До начала собрания осталось всего ничего, и я поспешил успокоить Якименко. Заверил его, что вопрос с кладбищем нужно будет поднять сразу с двух сторон: и про мнимую опасность холеры, и про то, что нужно беречь память. И вообще, чтобы не откладывать в долгий ящик, начнем обсуждение прямо сегодня, когда все подойдут. Краевед заметно расслабился, а я мысленно обрадовался, что в целом он человек уравновешенный и договороспособный. Побольше бы таких, но уж как есть…
А потом, не успели мы как следует выдохнуть, в помещение потекли участники клуба. Я усмехнулся этому довольно-таки стандартному обороту — еще недавно мне бы он и в голову не пришел. А сейчас я едва успевал приветствовать входящих. Сашка Леутин, Василий Котиков, немного погрустневший в отсутствии Зои, главный комсомолец Жеребкин, ликвидатор Павел Садыков. Следом вошли, оживленно беседуя, отец Варсонофий и бабушка Кандибобер. Бочком протиснулся покрасневший от смущения краевед Сало — не думаю, что он мастерски подделал такую реакцию, значит, и вправду стыдно за свою прошлую выходку. А потом пошли новенькие — Трофим-Душевед со своими приятелями-паранормальщиками, режиссер Владимирский, которому я давно обещал местечко для начала вольного слушателя. И тут я понял, что народу как-то слишком уж много.
— Здравствуйте, — следующий посетитель оказался довольно-таки неожиданным. — Если позволите, Евгений Семенович, мы бы с коллегой присоединились… Слишком уж интересная тема всплыла.
— Василий Васильевич? — Аглая удивилась не меньше моего, даже вскочила со своего места, будто студентка-первокурсница.
— Варвара Афанасьевна мне рассказала о вашем разговоре, — доктор Королевич с улыбкой развел руками. — И я просто не мог пройти мимо.
— Товарищ Королевич, — я тоже поднялся со своего места и, шагнув к профессору, крепко пожал протянутую руку. — Не буду скрывать, я очень рад вашему вниманию. Пожалуйста, проходите. Варвара Афанасьевна? Рад знакомству. Вон там Аглая, можно к ней…
Высокая темноволосая девушка, к которой моя невеста в шутку ревновала, смущенно улыбнулась и, кивнув мне, направилась к коллеге. Королевич присел рядом, вызывая неподдельный интерес у всех посетителей. Все-таки доктор медицинских наук — фигура знаковая, и в Советском Союзе они вызывали уважение у всех без исключения. Ну, или почти у всех.
— Аэлита Ивановна, мое почтение, — я и забыл, что Хватов знаком с бабушкой Кандибобер.
— Богдан… — удивленно воззрилась она на него, потом моментально одернулась. — Добрый вечер, Богдан Серафимович.
И села в другой конец аудитории. Похоже, не так пошла встреча, как планировал Хватов, да это и не мое дело. Я посмотрел на Котенка, который тоже был ошарашен появлением авторитетного ученого, а потом… В аудиторию зашли Краюхин с Козловым, которые уже присутствовали на прошлом собрании, но не сообщили тогда о своем желании заходить регулярно. Что ж… Это еще раз доказывает нужность моей задумки.
— Рассаживайтесь, товарищи, — я встал перед присутствующими, которым едва хватило стульев, да и то оказалось, что Сеславинский уже попросил кого-то из кружковцев принести еще сидячих мест. Хорошо, что помещение оказалось просторным, и все просто банально тут поместились. Насколько комфортно — это уже другой вопрос.
— Товарищ редактор, а нам хватит времени на выступление? — раздался голос Электрона Валетова, который размахивал пугающе толстой кипой листов.
— Дело растет и ширится? — усмехнулся Котенок, посмотрев на меня.
Я кивнул ему и вновь переключился на аудиторию. Надо рулить процессом, пока не начался бедлам.
— Итак, приступим, — сказал я негромко, но этого хватило, чтобы шум в аудитории постепенно сошел на нет. — Сегодня мы предлагаем начать с неожиданного события. Наверняка многие из вас уже видели свежий выпуск «Любгородского правдоруба».
Подтверждающие кивки, нестройный хор соглашающихся голосов — я отметил, что отреагировали так или иначе все. Разве что паранормальщики во главе с Валетовым покачали головами, с забавной синхронностью разведя руками.
— Выносим на голосование, — Котенок перехватил инициативу, но мы с ним так и договаривались. Дирижируем слаженно и дополняем друг друга. — Участвуют только активные члены клуба. Кто за то, чтобы начать сегодняшнее заседание с холерной угрозы?
Вот тут он, конечно, слегка перегнул, но логика мне ясна. Если говорить скучно, ни у кого интереса не будет. А так он использовал так называемый «крючок», на который и подсадил почтенную публику. Как-никак журналистский прием, Котенок явно не против вернуться в профессию. И вернется, насколько я знаю по своей прошлой жизни.
— А есть она, эта угроза? — раздался голос Антона Сало.
Он ведь тоже краевед, как и Якименко, потому-то и относится к громкой статье в «Правдорубе» со скепсисом. Знает, что по всему Любгороду-Андроповску рассыпаны многочисленные моровые кладбища, и если бы верны были «страшилки» неизвестных, эпидемия бы уже случилась. Причем не раз. Но нам нужно убедить и остальных тоже.
— Вот об этом мы и поговорим, — подхватил я. — Сегодня у нас в гостях медицинские работники, в том числе специалист по инфекциям. Так что нужную информацию можно будет получить, что называется, из первых уст.
— Голосуем, — напомнил Котенок. — Кто за?
Поднялись руки, причем кое-кто проигнорировал правило, что участвуют только активные члены клуба. Например, поклонник творчества Рериха из тусовки Валетова с Душеведом. Я хотел было отметить этот момент и напомнить о порядке, но Котенок успокаивающе выставил в мою сторону ладонь. В этот момент Фаина как раз закончила быстрый подсчет — у нее в руках даже бумажка была, где она что-то отмечала.
— Одиннадцать голосов членов клуба, — сказала она. — Три голоса не учитываются, так как это вольные слушатели. И один участник отсутствует по уважительной причине.
Ага, это она Зою Шабанову имеет в виду, которая долечивает сотрясение мозга. А молодец девчонка, быстро себе дело нашла. Наверное, Котенок ей предложил, только меня они оба забыли предупредить. Впрочем, я не вижу препятствий. Клуб «Вече» растет, и помощники нам точно нужны. Пусть первой как раз и будет Фаина.
— Кто против? — невозмутимо уточнил Котенок. — Воздержавшиеся? Большинством голосов дополняем повестку. Евгений Семенович, надо ввести всех в курс дела.
Я кивнул и коротко рассказал присутствующим суть проблемы. Есть кладбище, где хоронили умерших от холеры, есть план строительства нового микрорайона, в котором этот момент не учтен, и есть бредни создателей «Правдоруба». А теперь самое интересное.
— Для начала попросим выступить наших медицинских работников, — я перешел к главному. — Товарищи врачи, кто желает высказаться? Стоит ли жителям города бояться холеры? Без вашего компетентного мнения не обойтись.
— Боюсь, эпидемиология не моя стезя, — улыбнулся профессор Королевич. — Но я полагаю, что доктора Строгова и Ямпольская развеют всяческие сомнения. В свою очередь, как их коллега, я подтверждаю высокий профессионализм обеих.
— Спасибо, Василий Васильевич, — вежливо кивнул я. — Тогда попрошу к трибуне Аглаю Тарасовну. Варвара Афанасьевна, а вы приготовьтесь в любой момент подхватить эстафетную палочку…
Трибуна — это, конечно, громко сказано. Всего лишь стол, на котором можно разложить какие-то свои материалы или просто встать за него, словно бы защищаясь. Иногда для уверенности во время выступления перед аудиторией так и делают.
Аглая как раз тоже волновалась, я это чувствовал, потому что хорошо знал свою девушку. Но внешне она была спокойна и невозмутима. Встала со стула, галантно прошлась по аудитории, стуча каблуками. И… разумеется, я не смог не залюбоваться ею в очередной раз. Красивое лицо, утонченная фигура, стройные ноги и роскошные вьющиеся волосы. Ее легко можно было бы представить идущей по модному подиуму. Но она, истинно советская девушка, выбрала профессию медика. Чтобы помогать людям, чтобы двигать вперед науку и, в конце концов, безжалостно рушить стереотипы о либо умных, либо красивых.
— Моя специализация — сердечно-сосудистые заболевания, — Аглая встала рядом, наполнив воздух вокруг легким цветочным ароматом. — Тем не менее, общая медицинская подготовка дает мне право рассуждать и на тему инфекционных заболеваний. Так вот, я со всей ответственностью заявляю, что холерные вибрионы не способны десятилетиями прожить в глубине почвы. Заражение людей из-за раскопанных старых могил абсолютно исключено.
— А как же сибиреязвенные скотомогильники? — как мне показалось, сварливо спросила бабушка Кандибобер.
— Мы обсуждаем старинное общественное кладбище, а не захоронения умерших от сибирской язвы животных, — Аглая смерила экоактивистку снисходительным взглядом. — Вряд ли вы не видите между ними разницу, скорее просто невнимательно слушаете.
— Я? — ахнула Аэлита Ивановна. — Да я… просто дело же не только в холере. А тиф? А испанский грипп? Чума, в конце концов! Мало ли, какая зараза дремлет в земле!
— Этиология всех перечисленных вами заболеваний не имеет никакого отношения к старым человеческим захоронениям, — спокойно возразила Аглая.
— Но ведь товарищ Челубеева по-своему права! — раздался голос Электрона Валетова. — Простите, пожалуйста… Вы позволите задать вопрос?
Я даже не сразу понял, что наш контактер говорит о старушке-экоактивистке, настолько приклеилось к ней прозвище Кандибобер. Некоторые даже всерьез думали, будто это ее фамилия. А Валетов молодец — сначала влез, потом вспомнил о правилах.
— Конечно, — с улыбкой кивнула Аглая.
Валетов встал, расправил плечи и, гордо представившись «исследователем возможностей человеческого организма», обратился сразу ко всем врачам.
— Товарищи медики, — начал он. — Все-таки вы бы нас просветили по поводу сибирской язвы… Понимаю, что мы говорим о другом, о холере. Но граждане из «Правдоруба» тоже могут задаться подобным вопросом. И нам нужно быть готовыми к новым провокациям.
Вот молодец все-таки этот странный дядька. Пускай у него в голове пасутся стада тараканов, но сейчас он говорит правильные вещи. Действительно, сегодня «Правдоруб» написал о кладбищах, а завтра с удовольствием будет смаковать тему сибиреязвенных скотомогильников.
— Полагаю, на этот вопрос лучше ответит Варвара Афанасьевна Строгова, — сказала Аглая и жестом пригласила подругу, когда мы с Котенком по очереди согласно кивнули.
Я проводил взглядом свою девушку, пока она возвращалась на место, затем повернулся к сменившей ее темноволосой коллеге.
— Товарищи, с возбудителем сибирской язвы действительно все сложнее, — начала она тихо, но быстро обрела уверенность и твердость, увидев, насколько внимательно, не шелохнувшись, все ее слушают. — Его споровая форма сохраняет активность вне живого организма довольно долго, порядка двухсот пятидесяти лет…
По рядам прокатился испуганно-удивленный вздох. А я еще раз мысленно поблагодарил Валетова и даже бабушку Кандибобер — не подняли бы эти двое тему сибирской язвы, и «Правдорубу» ушел бы такой козырь!.. Хорошо, что мы его перехватили.
— По некоторым данным, — продолжала тем временем Варвара Афанасьевна, — возбудитель может существовать и гораздо дольше. Триста, четыреста лет, даже тысячу[36] и более. Это менее вероятно, но коллеги-эпидемиологи не исключают такую возможность. Поэтому — да, сибирская язва опасна. Однако в нашем районе вспышек сибирской язвы, к счастью, не регистрировалось давно. А имеющиеся скотомогильники соответствующим образом законсервированы и все наперечет у областной санэпидемстанции. Кроме того, споре сибирской язвы необходимо вначале попасть в кишечник теплокровного животного… И уже потом она может легко перейти на человека. Однако опасность минимальна — мясо, попадающее на рынки СССР, проходит тщательный ветконтроль…
А нам, подумал я в этот момент, точно понадобится в дискуссионном клубе ветеринар. Надо бы поискать подходящую кандидатуру.
— Позвольте мне, — Анатолий Петрович Краюхин поднял руку и встал. Дождался от меня с Котенком подтверждения и продолжил, повернувшись лицом к аудитории. — Как ответственное лицо, я подтверждаю, что ситуация с сибиреязвенными скотомогильниками на полном контроле райкома партии и областного комитета КПСС.
— Спасибо, Анатолий Петрович, — поблагодарил я. — Варвара Афанасьевна, вам тоже спасибо. Если позволите, добавлю от себя. Александр Глебович, — я позвал Якименко. — Ответьте нам, пожалуйста, как специалист по истории родного края. Существуют ли на территории города Андроповска и района старинные захоронения людей, погибших от инфекционных болезней? И да — я так полагаю, что вопрос с сибирской язвой закрыт, никто больше не путает кладбища со скотомогильниками?
Жестковато получилось, но так порой, на мой взгляд, и надо. Чтобы люди думали, прежде чем что-то сказать. И мой последний вопрос относился ко всей аудитории. Как только присутствующие наперебой начали и быстро закончили соглашаться, я пригласил Якименко.
— Александр Глебович, попрошу вас к трибуне.
— Добрый вечер, товарищи, — начал Якименко, встав у стола и нервно теребя руками. — Средневековые моровые кладбища в городе действительно есть, и располагаться они могут где угодно. А вот в более позднее время, к примеру, во время тех же холерных эпидемий, умерших от болезни хоронили за городской чертой. В любом случае, как нам уже сказали врачи, опасности нет. Никакая холера и никакой тиф, а уж тем более точно никакая «испанка» нам сегодня не угрожают. Вот только существует еще один острый вопрос, который мне бы хотелось поднять…
Он откашлялся, прочищая горло, и продолжил. В этот момент он словно бы неуловимо изменился. И причина была ясна: Якименко говорил о том, что его больше всего волнует.
— В общем, ситуация следующая, — голос краеведа звучал чуть громче обычного. — Я бы сказал, двоякая. С одной стороны, как мы уже знаем, никакой опасности заражения нет. А значит, как будто бы можно строить на старом кладбище. Но с другой стороны… У нас в городе и так мало осталось памятников старины. Не нужно уничтожать еще один. Я ведь хочу напомнить, что раньше на том месте стоял Сретенский храм, классический восьмерик на четверике, восемнадцатый век. Сейчас от него ничего не осталось, но есть старые надгробия. Отдельные — это настоящие шедевры. Собственно, у меня все. Надеюсь, товарищи, на ваше благоразумие.
— Спасибо вам, Александр Глебович, — сказал я. — У кого-либо есть вопросы по теме?
— Разрешите мне, — со своего стула во весь рост поднялся крепкий секретарь ВЛКСМ Жеребкин.
— И я бы тоже хотел! — поднял руку «гоустхантер», как я назвал любителя паранормального. Забыл совсем, как его на самом деле…
— В порядке очереди, — я вежливо напомнил ему. — Сначала товарищ Жеребкин, потом и вы сможете задать свои вопросы.
— А у меня не вопросы, — паранормальщик даже гордо подбоченился, задрав нос, как будто научное открытие совершил. — Я бы хотел выступить… Исключительно в рамках темы, разумеется.
Меня так и подмывало отказать доморощенному Фоксу Малдеру, но он собрал необходимые пятьдесят подписей и потому сегодня формально один из нас.
— Принимается, — сказал я. — Может быть, кто-то еще хочет высказаться более подробно?
Вызвались двое: Котиков и Кандибобер. Причем если желанию Васи я не удивился, то старушка-экоактивистка, на мой взгляд, должна была высказаться в поддержку Якименко. Не из-за любви к старине, как тот, а из-за мнимой опасности заражения — она-то как раз в подобное верила. Об этом я узнал, когда она громким шепотом поделилась мнением с отцом Варсонофием.
Тем временем вперед вышла Фаина, вытянула по очереди бумажки с именами, определяя очередность выступлений. Ловко, а я сам собирался назначать, но так даже лучше. Впрочем, у нас для начала еще вопрос от Жеребкина. Или даже несколько, судя по его боевому настрою.
Довольный секретарь районного комсомола встал, потянулся и сделал несколько довольно агрессивных движений, словно боксер на ринге. Вызывающе, но нарушением не является. Надо, пожалуй, доработать правила. Интересно, Жеребкин искренне хочет разнести Якименко в пух и прах? Или понимает, что все это — не более чем тонкая игра? Вот Краюхин с Козловым, я думаю, отлично понимают. Сидят и не вмешиваются, ждут, куда на самом деле вывезет кривая народного мнения. Точнее, пока еще не совсем народного — члены дискуссионного клуба тут скорее как ретрансляторы идей, из которых и будут выбирать жители города.
— Задавайте вопросы, товарищ Жеребкин, — я вежливо поторопил комсомольца, а то что-то он затянул с интригующим молчанием.
— Да-да, конечно, — спохватился Жеребкин. — Скажите, Александр Глебович, какую историко-архитектурную ценность представляет собой фактически несуществующее Сретенское кладбище? Храма там больше нет, могилы, как бы это ни было прискорбно, уничтожены и разорены. Причем, что особенно хочется подчеркнуть, во многом в этом повинны немецкие оккупанты. Так что именно вы хотите сберечь? Поле с обломками? Заросли сорняка?
— Я предлагаю провести на месте бывшего кладбища археологические изыскания, — уверенно ответил Якименко, не поддавшись на явно провокативную речь комсомольского секретаря. — Многие надгробия девятнадцатого и даже восемнадцатого века наверняка уцелели, просто оказались под слоем почвы. Фактически это старинный некрополь, представляющий собой огромную историческую ценность. На Сретенском кладбище хоронили в том числе лучших представителей любгородских сословий… Это же источник исторических открытий. А вдруг именно там находится могила Муравьева-Любицкого?
— Сословия, — Жеребкин словно бы смаковал это слово. — Странно слышать это в советском доме культуры советского города. Сословия в нашей стране еще с тысяча девятьсот семнадцатого отсутствуют. Вы хотите внести сумятицу в общество? Восстановить неравенство в советской стране?
— Кто вам такое сказал? — возмутился Якименко, а из аудитории послышался возмущенный ропот. Причем пока было непонятно, на чьей стороне люди. — Да, сегодня сословий нет, однако они были. Это история. И мы не можем вычеркнуть из нее людей просто потому, что кто-то решил уничтожить память! Скажете, что купец Харитонов, который открыл земскую лечебницу на свои деньги, недостоин доброго отношения? Это же немыслимо — в городе, для которого он столько сделал, даже нет памятника! А граф Рысевский? Это же он создал детский приют в нынешнем поселке Лесозаготовителей!
— Безусловно, эти люди достойны памяти за добрые поступки, — ответил Жеребкин. — Но те самые сословия, на которые вы не хотите обращать внимание, как раз и дали им такую возможность. На купца работали предки других жителей города по двенадцать часов в сутки, а то и по четырнадцать. И это не просто жизнь, отданная за копейки, часть из которых нам кинули подачку, а время… Время на развитие, на детей, из которых тогда меньше половины доживало до совершеннолетия. Так сколько сотен людей умерло, чтобы один купец в надежде на титул построил больницу, а один граф — приют, пусть и по душевному порыву? И какое отношение к этим не самым плохим представителям своего класса имеет заброшенный пустырь?
Ошибка… Я старался смотреть на дискуссию со стороны. Сама речь у Жеребкина получилась сильной, но вот лишний вопрос в конце, и его оппонент получил возможность выбора, на что отвечать.
— Этот пустырь, — Якименко с явным усилием успокоился, — является последним пристанищем достойных людей, о которых мы говорим.
Ну вот, тема и закрылась.
— У вас еще есть вопросы, товарищ Жеребкин? — тем не менее, я должен был уточнить.
— Что ж… — парень поиграл желваками. — Должен признать, что товарищ краевед выступил убедительно. Но мы еще посмотрим, что скажут на это читатели. Что им важнее — новые дома для молодых семей или призраки прошлого…
— Жеребкин! — я предостерегающе повысил голос.
Вроде бы ничего такого он и не сказал, но в целом главный комсомолец района сегодня слишком агрессивен. Как будто бы намеренно хочет вывести Якименко на провокацию.
— Все-все, — парень примирительно выставил вперед руки. — Я просто хотел напомнить, что последнее слово будет за жителями Андроповска. Прошу прощения за резкость.
И все-таки что-то в его тоне мне не понравилось… Впрочем, я и сам сейчас на взводе, могло показаться. Вон Котенок вполне себе спокоен, значит, поведение Жеребкина его не смутило.
— Еще вопросы? — я обратился к аудитории. — Если нет, переходим к выступлениям. И первый у нас…
— Я! — вскочил с места паранормальщик.
— Пожалуйста, — кивнул я новенькому, сверившись с бумажкой от Фаины. Блин, фамилию неразборчиво написала. Неловкий момент, который, впрочем, легко поправить. — Будьте любезны, представьтесь аудитории.
«И мне заодно», — подумал я, но вслух, разумеется, этого не сказал.
— Роман Белобров, — с достоинством ответил мужчина в колючем индийском свитере. — Исследователь паранормальных явлений.
Козлов, второй секретарь райкома КПСС, на сей раз не смог сдержать тяжкий вздох. Краюхин же выдержал. Что поделать — гласность.
— Насколько я знаю, — приступил к полемике Белобров, — в имении Рысевского не раз наблюдались аномальные явления. Там даже погибли сироты в странном пожаре незадолго до революции. И теперь, по рассказам нынешних воспитанников, в западном флигеле можно увидеть флуктуации тонких материй[37]. Ребята себя при этом чувствуют ужасно…
— Отклоняется, — неожиданно возразил Котенок. — Легенды о сгоревшем приюте не имеют никакого отношения к вопросу.
— Простите, — покачал головой «гоустхантер». — Я увлекся, признаю. Я всего лишь хотел сказать, что если потревожить души усопших, мы заимеем на территории города еще одну аномальную зону.
— А вас уже выпустили из сумасшедшего дома? — участливо спросил со своего места Жеребкин.
Честно говоря, меня подмывало задать тот же вопрос. Но в любом случае это недостойно. Какую бы ахинею не нес в массы Роман Белобров, он честно заслужил место в дискуссионном клубе. Но главное — оскорбив его, Жеребкин тем самым унизил себя. Ведь, как известно, на личности переходят от бессилия что-либо доказать. И это не значит, что парапсихолог или как его там прав. Нет, просто разбивать его тезисы нужно по науке. И с уважением.
— Вам замечание, товарищ Жеребкин, — невозмутимо произнес я. — Желтая карточка за оскорбление участника клуба. Вам есть что возразить по существу?
— Есть, — секретарь райкома ВЛКСМ покраснел, глаза его налились кровью. — То есть вы считаете, товарищ Белобров, что на кладбище нельзя строить, потому что привидения нападут?
— Не привидения нападут, — «гоустхантер» посмотрел на Жеребкина как на недоумка, и это было весьма хлестко. — Образуется аномальная зона. Влияние энергетики Танатоса на наш мир еще недостаточно изучено, поэтому вряд ли стоит рисковать здоровьем людей.
— И вы бы хотели об этом написать в газете? — неожиданно улыбнулся главный комсомолец, и я тут же понял, к чему он клонит. — Я же правильно понимаю, что вы согласны с товарищем краеведом?
— Разумеется! — обрадованно воскликнул Роман Белобров.
— На мой взгляд, это сильный довод, имеющий право на существование, — Жеребкин не скрывал усмешки. — Предлагаю товарищу краеведу использовать его в качестве аргумента, если итоги голосования позволят ему публиковаться в газете.
Все просто. Наш «гоустхантер» был чудаком, и поддержка Якименко с его стороны работала против репутации защитника старины. Поняли это и все остальные. К сожалению, порой нужно слишком мало, чтобы люди встали на тропу войны.
— Да он же издевается! — не выдержав, закричал Сало. — Сволочь ты, Жеребкин!
По данным медиков, активность споровой формы сибирской язвы может сохраняться до 1300 лет.
Подробнее об этом можно почитать в нашем романе «Тайна черной „Волги“» — https://author.today/work/201141.