Неудачный человек, наконец, упал на верстак.
Сам же Капелов в бессилии упал на стул и опять потерял сознание.
Однако все обошлось благополучно. Он очнулся до прихода Латуна. Он сунул голову в заветный чемодан точно так же, как это сделал в свое время Латун, - в голубое тесто, и починил себе череп. Он незаметно разрезал первую свою неудачную работу, но все же оставил наиболее хрупкие органы, так как не отказался от мысли во второй раз сделать нечто более удачное. К великому счастью, зверь ничего не разбил, а дорогостоящий эликсир, от которого Капелов отлил немного, он, боясь нагоняя от Латуна, долил водой, как это делает, примерно, прислуга, тайно пользующаяся одеколоном хозяина...
Прибрав в комнате, Капелов опять уселся за работу.
Он уменьшил первое сделанное им сердце. Он придал ему красивую форму, сделал особенно эластичными его стенки и старался особенно изящно отшлифовать сердечные клапаны.
За этим занятием застал его Латун.
- Что вы делаете? - спросил он.
Капелов спокойно ответил:
- Сердце для этого поэта, для жениха нашей первой заказчицы.
- А отчего у вас шишка на лбу?
Латун был наблюдателен. Он внимательно осмотрелся и заметил следы нарочитой уборки. В углу лежали груды того, что еще недавно было человекообразным существом. В воздухе было что-то определенно беспокойное, что бывает после крупных драк. Верстак был тоже сдвинут.
- Что здесь произошло? - спросил хозяин мастерской. - По-видимому, вы пытались кого-то сделать?
Капелов, чувствовавший после перенесения бедствий определенное тяготение к правдивости, хотел уже было рассказать хозяину о мрачном существе, жертвой которого он едва не стал, но воздержался. Старик ни за что не простил бы бесполезной траты ценнейшего жизненного эликсира. Этот эликсир и еще один - эликсир интеллектуальности - Латун берег со скупостью, превосходящей все самые высокие виды этой человеческой страсти. Относительно мозга Капелов не боялся. Он почти не затратил его при создании чудовища.
- Смотрите, - строго сказал Латун. - Если человек сделан неумело, он страшен. Имейте это в виду: нет более опасного и гнусного существа, чем неправильный человек. Берегитесь! Никакой зверь так не опасен! А сделать человека правильно очень трудно, хотя теоретически это вполне возможно. Но без опыта вы можете вообще натворить ужасное. Главное, это будет полной неожиданностью. У него может быть приятное, располагающее лицо, вы можете испытывать к нему доверие, но если чтонибудь в нем неправильно, он вас поразит лицемерием, злобой, чудовищной завистью, бессердечием и такой жестокостью, которую, повторяю, вряд ли знает хищный зверь. В жизни неправильных людей рождают обстоятельства, условия воспитания, окружения, среды, класса. Огромную роль играет, разумеется, и наследственность. Наши люди, то есть те, которых мы будем выпускать, ничем, конечно, не будут отличаться от настоящих - материал такой же, - следовательно, и законы влияния на него окружающей обстановки те же. Но, кроме того, он может быть неправильным еще по техническим причинам. Имейте в виду, мы можем погибнуть совершенно неожиданно. Берегитесь. Нет ничего опаснее неправильных людей. Жизнь и так полна ими. Тюрьмы и каторги содержат только ничтожную часть, причем попавшую случайно.
- Нет, ничего не произошло, - сказал Капелов. - Шишка на лбу - это оттого, что я упал. Это действительно случилось со мной. А больше ничего не произошло. Вы спрашиваете, почему сердце изящное? Так вы же велели сделать поэта. Уж как-никак, а сердце поэта надо сделать поделикатнее.
- Ну ладно, деликатности мне не жалко. Только, пожалуйста, экономьте материал. Я вас предупреждаю: выгоню без разговоров, если будете зря тратить материал. Имейте в виду это раз и навсегда. Ну, давайте сделаем поэта.
Латун снял пиджак, закатал рукава рубашки и подошел к верстаку.
Капелов замер: ведь жениха для милой девушки хотел сделать он. Он хотел вложить в него всю нежность убитого и воскрешенного человека. Он хотел вложить в него всю свою тоску по жене и своей незабываемой дочери, зверски убитой погромщиками. Ах, что такое человеческая черствость! Он просил Латуна об их воскрешении тогда, когда это еще было возможно. Что стоило этому человеку воскресить несчастную женщину и ее дочь! Но люди остаются людьми. Он не захотел этого сделать. Не захотел. Тяжело зависеть от людей. Очень тяжело.
Капелов в отчаянии посмотрел на Латуна: неужели он сам сделает первого человека и не даст возможности это сделать ему, Капелову?
Глава седьмая
Совершенно не понимая, как это получилось, Капелов вдруг начал смело и правдоподобно врать Латуну.
- Знаете, - сказал он, - в ваше отсутствие сюда приходила заказчица. Ведь неделя прошла. Она приходила осведомиться о своем заказе. Но не это явилось главной причиной ее прихода.
- А что?
- Она, видите ли, беспокоится, сделаем ли мы ей то, что ей нужно.
Латун рассердился:
- Вы не должны были говорить с ней об этом. Вообще я стал замечать, что вы слишком много себе позволяете! Старая история - когда даешь человеку ход, он начинает забываться и лезть на голову! Я должен говорить с заказчиками, а не вы. Понимаете - я! Вы не смеете! Это не вашего ума дело!
Капелов почувствовал острейший укол обиды! Но мог ли он обидеться на Латуна, человека, который его воскресил? Есть же, в конце концов, какие-то нормы признательности... Есть же предел и для самой черной человеческой неблагодарности... И он кротко сказал:
- Я и не думал с ней говорить. Я сказал: "Поговорите, пожалуйста, с хозяином Мастерской Человеков".
Так я сказал ей.
Латуп несколько успокоился.
- Ну и что же? - хмуро спросил он.
- Я только сказал это. Больше ничего. Затем на вопрос, почему не готов ее жених, я ответил, что у нас очень много заказов, что мы завалены работой и не успели.
Это еще больше успокоило старика, и он, придавая голосу мягкость, спросил:
- С чем же она ушла?
- Я просил ее зайти через неделю, взял ее адрес и обещал известить, если вам будет угодно поговорить с ней или передать что-либо.
- Ну ладно. Так чего же она хочет? Она ведь ясно сказала, какой жених ей нужен. У меня записано.
И, чтобы сгладить грубость в обращении с Капеловым, Латун добавил, смягчая тон:
- Черт их возьми, уже начинают надоедать! Ну ладно! Вот успокоимся немного, пойдем с вами куда-нибудь, посмотрим на людей, посмотрим, какие бывают вообще люди, и сделаем ей жениха по какому-нибудь образцу. Знаете, я уже забыл, как люди выглядят! Весь день так суетишься и столько думаешь о людях, что забываешь, как они выглядят. Вот уж действительно, изза леса деревьев не видишь...
- Замечательно! - искренне обрадовался Капелов. - Это превосходная идея! Действительно, пойдем куда-нибудь, посидим, отдохнем. В самом деле, посмотрим на людей.
Он обрадовался потому, что прежде всего откладывалось исполнение заказа девушки - таким образом, не исключалась надежда, что заказ этот он выполнит сам. Кроме того, примирение с Латуном и перспектива провести с ним несколько часов в общественном месте обещала какую-то возможность отдыха и развлечения. Он так устал!
- -Черт его знает! - повторил Латун. - Кутерьма вокруг такая, что, право, забываешь, как люди выглядят. Я вижу одно тесто людское... ткани... чепуху всякую... и вот эти эликсиры и колбы. А людей не вижу.
Ну ладно! Погром кончился, порядок восстановлен - люди куда-то ходят, приодетые, вымытые... Мы не хуже других. Пойдем тоже, посидим, посмотрим и подберем образец для жениха.
И на другой день, под вечер, когда не было Кнупфа, Ориноко и Камилла, Капелов напомнил Латуну о его намерении.
Они приоделись, Латун, заметно оживившись и даже что-то напевая, надел гуттаперчевый воротник, с которого смыл засохшую - по-видимому, свою же кровь тряпочкой. Капелов быстро побрился, и они вышли.
Город, небольшой, по-южному беспечный, отдыхал, точно в нем ничего не произошло - ни погрома, ни величайшего на земле открытия. В черной тьме приятно подтанцовывали огоньки. На главной улице, где мостовая была асфальтирована, публика разгуливала взад и вперед. Девушки попарно, по трое и по четверо жались друг к другу. Им преграждали путь парни. Некоторые с лихим видом опытных донжуанов размахивали палочками, руками, фуражками, хорохорились на все лады, курили, ругались и всячески обращали на себя внимание. Девушки взвизгивали от их приставаний и смеялись. Смех перемежался с различными выкриками тех и других. Теплый вечер благословлял и нежил всех. Население отдыхало, молодежь резвилась. В темном небе зажигались звезды.
У афишной витрины Капелов заметил большое извещение о концерте. Тут же, невдалеке, находилось и здание театра. Его освещали большие огни, и публика сплошной массой поднималась по старым покривившимся ступеням широкого входа.
- Вот, зайдем сюда, - предложил Капелов.
- Почему сюда?
- Тут концерт. На концертах обыкновенно не тушат электричества в зале, мы будем иметь возможность видеть людей. В театре и кино, как известно, зал во время исполнения не освещен.