— Меня Громовестой зовут, — сообщила она.
— Очень… приятно, — смутился Ваня, — а меня Ваня.
— Знаю.
— Откуда?
— А откуда знаю, что ты хоть и Иван, да не царевич? — рассмеялась Громовеста. — Чай, по лесам да лугам не един год рыскала, много видала, много слыхала. И о тебе мне ведомо, Иванушка, знаю, как здесь очутился, не знаю только зачем. Расскажешь али как?
— Расскажу, — вздохнул Ваня и сбивчиво принялся рассказывать.
То и дело Громовеста осторожно его перебивала, требовала подробностей и порой чему‑то усмехалась. Чему, Ваня не понимал, но сил у него совсем не осталось. Он вцепился покрепче в волчицу и невольно задремал. Та понимающе вздохнула и перешла на быстрый шаг.
Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась бескрайняя степь. Кое‑где по пояс в ковыле стояли странные каменные истуканы с пустыми глазницами. Встречались и небольшие хижины с крышами, крытыми потемневшей соломой, собаки, изнемогающие от зноя, пересохшие колодцы, издали напоминающие каких‑то сказочных зверей. Солнце палило немилосердно, Громовеста начала уставать. Пару раз она споткнулась, чуть не уронила Ваню, и тот проснулся.
— Крепче держись, — посоветовала волчица.
Иван кивнул, стряхнул остатки сна и поинтересовался:
— А далеко еще до Серебряного царства?
— Совсем немного. Сейчас степь кончится, пойдут леса густые, луга некошеные, после шесть гор проскачем как одну, у седьмой, у самого подножия, и увидишь Серебряный чертог.
— Ясно. Скажи, а личный вопрос можно?
— Задавай, — чувствовалось, что Громовеста улыбается.
Ваня замялся. Наконец он спросил:
— Почему ты мне помогаешь? Только не говори мне о жалости, ладно?
— Но мне правда тебя жалко.
— А если честно?
Волчица задумалась. Наконец, почему‑то погрустнев, она сказала:
— Скажем так: у меня есть на то личные причины. То есть для того, чтобы съесть твоего коня, у меня был только один мотив — голод. А вот почему я не убила тебя, а, наоборот, вызвалась помочь… Этого я тебе пока не скажу. Пока смирись с тем, что ты хороший человек и мне приятно тебе помогать. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул Ваня, — знать бы еще, почему я сразу тебе поверил.
— Я тебе понравилась? — невинно предположила Громовеста.
Ваня грустно улыбнулся:
— Я тебя просто испугался. Кроме того, разве у меня был выбор?
— Выбор есть всегда, — серьезно сказала волчица, — даже если ты его не видишь — он есть.
— Но какой выбор есть у меня? Я уже не могу сказать, как раньше: „Я один здесь“. Я встретил тут… если и не друзей, то тех, за кого с готовностью отдам свою жизнь. Я изменился сам, но изменился ли настолько, чтобы увидеть два пути вместо одного? Я не герой и хочу только, чтобы все поскорее закончилось. Я хочу вернуться домой.
— Дом — прекрасная штука, если он есть, — задумчиво протянула Громовеста, — и чем дальше ты от него, тем сильнее любишь и хочешь вернуться. Ты думал, что без коня ты стал бы здесь совсем беспомощным. Что ты не знаешь дорог, не знаешь пути, потому и доверился зверю — и не просто зверю, а тому зверю, который, собственно, и лишил тебя выбора. Ты счел, что теперь твоя жизнь и смерть в моей власти. Но подумай — вот тебе уже и выбор — пойти или остаться. Верно?
— Верно. Но я не хочу умирать. Поэтому выбирать мне не из чего.
— Глупый, — рассердилась волчица, — разве выбор между жизнью и смертью не есть выбор?
— Черт его знает, — зевнул Ваня. Спорить совершенно не хотелось, поэтому он задал первый вопрос, пришедший в голову: — А можно тебя просто Вестой звать?
— Можно, — усмехнулась та.
Степь сменилась лугом, покрытым густой зеленой травой. Слева и справа были небольшие озера, гладкие, как зеркало. По берегам рос камыш, разноцветным роем вились стрекозы. Ваня засмотрелся и не заметил, как в небе собрались иссиня‑черные тучи и где‑то на востоке заворчал гром.
— Ну, начинается, — рыкнула Веста.
Иван вздрогнул:
— Что начинается?
— Проклятие мое… Где бы ни появилась, что бы ни делала, всегда за мною гроза по пятам. Потому и кличут Громовестой.
— А почему так?
— А чтобы чужое без спросу не брала, — буркнула волчица и даже не потрудилась объяснить, что имеет в виду. Помолчала немного и решила переменить тему: — Вот и лес. Еще немного — и будем на месте.
Ваня кивнул, осторожно осматриваясь по сторонам. Лес был сплошь сосновый, и все деревья, как на подбор, стройные и величественные, до того высокие, что, казалось, они касались вершинами облаков. Земля, покрытая мягкой хвоей, была мягкой и рыхлой, так что лапы Весты проваливались по щиколотку. Пахло грибами, глаз Вани приметил пару белых и целое семейство сыроежек с разноцветными шляпками. Были тут и мухоморы, стыдливо приютившиеся под корнем, вылезшим из земли, были и странные красноватые грибочки, похожие на опята. И все жило, все суетилось, двигалось в этом лесу. Громко ругались друг с другом галки, зайцы испуганно косились на бегущую волчицу. Из зарослей незабудок высунулся любопытный лисий нос, фыркнул где‑то неподалеку ежик, перескочила с дерева на дерево белка, рыжая, как солнечный зайчик. Но вот и лес кончился, снова оказались на лугу, после лесной прохлады снова стало жарко. Начинался подъем в гору. Веста, задыхаясь, лихо мчалась по тропке, заросшей жесткой травой, Ваня снова схватился за нее двумя руками и все боялся упасть. Ветер шумел в ушах, мелькали, оставаясь позади, низенькие деревья, похожие на яблони, все в цвету, словно бы весной. То тут, то там прямо на зеленой траве лежал снег, воздух, однако же, не становился холоднее. Вершину Веста обогнула, свернула с тропы, покружила в небольшой еловой рощице, нашла другую дорогу и, обрадованно рыкнув, побежала по ней. Ваня изнемогал от жары, страшно хотелось пить, еще больше хотелось просто прилечь на землю, но ему казалось, что с каждым часом надежда вновь увидеть Светлояру угасает. Он молчал, ни о чем не спрашивал волчицу и раздумывал о том, как ему добыть птицу‑огнецветку. Веста словно прочитала его мысли:
— Не горюй раньше срока, Иванушка. Обещала помочь — от слова своего не отступлюсь, до самого конца тебе буду помогать. Как в Далматовом царстве будем, ты к самому царю идти не моги, худо будет — и птицу тебе Далмат не отдаст, да еще и голову с плеч снимет. Мы с тобой по‑иному сделаем. Сидит та птица‑огнецветка в серебряной клетке, клетка та в опочивальне царевны Калины, охраняют ее трое богатырей — старший Будимил, середний Будимир и младший, храбрый витязь Будислав. Двое братьев всегда спят, один караул держит, в полночь и поддень меняются. Но нам их бояться нечего, и на них управу найдем. Как стемнеет, царевна Калина будет просить батюшку, чтобы отпустил ее на вечерку сходить, с девушками‑подруженьками погулять. Царь Далмат ее отпускать не будет, она во второй раз — и второй раз не пустит, а как попросит третий — разрешит, только с наказом, чтобы с первыми петухами дома была. В полночь вернется царевна Калина, накажет богатырям прочь из светелки уйти, набросит на серебряную клетку златотканое покрывало, а сама спать ляжет на шелковое ложе. Тут уж ты не зевай, смело входи и не бойся ничего. С клетки покрывало долой, птицу‑огнецветку оттуда бери да крепко держи: будет она тебя клювом клевать и когтями в кровь рвать, а ты терпи, коли проснется царевна — беды не миновать. Голову огнецветки сунь под крыло — присмиреет тут же, сам ее в покрывало заверни и ходу оттуда. Да смотри, клетки не тронь — пойдет звон по всему дворцу, вмиг стражи прибегут и тебя лютой смерти предадут.
— Это как? — изумился Ваня. — Как же открыть клетку, да так, чтобы до нее не дотронуться?
— Клетка никогда не запирается ночью, как мне кажется, — с сомнением ответила Веста. — Иначе как бы огнецветка по ночам аж до Золотого царства долетала?
— А если запирается, — поинтересовался Ваня, — тогда что делать?
— Придумаем что‑нибудь, — неопределенно протянула волчица, — короче говоря, на месте разберешься.
Ваня замолчал. Дорога пошла под гору, Веста мчалась все быстрее и быстрее. Снова луг, залитый солнечным светом, какие‑то странные звери, похожие на коров, но лохматые, будто овцы, собака, залаявшая на волчицу, мальчишка‑пастух и заунывный голос свирели. Веста остановилась у небольшого ручейка и с жадностью припала к воде. Ваня с трудом расцепил занемевшие пальцы, с наслаждением потянулся и спрыгнул на землю. Зачерпнул полные ладони ледяной воды и пил, пока зубы не заломило от холода. Затем улыбнулся и посмотрел на все еще пьющую Весту. Снежно‑белая шерсть сверкала на солнце, как серебро, хвост был опущен к земле и подрагивал всякий раз, когда Веста отрывалась от ручья и довольно пофыркивала. Наконец она напилась.
— Ну что, в путь? — выглядела волчица подобревшей, и голос ее стал чуточку помягче. — Немного осталось.
Ваня, щурясь на солнце, кивнул и взгромоздился ей на спину. Веста постояла еще несколько секунд, встряхивая головой и облизывая кончик носа. В конце концов она бодро затрусила по тропинке, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, так что Иван еле удержался.
Еще две горы прошли одним махом, у подножия третьей дорогу им преградил пастух со стадом коз. Веста несколько минут покорно ожидала, когда же можно будет пройти, наконец не выдержала и, что‑то пробурчав, пошла в обход.
Но как бы то ни было, не успело еще солнце опуститься к закату, как впереди показались белые стены, крыши домов, маковки храмов, так ярко сверкавшие на солнце, что видно их было издалека.