— Обман. Что за отвратительная мысль!
Шум погромов становился все сильнее. Кто-то рубил дверь топором. Взрывы. Звон стекла. Безумный смех. Визг.
— Зачем ты отправила посла?
— Какого посла?
— Звезду! Звезду! Звезду!
— Какую звезду?
— А есть две звезды?
— Существуют миллиарды звезд.
— Не нужно больше! Пожалуйста! Прекрати! Больше не нужно!
Она проснулась.
— Привет, да, я понимаю, что молодая леди попала в чрезвычайно опасную ситуацию, но не думаю, что ей следовало бы употреблять имя Господа всуе.
— Алан, — не выдержала Лиззи, — мы в самом деле должны это выслушивать?
— Ну… учитывая те миллиарды долларов, которые внесли налогоплательщики, чтобы мы оказались здесь… да. Именно. Я даже знаю нескольких астронавтов из резерва, которые поклялись бы, что возня с чересчур эмоциональной голосовой почтой — достаточно малая цена за привилегию работать на Титане.
— О черт!
— Переключаюсь на частный канал, — спокойно объявил Алан.
Фоновое излучение незаметно изменилось. Слабое сухое потрескивание немедленно ушло, когда она попыталась на нем сосредоточиться.
— О’Брайен, какого дьявола с тобой творится? — напряженным от сдержанного гнева голосом осведомился Алан.
— Слушай, мне очень жаль. Извини. Просто немного взволнована. Я надолго отключалась? Где Консуэло? Я намереваюсь сказать слово «жизнь». И слово «разумная» тоже.
— Прошло несколько часов. Консуэло спит. О’Брайен, мне неприятно говорить это, но, судя по всему, ты немного не в себе.
— На то имеется логическая причина. Да, признаю, звучит немного странновато, и тебе может показаться не совсем логичным, но… послушай, я вижу сны с продолжением. И, думаю, они очень важны. Можно я тебе расскажу?
И она принялась излагать. Во всех подробностях. А когда добралась до конца, последовало долгое молчание. Наконец Алан спросил:
— Слушай, Лиззи, почему оно общается с тобой во снах?
— Думаю, по-другому просто нельзя. Таким же образом оно, наверное, общается и внутри себя. И не двигается: движение для него — чуждая, хотя и восхитительная концепция. Кроме того, оно, вероятно, не подозревает, что его составные части способны к индивидуализации. Мне это кажется чем-то вроде передачи мыслей. Радиосети.
— В твоем костюме есть аптечка. Открой ее. Поищи пузырек, на котором шрифтом Брайля нанесена цифра 27.
— Алан, мне совершенно ни к чему антидепрессанты!
— Я и не говорю, что они тебе нужны. Но хуже не будет.
Ну вот, Алан в своем репертуаре. Вкрадчив, невероятно убедителен, уговаривает ангельским тоном.
— Хорошо.
Она выпростала руку из рукава скафандра, на ощупь поискала аптечку, осторожно вынула таблетку, проверив шифр четыре раза (на каждой таблетке тоже была выдавлена цифра), прежде чем проглотить.
— А теперь, может, послушаешь? Я вполне серьезно…
Лиззи зевнула.
— Я действительно думаю, что…
Она снова зевнула.
— Что…
— Да брось!
«Ну вот, опять в пропасть», — подумала Лиззи, прежде чем провалиться в море мрака. Правда, на этот раз она кое в чем разобралась. Город считался подводным, потому что находился на дне темного океана. Он был живой и согревался вулканическим теплом. Поэтому и учитывал иерархические ценности по верхней и нижней шкалам. Наверху все было холоднее, медленнее, более вяло. Внизу — жарче, быстрее, насыщено мыслями. Город/организм представлял собой коллективную форму жизни, как португальский военный корабль или управляющая Сеть с гигантским разветвлением связей. Все общение в его пределах происходило посредством какой-то формы электромагнетизма. Допустим, ментальное радио. Точно так же организм общался и с ней.
— Думаю, теперь я понимаю вас.
— Не понимай. Беги!
Кто-то нетерпеливо стиснул ее локоть и потащил за собой, все ускоряя темп. Она ничего не видела. Как будто мчалась в полночь по неосвещенному подземному туннелю длиной в сто миль. Под ногами хрустело стекло. Почва была неровной, и Лиззи иногда спотыкалась, но невидимый спутник снова и снова рывком поднимал ее на ноги.
— Почему ты так медленно двигаешься?
— Медленно?
— Очень.
— А почему мы бежим?
— Нас преследуют.
Они внезапно свернули в боковой проход и поковыляли по острым булыжникам. Где-то выли сирены. Что-то рушилось. Толпа наступала.
— Да уж, вы весьма своевременно усвоили смысл движения.
Нетерпеливо:
— Это всего лишь метафора. Надеюсь, ты не думаешь, что это настоящий город? Почему ты такая несообразительная? Почему с тобой так трудно общаться? Почему ты такая медлительная?
— Я этого не замечала.