— Кто? — спросила Эмма.
Адам не ответил, он нежно терся носом о ее шею, счастливо мыча. Потом встрепенулся, просительно заглянул в глаза, испуганно спросил:
— Госпожа должна была испытать удовольствие…
Эмма вдруг засмеялась, столь разительной была разница между резкой атакой всего пару минут назад и нынешней неуверенностью на красивом лице заклинателя.
Он побледнел от страха:
— Так плохо? Еще есть время, госпожа, дождитесь неумелого слугу.
Эмма продолжала смеяться, так как часть заклинателя, все еще остававшаяся в ней, вразрез с его словами начала наливаться и наступать.
— Ах, — всхлипнула она. — Я поняла — ты ревнуешь. Ревнуешь этого достойного во всех отношениях незнакомца, которого вознамерился привести ко мне.
Адам еще больше испугался:
— Нет, я не смею, госпожа! Поверьте, я буду очень послушным.
— Ха! Да ты хитрый лис, а не паинька, но твоя нижняя часть не в пример честнее.
Адам совсем смутился и собрался выйти из нее, но в Эмме вновь принялось подниматься томление. Каждое касание к заклинателю сводило с ума и заставляла желать близости.
— Мне хорошо с тобой. Очень-очень, — заверила она его.
Адам испустил вздох облегчения.
— Наверное, я не смог бы уйти, — признался он.
— Рада слышать, — ответила она и потянулась за поцелуем.
Наверное заклинатель не умел сдерживаться в постели, потому что и второй раз вышел бурным. Эмме пришлось вновь хвататься за него, чтобы остаться на плаву. Адам двигался в ней и из уголков глаз капали горячие слезы. Он обхватывал ее руками, прижимал к груди, целовал так, будто желал раствориться, пока бедра лихорадочно наступали, даря сладкую негу.
После второго раза внизу все ныло. Адам порывался обмыть ее, но Эмма попросила побыть немного одной.
Подле купальни вечерний ветерок лениво шелестел в кленах. Распустившиеся ночные цветы источали приторно сладкий аромат. Вода была прохладной, в самый раз для разгоряченного тела. Эмма погрузилась в купальню с головой. Между ног защипало, вода забилась в ноздри и уши. Все ощущения чувствовались очень остро.
Эмма осознала, что это тело отныне и вправду принадлежит ей. Вернее она — его пленница. Она застряла в этом мире, как захваченная на космический корабль мышь. Как бы она не скребла металлические стенки, не видать родного поля.
Родители… Она не могла думать о них. Слишком остро и больно, невозможно представить как им сейчас. Невозможно смириться с тем, что она потеряла. Разве можно разменять это на заклинателя, далекого, как встреченный на базаре улыбчивый турист, который пытался заманить ее замуж выкупом в три верблюда.
Эмма вынырнула и беззвучно заплакала. Тщедушное тело на каменном бордюре тряслось от истерики. Попытка прекратить вела лишь к бурным всхлипам. Эмме пришлось зажать сама себе рот.