонка.
— Резких движений не делайте, — предупредил меня Вовка. — Предоставьте все нам.
От площадки отделился рослый парень неопределенного возраста, на ходу затягивающий сигарету. Он был одет в армейские хэбэ-штаны с огромным ремнем-портупеей и расстегнутый бушлат без погон. На голове — закатанная почти до макушки черная вязаная шапочка.
— Здорово, Сивый, — Загораев первым протянул руку, и парень ответил на жест огромной ладонью.
Руки у лидера «хулиганов» были непропорционально длинными, почти как у гиббона. Наверное, очень удобно драться, подумал я. Противники просто-напросто не дотягиваются.
— Рокки, Монгол, — Сивый похлопал своей «лопатой» по рукам лидеров «химиков» и «зареченских» спортсменов. — Добрейшего вечера. Здоров.
Лицо у «хулигана» было вытянутым, скуластым и гладко выбритым. Я не сторонник теории Ломброзо, но если бы встретил Сивого в подворотне, сразу бы понял, что дело плохо. Настолько он колоритно выглядел.
— Жека, — представился я, выдержав нарочито крепкое рукопожатие. Не очень люблю эту форму моего имени, однако для подобных знакомств она наиболее подходящая.
Сивый долго буравил меня набыченным взглядом, словно проверяя на прочность, потом едва заметно кивнул и ослабил хватку.
— Может, пройдем в тепло? — на лице «хулигана» неожиданно появилась улыбка. — У нас тут, как вы знаете, тоже «качалка». Чаю выпьем или чего покрепче.
— Спасибо за гостеприимство, — ответил я. — Если никто не против, я бы с удовольствием выпил горячего чаю.
— Тогда за мной, — буркнул Сивый и, повернувшись, направился в сторону одной из пятиэтажек.
Из хоккейной коробки гуськом потянулись крепкие парни, а за ними… подростки, некоторым от силы лет двенадцать-тринадцать. Как там они в таких «коллективах» звались? Скорлупа, кажется. И еще было кое-какое слово, но весьма нецензурное.
Я огляделся по сторонам — во дворе-колодце были фонари, но они то ли не работали, то ли их как-то отключили. Вот почему я сразу никого не заметил. А их ведь много — случись что, и нас бы с Вованом, Монголом и Рокки просто уложили мордами в снег. Банально числом бы взяли, и даже телохранители от каждой «качалки» не помогли бы.
Впрочем, тогда бы наверняка вмешалось прикрытие от Поликарпова. Интересно, откуда его люди сейчас наблюдают за нами?
— Вот сюда, — Сивый показал на вход в подвал, откуда раздавалось звяканье спортивных железок.
Все рядовые группировщики, словно бы по команде, остановились, и за лидером «хулиганов» спустились в подвал только я и трое «спортсменов». Едва дверь успела закрыться, во дворе ослепительно вспыхнули фонари.
Питер Венкман — персонаж голливудской франшизы «Охотники за привидениями». В фильмах Айвана Райтмана его сыграл актер Билл Мюррей.
Евгений использует кальку с английского термина ghost hunter, т. е. буквально «охотник за привидениями».
РУБОП — региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Структура была создана в России в 1993-м и ликвидирована в 2001 году.