— Смерти моей хочет сестренка, да? Если с твоей головы хоть волос упадет, первый меня на куски разорвет. Тебе же ясно сказали лежать и выздоравливать, что тут тяжелого? Нет, надо подставить несчастного третьего брата. Видимо, вчера ты недостаточно навредила ему.
Увидев комнату Эрика, третий пришел в ужас, и поток упреков полился широкой и полноводной рекой. Безмолвно выслушивая едкие замечания, Эмма позволила усадить себя за стол. Перед ней выставили чайник с маленькими чашечками и тарелку с красивыми печеньями в виде цветущих лилий.
Внезапно поток упреков прекратился. Третий, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на Эмму. Его нижняя губа чуть дрожала. Решив что-то для себя, горец резко отвернулся. Он выплеснул грязную воду в специальное углубление во дворе, затем сел обратно у жаровни и принялся молча помешивать похлебку на плите.
Синяя безрукавка открывала поникшие плечи, и вся его фигура представляла собой образец обиды.
Эмма думала, можно ли спросить его, где достать чистой воды для стирки, или отправиться искать самой? Возле домика заклинателя из бамбукового крана день и ночь, не иссякая, текла холодная ключевая вода. Там в ее распоряжении была купальня с теплым бассейном и душистым мылом. Сейчас она не смела ни о чем просить, но ей не терпелось смыть с себя кровь и грязь прошедшего дня.
— Так и не заговоришь со мной? — не оборачиваясь, не выдержал горец. — Чем я хуже второго?
Эмма устало потерла висок. Боль обнажила острые зубы и терзала бок. Ей и вправду не стоило вставать сегодня с постели, но она не могла сидеть, сложа руки. К тому же, осталось закончить стирку до возвращения Эрика.
Издав тихий стон, она встала на ноги, так и не попробовав угощение. Горец обернулся, и она захромала к нему, держась за ноющий бок.
— Прошти, — тихо прошепелявила она. — Дшело не в третшем братше. Мне тшяшело говорить. Поэтому молчшу.
— Я… я… Не подумал. — Третий так сильно взмахнул руками, что чуть не опрокинул казан. — Прости, сестренка, я вновь виноват перед тобой. Да-да-да, конечно же, из-за раны ты говорила со вторым, а не с третьим. Второго никто стесняться не будет! Аийя… Прости третьего, этот брат слишком мнителен. Да и не может он рассчитывать на твое прощение, особенно после вчерашнего. Этот брат сильно виноват перед тобой.
Третий изящно опустился на пол, оправил подол рубахи и дотронулся лбом до пола. Волосы раскинулись вокруг коленопреклоненной фигуры золотым потоком.
Видеть рослого мужчину у своих ног оказалось слишком для Эммы. Она отступила и отвернулась, поймав себя на том, что боится третьего. Боится любого, кто физически сильнее и способен напасть.
Извинения третьего брата отдавали фальшью, но она решила делать вид, будто приняла покаяния за чистую монету.
— Пошалуйста, не нушно… — попросила она. — Вштань, вше хорошо, вше в прошлом.
Третий брат мигом вскочил на ноги. Эмма с усилием подавила желание отшатнуться. Ей было страшно оставаться с ним наедине, и она злилась на себя за этот страх.
На улице приветливо светило весеннее солнышко. Эмма выступила за дверь внутреннего дворика, подставила ноющее лицо теплым лучам. Слух уловил журчание текущей воды, и вправду, позади склада обнаружилась речка, а за ней, за дугообразным мостом, располагалась кузница.
Эмма осторожно протерла лицо, шипя от боли, затем наполнила бадью чистой холодной водой. Если опустить в нее совсем немного Хуа, то можно нагреть воду. Во время уборки она обнаружила мешочек с мыльными брусками для стирки. Еще вчера она отметила, несмотря на усталость и боль, что Эрик использовал один из них.
Третий брат обнаружил Эмму на заднем дворе за стиркой и принялся вновь увещевать ее вернуться в кровать. Наконец он не выдержал и отобрал постельное белье. Эмма, склонив голову и обняв колени, наблюдала за тем, как он энергично отбивает мокрую одежду шестом. Брусок хорошо пенился, и в воздухе поплыл запах свежести и жасмина.
Красивое лицо третьего брата застыло, когда он заметил кровь на белой ткани. Он бросил взгляд искоса на Эмму и принялся еще быстрее толочь шестом.