– Именно так,– подтвердил Жинесте.-Это вы его получили.
– «Мемо-2»…– протянул Поль.
– «Мемо-1» назывался наш «меморил». Это звучит уже коммерчески! – закончил за него Дармон.
– Точно,-согласился Поль с ничего не выражающей улыбкой на губах.
Прийти в себя. Как можно быстрее прийти в себя.
– Ну что,– сказал он,– это вещество не имеет ничего общего с «меморилом». Оно не облегчает воспоминание. Скорее переносит субъекта в прошлое. В его прошлое. Человек не вспоминает. Он находится там. Наедине со своей реальностью.
– Но С-24…– начала было Мариетта.
– С-24 – это тупик,– с горячностью перебил ее Поль.-Можно оказаться в теле далекого предка. Тут другое дело. Речь идет о прошлом данного субъекта.
Он посмотрел на часы.
– Во сколько я принял «мемо-2»?
– Я отметила,– сказала Мариетта.– В десять двенадцать.
– Сейчас десять двадцать, а я… скажем, пробудился самое меньшее четыре минуты тому назад. Таким образом, в течение четырех минут мне снова было пятнадцать лет. Это процесс галлюцинаторного типа, но обусловленный исключительно активацией памяти. Никакого сна, никакого бреда, никаких фантасмагорий. Одно только реальное прошлое, переживаемое повторно. Со всем его чувственным миром. Звуки, цвета, запахи, ощущение текущего психологического времени, планы, воспоминания, вкус пищи… Настоящее, но настоящее, почерпнутое в прошлом.
Поль чувствовал себя собранным, сосредоточенным, мысль работала четко и ясно. Разве может он быть безумным?
Тем не менее, когда Поль пришел к концу дня на стоянку, он нашел там «студебеккер», который уже начинал признавать своим.
Им овладела удивительная покорность. Сев за руль, он уехал из больницы, готовый ко всему. Теоретически ему предстояло оказаться в кругу семьи. Но с таким же успехом эта семья могла вновь кануть в небытие, когда он переступит порог.
Однако семья была на месте. Как и назавтра, как и в последующие дни. На работе обсуждался уже не «мемо-2», а товарооборот фирмы Дюселье, продававшей «меморил». Исследования были обычными: усовершенствование препарата…
Как и в тот, первый раз, Поль привыкал к своей новой жизни. Самые невероятные ситуации становятся обычными, когда повторяются изо дня в день. Конечно, Поль продолжал время от времени задаваться вопросом, не сошел ли он с ума.
Но всякий раз ему приходилось признавать, что второе существование с исчерпывающей полнотой объясняется гипотезой об амнезии, тогда как первое, напротив, требует наличия чистого вымысла.
Плохо было то, что второе существование началось после приема С-24, а С-24 составлял часть первого… Какой-то из Карленов обратил его внимание на это обстоятельство. Но с какой стати доводы одного из Карленов должны быть весомее доводов другого?
Достаточно было одному из них не существовать, чтобы другой оказался прав… Если принять, например, гипотезу двухступенчатого бреда, то в нем С-24, придуманный на первой ступени, приводил ко второй, которая, оправдывая второе существование Поля, одновременно создавала и первое… Но разве в этом случае оба бреда не были нераздельны и не сводились к проблеме курицы и яйца?
Плохо было еще и то, что события развивались не в вакууме.
Лежа за кроваткой Венсана, Альбер тихо поскуливал.
Мальчик заболел: температура подскочила до 39пребывать в неуверенности относительно реальности самого существования своего сына, тем не менее испытывал тревогу при мысли о грозящей тому опасности. Он знал, что у ребенка острый аппендицит. И от того, что Венсана, может быть, в действительности не существовало, опасность не становилась менее осязаемой.
Поль только что позвонил в хирургическое отделение больницы Шарите и вызвал для Венсана «Скорую». Машина должна была приехать через двадцать минут.
– Это не слишком поздно? – спросила Изабелла. Поль привлек ее к себе.
– Не будем преувеличивать,– сказал он, стараясь, чтобы голос звучал бодро.– Время не упущено…
– А вдруг у него перитонит?
Поль взял руку Изабеллы и положил ее на животик Венсана.
– Разве ты чувствуешь, что он напряжен? – спросил он.
– Нет,– признала она.– Но… Это происходит быстро! Поль заставил себя улыбнуться:
– Ну, не так уж молниеносно.
Изабелла улыбнулась ему в ответ, но улыбка вышла неуверенной. Она вытерла постанывавшему Венсану лобик.
– Я думала, ты его больше не любишь,– тихо проговорила она.
Поль едва не сказал: «Я тоже»,– но вовремя удержался.
– Не говори глупостей,– ответил он вместо этого. И посмотрел на часы: – Еще пятнадцать минут. Изабелла встала:
– Пойду соберу его вещи… Поль удивился:
– Что ты будешь собирать? Ему там ничего не нужно!
– Нужно, нужно,– возразила Изабелла, исчезая.
Поль остался подле Венсана один. Из другой комнаты доносился голос Изабеллы, продолжавшей с ним разговаривать:
– Ему нужна пижама…
– У них есть все, что полагается! – прокричал в ответ Поль.
Венсан застонал. Поль погладил его по головке. Он уже не понимал себя самого.
Изабелла вернулась. Она была в джинсах. Волосы были коротко острижены. Не стало ни кроватки, ни ребенка, ни собаки.
В руке Изабелла держала пистолет. Она подняла его и выстрелила. Пуля словно хлестнула по бедру бичом. Он отступил к стене. Изабелла тем временем уже приставила пистолет себе к виску и нажала на спуск. Она упала ничком. Поль отчетливо видел дыру в височной области. Он попытался подойти к ней, но навалился на стол, возникший на месте кроватки Венсана. Вокруг не оставалось ничего от детской. Все приняло вид, обычный для их прежней квартиры.
Одно только нельзя было назвать обычным: труп Изабеллы. Из ее простреленной головы на паркет струилась кровь.
Хорошо еще, что нет ковра, вдруг совсем не к месту подумалось Полю.
Как во сне, он подошел к Изабелле и убедился, что она мертва. Снял трубку телефона, вызвал полицию и рухнул в кресло. Рукой он зажимал рану в бедре. Боль была терпимой, но крови вытекло много.
Два инспектора приступили к осмотру места происшествия, тогда как двое полицейских в форме повезли Поля в больницу. Пулю пришлось извлекать под общим наркозом. Однако операция была несложной.
Спустя несколько часов после того, как Поль пришел в себя, его навестил Карлен.