«Вот это, пожалуй, верно, – нехотя признал Вадим, ёжась от такой картинки. – Кто сейчас оглядывается на собственные грехи?»
– Как по-вашему, – сказал он, – почему все знают беднягу Христа, а всемогущий и деспотичный Саваоф – в тени? Может, потому, что людям нужен всемилостивый и сочувствующий бог? А грозных правителей хватает и на Земле.
– И сказал Господь: «Не мир Я принёс вам, но меч!»
– А ещё говорил, – подхватил Вадим. – «Все взявшие меч, мечом погибнут». Видите? Каждый находит, что ему ближе, – на все вкусы учение!
– Подставь другую щёку, да? – бесновался дед, брызгая слюной. – Тебе все царства на блюдечке, а ты – тьфу!.. Думаешь, это ты блажен? Ты ведь даже не веруешь!
– Что, вас тоже обделили любовью? – участливо спросил Вадим. – Пришлось её покупать или выцарапывать силой? Похоже, вы и себя не любите – отсюда ваши беды. Возненавидь себя, как ближнего своего! И как ещё ублажить больную совесть, если не сваливать вину на других?
Кажется, переходим на личности, со смешком отметил он. Пора, пора… Собственно, почему нет? Разве убеждения – не функция личных качеств? Конечно, если ты не набрался доводов у соседей. Так вперёд!
И уж в этом старец немедленно поддержал противника, хотя вряд ли умел пикироваться с той же живостью.
– Много воли вам дали, нынешним, – объявил он. – Распустились!
– Правда? – удивился Вадим, невольно озираясь: и где она, сия воля?
– Вот меня папаша держал в строгости.
– Шаг в сторону – считался побег?
– Попробовал бы я ослушаться!..
– То-то вы отвели душу, когда вырвались из-под опеки! – рассмеялся Вадим. – Не запили, нет? Помню, мои сокурсники…
– И мои чада ходили по струнке, – перебил старик. – Вбивал им послушание через задницы. Зато теперь…
Он вдруг осёкся и повёл вокруг растерянным взглядом, будто вспомнилось что-то, не из самого приятного.
– Может, так и удастся внушить покорность, – немедленно ввернул Вадим. – А вот ума точно не прибавить.
– Чего? – удивился старец. – «Ума…» А что это вообще? Всё давно известно, надо только по полочкам разложить – каждому! Ум есть порядок. Когда в головах всё движется по установленным орбитам, тогда и в державе покой да благодать. Никто не прыгает с места на место, никто не замахивается на лишнее и не скачет выше головы. Каждый с готовностью принимает свою долю, осознав неизбежность. Ибо все мы – лишь грязь и тлен на стопах Господних!..
– Почтеннейший, у вас что, зуд в заду, изнурённом частой поркой? – не выдержал Вадим. – Не судите об остальных по себе, не обижайте людей. Что за компот у вас в мозгах, господи! Коктейль из церковных и партийных догм, приправленный паранойей. Где нахватались вы этого: в совдеповских верхах? Да вам же просто не хватило места возле кормушки – правильно? Вот вы и раздухарились. И принялись под обиду подводить базис, строить планы возмездия, предлагать новые модели – а что остаётся, если остался за бортом?
– За бортом – я? – Старец заперхал зловеще, обжигая безумным взглядом. – Это они доживают последнее – недели остались, даже дни. А за мной уже столькие идут!.. По всей губернии пробуждаются звери, восстают твари божьи, в коих ещё сохранилась Сила, сплачиваются в тени Псов Господних и подсобляют им по мере разумения. Мы пройдём по заблудшим землям огнём и мечом, с корнем выметая скверну, железной рукой устанавливая повсеместно Порядок, – и если потребуется, оставим от мира пустыню!..
– Вы что же, воображаете себя революционером, вожаком великой и страшной стаи? – засмеялся Вадим. – Даже если вы её соберёте, думаете, на вас не найдётся управы?.. Может, такое зверьё даже на руку нынешнему режиму – судя по тому, что он не усердствует в отлове. Внешняя угроза сплачивает стадо, в этом вы правы. А внутрь вас просто не пустят – у вас лишь провокаторские функции, как у Гапона. Может, вы тоже на содержании у блюстов? Или у репрессоров?
Вот это оказалось последней каплей.
– Не скажу, что я захотел освежевать тебя живого, – сквозь зубы выцедил старец, – но поглядеть бы на такое не отказался.
– Врёте вы, – уверенно сказал Вадим. – И сами б не побрезговали. Была бы ваша воля!..
– Мы ещё встретимся, будь уверен, и тогда поглядим…
– Боже вас упаси!
С минуту проповедник пожирал его глазами, будто прикидывал шансы, затем круто повернулся и зашагал прочь. Решающий довод, клюка, в ход всё же не пошёл. Ну, не договорились – бывает. «Нет человека – нет проблемы».
И Вадим устремился по следу дальше, сокрушённо качая головой. Надо быть терпимее к старикам… даже если когда-то они служили в расстрельных командах. Но ведь презумпция – поди докажи!
Некоторое время Вадим следовал узенькой тропкой, извивавшейся вдоль разрушенного забора, на удивление длинного. В проломы виделось всякое, в том числе промелькнуло пяток сцен из жизни маргиналов, не слишком, надо сказать, презентабельных. Как ни странно, на общем фоне людоеды выглядели почти пристойно: аккуратисты, чистюли, – но только выглядели. Кто знает, может, они и благотворительностью занимались: подкармливали своих менее удачливых собратьев чем бог послал. Надо ж куда-то девать худшие куски? Бр-р-р… Вот тут фантазию лучше умерить.
Довольно скоро след привёл Вадима к небольшому укромному строению, окружённому высоким кирпичным забором. Снаружи забор выглядел брошенным, зато изнутри был тщательно заштукатурен и выкрашен, только что обоями не оклеен. Таким же ухоженным оказался двор, перекопанный почти по всему пространству – словно для грядущего сева. И в самом доме порядок был идеальный, почти нежилой. Тем более, там и вправду никто не присутствовал: ни хозяева, ни гости, включая сегодняшнюю. От последней осталась только одежда, тщательно сложенная на спинке стула, возле просторной и тоже пустой кровати. Походило на то, что Вадим опоздал и сюда.
Ангелину он отыскал по отпечаткам босых ног, ясно различимым на рыхлом грунте. Некоторое время, совсем недавно, она металась между глухих стен двора, затем устремилась в дальний угол, к покосившейся щелистой будке. И там след людоедки наконец оборвался – вместе с жизнью, столь же бестолковой. Видимо, убийца загнал женщину в сортир, и в отчаянии та сунулась в подвернувшуюся норку. Неведомо как: может, благодаря шёлковой комбинации, – она ухитрилась протиснуться туловищем в замызганную дыру, однако пышный зад застрял намертво. И теперь обмякшие бёдра в приспущенных чулках были разбросаны по сторонам, а между ними торчал знакомый кухонный тесак, погружённый до рукояти, из-под которой ещё пузырилась тёмная кровь. При этом ни одного лишнего следа: шаг внутрь, единственный выверенный удар и – назад, пока не забрызгало. Тоже, видать, чистюля! А заколотая ещё долго сучила ногами – от таких ран скоро не умирают.
Расстроенно Вадим покачал головой. Наказание не уступало жестокостью преступлению – стало быть и палач, кем бы он ни был, до омерзения походил на осуждённую. Он ведь не просто пресёк дальнейшие похождения людоедки, спасая будущие жертвы, он рассчитался с ней за что-то; и способ слишком изощрён, чтобы оказаться случайным. Стращать здесь некого: вряд ли в глухой дворик забредали сторонние, – значит, дело в ином. Личные разборки? То ли Серафимовна кому-то недодала (что вряд ли), то ли наоборот, оказалась слишком щедрой. Может, один из несъеденных любовников воспылал ревностью? Или сгоряча отгрызла у бедняги сокровенное? Или… или… Боже мой!
Вадим вдруг понял, отчего лицо старика-проповедника показалось знакомым: не далее как сегодня оно мелькнуло на древней фотке, рядом с девчоночьей мордашкой. «И шестикрылый Серафим», надо же! Так это не было пустой болтовнёй? Правда, там будущий пророк вовсе не походил на аскета – скорее на чревоугодника и сластолюбца. А «вбивал послушание» он, выходит, не только «через задницы», но и через прочие подвернувшиеся места. И старался, видимо, изрядно, пока не обзавёлся язвой, подагрой да склерозом – не постарел. Из-за нахлынувшего бессилия вспомнил о боге, как и большинство импотентов заделавшись моралистом (не себе, так и никому). И уж ему было за что мстить блудной дочурке: за подростковую её сексапильность, доведшую до кровосмешения, за погубленного наследника, за несбывшиеся надежды. К тому же обрубил опасную нить, а заодно схоронил давний грех. Откуда я тебя породил, туда и убью, – как и положено у нас, наследников Бульбовой славы. А она рассчитывала обрести здесь убежище!..
Аккуратно прикрыв дверцу, Вадим оплескал будочку керосином, припасённым в кладовке, и подпалил. Конечно, не мешало бы снять с ножа отпечатки, но кто станет этим заниматься – не блюсты же? А мавзолеи плодить не будем – пусть душа поскорей отлетает от нагрешившего тела, преданного очистительному огню.
Где же искать тебя, старче? – спросил Вадим у дымного столба, вздымавшегося к близкому небу. – И «чего тебе надобно» – теперь? По-моему, ты не тот конец обрубил, к тому же опоздал лет на сорок. Но мы ещё встретимся, будь уверен. Ты ведь сам этого хотел?
Как уславливались, Скиф поджидал Вадима возле портовых гаражей, облокотясь на крышу положенного треколёсника и привычно поглядывая по сторонам. Подобно Валету, он заматерел, ещё оброс плотным жёстким мясом и так же отпустил усы и волосы, словно подчёркивал, что при нынешнем своём положении вовсе не обязан самолично участвовать в разборках, – хотя при случае не оплошает.
– Точен, как и раньше, – произнёс Скиф, глянув на часы. – Это радует. – Небрежно он протянул Вадиму руку, снисходя к новому подчинённому, и кивнул за плечо, внутрь гаража: – А там твой нынешний напарник. Представлять не обязательно?
Пригнувшись, Вадим нырнул в тёмную глубину и едва не столкнулся со здоровущим парнем, смахивающим на медведя. Тот грозно рыкнул, но вдруг расплылся в благодушной ухмылке. И Вадим его узнал: не раз пересекались в подвальных тренажёрниках – тоже из старой гвардии, когда-то ходил в областных призёрах. Вот в ком жизне-силы навалом, хотя начинал худосочным задохликом. Волосы у знакомца были подстрижены, но не потому, что не вышел рангом, – просто стоял в здешней иерархии особняком и стригся, как самому нравилось.
– Здорово, Лось! – пророкотал богатырь.
Вадим и сам не помнил, за что его прозвали так в среде качков: за выносливость или вегетарианство. Или же за то, что он на спор прошибал кулаком двери. Как и теперь, там любили зоологию – в именах.
– Гризли, привет! – откликнулся Вадим.
Он протянул знакомцу руку, заранее напрягаясь, и всё-таки поморщился от хватки мясистой клешни. С последней встречи Гризли ещё больше раздался вширь, и теперь Вадим не сомневался, что тот «химичит». Неясно только, на какой он уже стадии.
А затем Вадим разглядел машину, гранитным утёсом выступавшую из сумрака.
– Эх, ни фига себе! – не удержался он. – Вы что, за золотом собрались?
Такого он давно не видал – разве только по тивишнику, в забугорных программах. Больше всего это смахивало на бронетранспортёр, насколько Вадим его помнил: те же угловатые массивные формы, могучие рифлёные шины, вместо окон – бойницы, залитые толстым стеклом. И пулемётная турель на крыше, перед люком, – пока что пустая.
– Ну, со старшинством и разделением функций как-нибудь разберётесь, – произнёс из-за его спины Брон, заскочивший в гараж, видимо, для напутствия. – Вы же не гонористые пацаны, коим лишь бы на рожон выпереть!.. Впрочем, для надёжности последнее слово оставляю за Лосем. Понял, Гризли? У тебя опыт, зато у него голова, каких мало. А вот одёжку, Вадик, придётся сменить – подходящие скорлупки тебе припасли. И пара стволов не помешает – мало ли. Стрелять ты, правда, не любишь, однако умеешь, и лучше, чтобы у тебя оставался выбор. Предпочтёшь собственную смерть – твоё право. Только постарайся, чтобы не в ущерб делу, ладно? А мне – не в убыток. Засим вас оставляю. Удачи!
Он обменялся рукопожатиями с обоими бывшими дружками и сразу отбыл: видимо, закрутилась каждодневная карусель, в которой контрабанда была далеко не единственным и даже не главным его делом.
– Гля! – гукнул Гризли, горделиво распахивая дверцы шкафа. – Кольчужки высший класс, достали по особому блату.
И вовсе это были не «кольчужки»: на пластиковых крюках разместились великолепные бойцовые доспехи, напоминающие рыцарские, только полегче и поизящней, со складчатыми суставами, с устрашающими шипами и гребнями, с ребристыми шлемами и вычурной сбруей, рассчитанной, кстати, и на огнестрелы. Ещё они походили на хитиновые покровы исполинских насекомых, отмеченные жутковатой, странной красотой. А габаритов были таких, что Вадим вдруг показался себе недомерком, словно во времена далёкой юности. Конечно, «Россия – родина слонов», но не динозавров же!.. Хорошо хоть, у них с Гризли приличная фора перед молодыми.