— Ты знал, что тебя ждет…
Верно. Он знал. Пусть даже не думал раньше о каком-то Предназначении, — он чувствовал, что его ждет. Оттого и внезапное осознание сути Небесного Огня ничуть не испугало его. И почти не удивило. Он всегда знал… оттого и был так не похож на всех: история, давно уже ставшая для людей легендой, для него всегда оставалась во многом — жизнью.
История, к которой теперь оказался причастен и он сам.
Олмер молча поднялся и отошел от костра. Собеседник ничего не сказал — лишь чуть повернул голову, провожая его взглядом.
Теперь он смотрел вниз. Болота были затянуты плотной пеленой тумана — уже не плясали во тьме огоньки у подножья холма. Но туман не поднимался выше его вершины. Над ним было черное небо, и звезды — неожиданно светлые и яркие…
Внезапный порыв ветра ударил в лицо — он поднял руку, инстинктивно прикрывая глаза. Закружилась на мгновение голова.
Видение? Морок?
Ночь? Нет. Поздний вечер.
Он находился уже не на Колдовском Холме. И вообще не в Рованионе — это точно.
Он стоял у обрыва и смотрел вдаль. Красивый вечер. Чистое небо быстро темнело, а у кромки земли, тревожный и грозный, переливался багровый закат.
Такие вечера редки на земле.
Сильный, но теплый ветер, пахнувший травой, бил ему в лицо, срывал капюшон длинного черного плаща, — растрепались темные волосы до плеч, а плащ развевался за спиной, как крылья…
Он не опускал голову.
Слишком приятно было снова чувствовать ветер…
Снова?..
Ночь. Тьма скрыла мир.
Всего лишь видение…
Им давно не нужен был сон. Они умели обходиться без кратковременного погружения в Неведомое — и обходились вот уже столько лет…
Но иногда, как напоминание о былой смертной жизни, приходило забытье. Каждый раз — неожиданно, когда он начинал надеяться, что все воспоминания о человеческом прошлом выжжены из сознания — навсегда… И всегда приносило боль.
Проходили годы, десятилетия, века — и боль стихала. Он знал — все обязательно забудется. Такое с ним не в первый раз — и, видит Тьма, не в последний.
Даже в ужасе, не представимом человеческим разумом, должно быть несколько минут передышки…
Видение оборвалось так же неожиданно, как и появилось.
Олмер медленно повернулся к своему собеседнику. Тот по-прежнему сидел у костра — и смотрел на него. Пламя, взметнувшееся неожиданно высоко, на мгновение осветило его неподвижную фигуру и лицо, полускрытое черным капюшоном.
— Что это?
— Ты вспоминаешь…
Что он должен вспомнить? С ним никогда такого не происходило…
— Ты объединяешь кольца Улаири. Они хранят память.
— Таких видений не было раньше. И потом, Кольца должны хранить не только память, но и Силу…
— Они хранят и ее, пусть и не изначальную. Их сила… не утеряна, — она преображена пламенем Роковой Горы. Ты уже чувствуешь это. Кольцо помогает тебе объединять людей и Нелюдь… Но будь осторожен, прибегая к его силе! Да, ты можешь стать и бессмертным… — собеседник на мгновение замолк, — и неуязвимым для простого оружия. Когда кольцо замкнется…
— Стать бессмертным?!
— Разве не этого ты желал всегда?
— Бессмертия? — собственный голос показался ему чужим и незнакомым. — Но я слышал… Говорят, что людей ждет своя, никому не известная участь за Гранью Мира… и смерть — это не проклятье, а дар…
— Что может ждать смертных за Гранью Мира? — похоже было, что за усмешкой неизвестного скрывается тяжелая усталость. — Не Свет, не Тьма… там — лишь пустота… Какой же это дар… Рано или поздно все убеждаются: смерть — не что иное, как проклятье…
За Гранью — лишь пустота?.. А в мире… Ты всегда желал бессмертия — вот оно. И впереди у тебя будет — вечность. Воистину — Дар… Прими его!
— Чего я должен опасаться? И что необходимо для того, чтобы, объединив все Кольца… принять Силу?
— Человеческое начало, — Олмер мог бы поклясться, в негромком голосе проскользнула легкая усмешка. — Это все, что требуется… Ты сможешь принять Силу. Но должен остерегаться — потеря контроля над ней будет равносильна для тебя… нет, не смерти — тому, что многократно хуже смерти. Непередаваемое чувство… смешение опустошенности, боли и ненависти… для него нет названия ни в одном из существующих в мире языков. Ни смертным, ни бессмертным не было о нем ведомо — те же, кто испытывал такое, понимали друг друга и без слов…
Олмер промолчал.
— Что же до видений… Уже сейчас ты можешь увидеть то, что происходило раньше…
Вспомнить?..
— …Но можешь — и то, что еще свершится…
— Я должен узнать, что меня ждет. А для этого — познать и то, о чем говорил ты.
— Ты уверен? Это… тяжело. Очень тяжело.
— Мне надо знать, чего остерегаться, верно?
— Ты не зря оказался здесь сегодня… — после недолгой паузы произнес… Хранитель? как иначе назвать этого человека — нечеловека после его слов: «Мы храним память»? — Ты узнаешь… Это твой выбор.
Выбор? Он не отводил взгляда от яркого пламени. Пусть так. Кольцо на левой руке отчего-то становилось теплым — раньше он не замечал такого. Как-то незаметно, неожиданно и мягко сгустилась вокруг тьма, и вновь ударил в лицо внезапно налетевший ветер.
Память?..
Было плохо. По-настоящему плохо.
В такие минуты он старался не показываться своим. Не хотел, чтобы видели, как он — первый из них — теряет контроль над собой, хотя и знал — это время от времени просыпается в каждом из Девятерых. Но для него это было особенно мучительно. Может быть, потому, что он знал — так будет всегда. Плата за старшинство. Наверное, еще и потому, что ему было больно осознавать — сейчас его облик как раз соответствует представлению, сложившемуся об Улаири у смертных…
Воплощенная Смерть. Ужас. Зло. В чистом виде.