Вот так я и знал, что эти неизвестные граждане объявятся в самый неподходящий момент. И все же подспудно я ждал их, а потому удивился скорее тому, почему так долго. Столько ведь всего произошло, однако мои конкуренты по какой-то причине тянули с выходом. Что ж, посмотрим.
— Несите, Валечка, — спокойно ответил я секретарше. — Давайте их сюда. И пригласите ко мне в кабинет Клару Викентьевну, Бродова и Бульбаша.
— Это я удачно зашел! — Хватов случайно или намеренно процитировал один старый добрый фильм.
Валечка, цокая каблучками туфелек, прошла к столу и выложила экземпляр «Правдоруба», пахнувший чем-то знакомо терпким и неуловимо меня смутивший. Сверху спланировала легкая «Молния», все так же состоящая из одного боевого листка.
— Так, посмотрим, — Богдан Серафимович жадно схватил непривычно толстый выпуск самиздатовского журнала и принялся его пролистывать.
Я протянул руку за слегка помятой бумажкой и разложил ее перед собой. Ничего нового, даже неинтересно. Все те же пассажи о «кровавой гэбне», партийном заговоре и моем личном интересе в сионистском заговоре. А что? Кому как не редактору районки больше всех нужно развалить собственную страну в интересах известной ближневосточной державы? Черт, это так глупо, что даже сарказм не спасает.
Идем дальше. Дискуссионный клуб «Вече» — не что иное как вялая попытка сыграть в демократию. Более того, еще и заискивание перед разными социальными группами, в том числе потомками лишенцев. Тут, конечно же, неизвестный автор имел в виду Константина Филипповича Сеславинского, директора районного дома культуры. Ах да… Здесь и карельскому национальному активисту Сало нашлось место. Его, правда, метатель «Молний» подверг жесткому шельмованию, из чего я сделал печальный вывод: противник у меня все-таки мелкий. Не дотягивает до приличного уровня. Хорошо еще, что я не встретил на всем этом грязном листочке известных пассажей про опустевший водопроводный кран и тех, кто выпил всю воду.
А вот неожиданно потолстевший «Правдоруб» точно завлек Хватова своим содержанием. Вон как мой старший товарищ усиленно морщит лоб и вдобавок губами шевелит от усердия. Я даже ему позавидовал немного, что он первым узнает содержание нового выпуска скандального самиздата.
В этот момент дверь в кабинет приоткрылась, и друг за другом вошли трое — Громыхина и оба моих заместителя. Коротко поприветствовав, я жестом пригласил их рассаживаться. Клара Викентьевна с достоинством разместилась напротив Хватова, Бродов с Бульбашом сели чуть поодаль, но так, чтобы хорошо меня видеть и в случае чего легко вклиниться в дискуссию.
— Ну, что я могу сказать, товарищи… — я хотел уже было поторопить Богдана Серафимовича, однако он и сам понял, что увлекся. — Возьми, Женя, почитай. Так вот… Дело, похоже, принимает серьезный оборот.
Я принял из его рук экземпляр «Правдоруба» и ненадолго завис, размышляя и пытаясь понять, что же все-таки меня смущает в этом журнале. Не только увеличившийся объем, нет. А потом меня осенило. Да он же сверстан если не на «отлично», то по крайней мере на твердое «хорошо»!
Ведь что такое «самопальное» СМИ позднего СССР? Известный и показательный пример — газета «Свободное слово», издание «Демократического союза». Самый массовый перестроечный самиздат, выходивший к 1991 году тиражом пятьдесят пять тысяч экземпляров. И это раз в неделю! Но сейчас «Свободного слова» еще нет, его начнут выпускать только через год, в восемьдесят восьмом. И будет это, к слову, вполне себе типичное печатное издание, выглядящее не хуже официальных газет. А сейчас…
Сейчас я держал в руках не привычную папку с трафаретными буквами, как это было раньше. Я разглядывал — и не без удовольствия! — неплохую по меркам этого времени брошюру. Черно-белую, но на довольно приличной бумаге, с хорошо пропечатанными фотографиями, а главное, с первой полосой, сверстанной по правилам официального журнала. Еще и прошитую явно в типографии, пусть и наверняка нелегальной. Это что еще, черт подери, происходит?
— А где же, позвольте спросить, наша местная версия «Хроники текущих событий»? — удивленно уточнил Бродов, аж выгнувшийся со своего места от любопытства.
Память моего предшественника, да и знания меня прежнего подсказали, что Арсений Степанович говорит о самом первом советском периодическом самиздате. «Хронику текущих событий», так называемый «правозащитный информационный бюллетень», выпускали столичные диссиденты, причем начали еще аж в шестьдесят восьмом году, при раннем Брежневе. И выглядел этот бюллетень как пачка скрепленных между собой машинописных листов с минималистским оформлением. Первые номера «Любгородского правдоруба» были чуть ли не калькой со знаменитой «ХТС». И вот на тебе — полноценный журнал.
— Вот это да, — я покачал головой. — Так вот почему они надолго пропали.
— Готовились? — догадался Бульбаш.
— Именно, — подтвердил я. — Не знаю, где они это печатают и куда в таком случае смотрит товарищ Поликарпов… Но это огромный скачок для местного самиздата.
— Для всесоюзного тоже, Евгений Семенович, — Хватов почему-то вновь перешел на официальный стиль общения. — Весьма и весьма хорошее качество. Вы полистайте, товарищи, полистайте!
Я принялся переворачивать страницы, мои замы и даже чопорная Громыхина не выдержали, поднялись со стульев и сгрудились вокруг меня. А я пребывал в самом настоящем культурном шоке. Неужели так сработала наша спланированная провокация? Та самая, о которой я говорил с Поликарповым — расширение авторских колонок, громкий анонс на эту тему и в целом развитие дискуссионного клуба. Я показал серьезность своих намерений, а они, получается… Подготовили симметричный ответ!
— Хорошие фотографии, — заметила Клара Викентьевна.
На мой взгляд, снимки были самыми обыкновенными, вот только они именно были в отличие от предыдущих картонных папочек с трафаретным шрифтом! Для все еще непритязательного советского читателя это полноценный конкурент обоих моих изданий. А что? Верстка не просто есть как таковая, она еще и хорошего качества, даже с небольшой творческой изюминкой в виде фигурных рамочек на полях и явно дизайнерского оформления первой полосы.
Более того, мои оказавшиеся довольно умелыми и достойными конкуренты грамотно выбрали передовицу, то есть главную тему номера. Первую журнальную полосу украшало, если можно так выразиться, месиво из взрытой земли и покосившегося могильного креста. На миг в памяти всплыла старая история с незадачливыми «колдунами», которые хотели отвадить от взрослого «сыночки» неподходящую, по их мнению, невесту. Там тоже были оскверненные могилы, вот только… Нет, здесь, в «Правдорубе», эта пугающая картинка играла совсем на других эмоциях.
«Советская власть хочет вернуть в Андроповск холеру!»
Заголовок громкий, даже кричащий. Привлекающий внимание неизбалованного сенсациями советского гражданина. И даже уточнение небольшим шрифтом:
«Уничтожение старого кладбища может стать фатальным для нашего города, если в атмосферу попадут опасные вибрионы, таящиеся в могильниках».
В памяти тут же всплыли события, еще не случившиеся в этом времени. События двадцать первого века. В самом начале пандемии ковида, когда общество еще не понимало до конца, с чем столкнулось, в Твери разгорелся скандал. На давно разрушенном кладбище на берегу Волги решили восстановить церковь, уничтоженную при советской власти. Поставили вагончики-бытовки, привезли строителей из разных городов. А краеведы подняли тревогу — на кладбище этом, мол, хоронили погибших от моровой язвы, холеры и тифа. И если начать копать, не ровен час, окажутся на свободе дремлющие бактерии.
Буча тогда поднялась, конечно… Всяческие компетентные органы начали проверки, строительство остановили. А потом выяснилось, что опасность преувеличена, да и вообще в Твери чумные средневековые захоронения чуть ли не на каждом шагу. Была в Твери и холера, она пришла в город в 1831 году. Тогда для умерших отвели специальное место за Московской заставой, то есть на восточной окраине. И вроде как жертв было несколько сотен, в других городах оказалось больше. Потом, говорят, холерные эпидемии тоже заглядывали в Тверь, но уже не столь масштабные и смертоносные. А на месте «инфекционного захоронения» XIX века в будущем теперь то ли торговый центр, то ли автосалон.
— Коллеги, это какое же у нас в Андроповске старое кладбище собираются уничтожать? — я обвел взглядом присутствующих.
— Да-да, интересно, — кивнул Богдан Серафимович.
— Там, где парк на костях, уже ничего не осталось, — начал Бульбаш. — Еще есть то кладбище, о котором мы с Сонькой писали… Помнишь, Жень? Там целительница народная замешана была, как там ее… Евдокия!
— Но его же сносить не собираются, — возразил я.
— Кладбищ в старинном Любгороде было больше двух, — подал голос Арсений Степанович, и мы все повернулись к нему. — Фактически же погосты при храмах были… И если я правильно помню, новый микрорайон будут возводить по границе очень старого погоста, который еще при Сретенской церкви организован был. Но тут я могу обмануть, не настолько силен в таких знаниях. Что-то помню из интервью с Якименко…
— Якименко, — эхом повторил я.
Сегодня же повторное заседание клуба «Вече», и придется нам, судя по всему, внести изменения в повестку. Как и требуется по уставу проголосуем, но я уверен, что большинство будут за. Тем более что и спикеры, разбирающиеся в вопросе, у нас как раз найдутся, а то и я сам кого-нибудь приглашу. Или даже от себя добавлю. Мне после первой волны ковида точно будет чем потоптаться по чужим мозолям. «Правдоруб» высказал свои тезисы, а мы на них ответим, и не с партийной трибуны, а голосом народа. И там, где город уже привык его слышать.
— Виталий Николаевич, Арсений Степанович, — я решительно посмотрел на своих заместителей. — Ставлю вам обоим задачу сдать сегодняшний номер. Разумеется, как положено. Чтобы комар носа не подточил.
— А ты? — с любопытством уточнил Бульбаш.
— А я потихоньку начну следующий номер готовить, — пояснил я. — Встречусь кое с кем перед заседанием клуба «Вече», обсужу громкую тему номера этих хулиганов от журналистики…
— Евгений Семенович, так, может, и не хулиганство это никакое? — неожиданно спросил Бродов.
— Вы о чем, Арсений Степанович? — я удивленно посмотрел на толстяка.
Все по-прежнему стояли вокруг моего кресла, и сейчас, когда взоры присутствующих оказались направлены на него, Бродов вдруг стушевался. Но быстро пришел в себя, даже важно подбоченился, пропустив руки через подтяжки. Как американский шериф, ей-богу.
— Я про заразное захоронение, — пояснил Арсений Степанович. — Почему-то ведь не раскапывают могильники сибирской язвы? Так и с холерой может быть то же самое. И с тифом. Нет, вы не думайте, я не защищаю редакцию «Правдоруба»…
Последнюю фразу Бродов произнес в тот момент, когда Богдан Серафимович принялся буравить его внимательным взглядом.
— Так вот, — Арсений Степанович вновь успокоился и продолжил. — Если информация верна, не все ли равно, от кого она поступила?
— Вы молодец, товарищ Бродов, — мой ответ заметно удивил толстяка. — Нет, правда, спасибо вам, Арсений Степанович за подсказку. Мы ведь такой материал сумеем отгрохать.
— Еще одно опровержение? — улыбнулся Бульбаш, который в последнее время все чаще схватывал на лету мои мысли.
— Да, верно, давненько мы их не публиковали, — кивнул я. — Впрочем, и поводов долго не было… А теперь вот он повод. Самый что ни на есть. И он, разумеется, не единственный. Журнал-то ведь на эпидемии не заканчивается.
Как говорилось в одном хорошем сериале из моей прошлой жизни, вызов принят!