Единственное, что меня беспокоило, так это запах. Выпитое вечером не только напрочь вырубало, но и пахло до утра. Но я волновался напрасно. Меня замотали бинтами и стерильными тряпками, как Человека-Невидимку, и пасть прикрыли маской, благодаря чему я даже позволил себе, сочась ненужной мне кровью, какие-то степенные рассуждения и смешки.
Усталый и довольный, я выбросил талон на обед и с кровавого пункта прямиком отправился к пункту восполнительному, уже известной читателю пивной "Кирпич".
А кровь, не чувствуя ее сложного ароматического букета, благо она хранилась в мешочке, повезли в реанимацию.
Почти Голубой Мемуар
Живописуя (-пиша? -пися?) свою нехитрую жизнь, я мало рассказываю о высоких чувствах.
Которые суть визитная карточка низких.
Высокое чувство случилось со мной сразу после девятого класса, и я впервые в жизни отправился на свидание.
Наверное, поздновато.
Ну, как собрался. Лучше поздно, чем никогда.
Я, конечно, сильно волновался. Купил букет цветов, по-моему. И, не стерпев, пошел из дому за два часа до встречи.
Пошел пешком, от Смольного до Петроградской.
И ничего не замечал по пути. Стояло бабье лето, так что дельце складывалось удачно. Не помню, какие мысли крутились в моей башке; дорога мне совершенно не запомнилась. За час я добрался до места, и следующий час показался мне очень длинным.
Его мне скрасил один мужичок.
Низенький, в шапке не по сезону, в поганом пальто подошел он ко мне и хрипло предложил сексуальную услугу.
Впоследствии мне такие нет-нет, да и попадались.
Однажды мне даже худо сделалось. Раз уж зашел такой разговор, скажу: это было в сортире, что за Казанским собором. Тамошний голубой, теряя в темноте 99 процентов окраски, стоял прямо за дверью, навытяжку, ничего не говоря и глядя прямо перед собой, как марид какой-нибудь или ифрит, который караулит сокровища султанского двора. С улицы его было не видно, и при входе не видно, и только при выходе его вдруг становилось видно. Он ничего не предлагал и не делал, просто стоял статуем, жуткое зрелище.
Но вернусь к мужичку.
Для полного и исчерпывающего описания сексуальной услуги ему хватило одного слова.
Из него следовало, что услужить он желает сначала себе, а после уж мне.
Я, невинный отрок с горящим взором, отвернулся.
Мой новый знакомый не унимался.
Он отошел в сторонку, а после подошел снова.
Лицо у него было цвета недельного синяка, все в красных пятнах. Борода не росла. Он кружил возле меня и настойчиво убеждал не упустить своего счастья.
Потом он что-то сообразил, заметив букет.
"Она не придет, - сказал он мстительно и тускло. - Зря стоишь, она не придет".
Я надменно задрал подбородок и вновь отошел.
"Не придет", - сказали мне в спину.
Голос его звучал уныло и безнадежно. Он шел, переваливаясь и разведя руки в стороны.
Но был посрамлен, ибо она пришла.
Летящей, озабоченной походкой. Свидание состоялось.
И я ввязался в ад, который продолжался три года.
Выбирать мне, конечно, не приходилось. Но нынче, зная про преисподнюю, которая вскоре подо мной разверзлась, я не могу не взглянуть на ситуацию в ином свете.
Возможно, он был ангелом, тот мужичок.
Goat'ика: ужас
"Goat" по английски - "козел".
Вспомнилось.
Сижу я однажды в больнице, дежурю. Один. Вечер уже наступил, самое время чему-нибудь случиться.
Я молод, неопытен, меня легко сбить с толку. И первыми начинают тени. Они удлиняются, дрожат. К ним присоединяется лампа дневного накаливания. Она зловеще гудит и наводит на мысли о скорой бесчеловечной операции. В далекой покойницкой трупы приходят в себя, недоуменно встают, разминаются.
За дверью шаркают шаги.
Дверь медленно отворяется.
В комнату вползает несчастное существо. Ему трудно двигаться, оно страшно гримасничает, у него не получается сказать.
Оно заикается.
Наконец, тыча пальцем в проем за спиной, оно хрипит:
- Катарак! ...
- Что такое? - привстаю я.
- Катарак! ... - доверительно шепчет существо. Теперь оно, похоже, ликует и одновременно трепещет. - Там! Катарак! ...
Я медленно выхожу в коридор.
На полу - кровавые следы: цепочка пятен, ведущих за угол. Я слегка содрогаюсь. Коридор пуст, призраки просыпаются. За углом меня ждет страшное, незнакомое дело.
- Какой катарак! - вырывается из меня злобное шипение.