В нетерпении женщина распрямилась, зазвенев многими украшениями, привычно сдёрнула халат, на том же махе расстелив его на пустом столике, а сама улеглась сверху – прямо перед Вадимом, будто предлагая себя в угощение. Теперь он мог обрабатывать её, даже не поднимаясь, – хоть какая-то забота об изнурённом мастере. А вдруг вправду загнётся, где ещё найдёшь такого? «И не больше, и не меньше…»
– Пся крэв, – хмыкнул Вадим, – это уже не столик получается, а прямо скамья пыток!
И покорно принялся за предложенные телеса, изящно и обильно обрамлённые камушками и колечками, гольфиками (хорошо, не чулками) и длинными шёлковыми перчатками (господи, они-то к чему?), узорными пояском и ошейничком, даже симпатичной домашней шапочкой, только что не с вуалью, – лишь бы не оказаться совсем голой. Наверно, Алиса была сексапильней в таком оформлении, однако массаж это сильно затрудняло. И кот наблюдал за развалившейся гостьей с видимым изумлением. Возможно, в прежние времена, пока его не выставили на улицу, Жофрею было строго-настрого запрещено взбираться на столы. А вот теперь кто-то покусился на святое: возмутительно, где её воспитывали?
– А может, ты прав, – пробормотала женщина расслабленно, будто и вправду дорвалась до вожделенной дозы. – Кем бы сделался ты без Эвы? Покорителем управительских высот вроде Марка или продажным студийцем, как Тигрий? Или крутарём, или тренером…
– Неслабый выбор, да? – вставил Вадим. – У других и такого нет.
– А стал блаженненьким, – мстительно съехала Алиса. – Котов по мусоркам собираешь, женщин на столе мнёшь – взамен того чтобы тискать. Кто ещё здесь побывал, признавайся! Ах, мерзавец…
– Я как исповедник, – ответил он, – храню тайны клиентов. А вот ты разузнала, чего просил?
– Ну-у, эти твои вставочки поступили из Института…
– Конечно, опять Институт! И почему я никого там не знаю?
– Потому что всех институтских незадолго до Отделения вывезли из какой-то закрытой зоны и расселили где-то в Центре, вместе с нынешними «золототысячниками» и примерно по тем же категориям снабжения. Со многими управителями ты знаком?
– «Какой-то», «где-то», «примерно», – задумчиво перечислил Вадим, разминая её плоть всё глубже. – «Тайна сия велика есть». К чему столько тумана, как думаешь?
– Затем, что тамошние спецы тутошним не чета! Там Спецы, понимаешь? А вы копировщики, и то – аховые.
– Значит, они не только проектируют, но и производят?
– Что посложней – наверно. А чего попроще – сбрасывают вам.
– «Перекуём мечи на» собственные кандалы, – пробормотал Вадим. – Странное занятие для гениев – клепать вставки, десятками тысяч. У них что там, программируемый «рог изобилия»?
– Откуда мне знать? Может, размещают заказ за Бугром.
– Ага, видел я этот самый… Бугор. За ним, пожалуй, разместишь.
– Ну, это твои проблемы, – сказала женщина, сладко потягиваясь. – А вот что говорил ты насчёт своих новых дарований? Есть от них прок?
– В смысле: нельзя ли и тебе здесь поживиться? Мерзавка!
Не открывая глаз, Алиса улыбнулась, раздвинула ноги пошире, открывая ему доступ – ко всему, на сколько пороха хватит.
– А чёрт его знает, – ответил Вадим, стараясь туда не смотреть. – Понимаешь, я соприкасаюсь с тобой слишком локально, чтобы смог поделиться многим.
– В чём же дело? – промурлыкала практичная красавица. – Можно задействовать новые участки. Разве их мало?
– Кто о чём, да? Я к эмпиреям воспаряю, а ты всё в свои норы тащишь!
– В норку, – мягко уточнила она, роняя на его колени расслабленную полную руку, до локтя обтянутую тёмной перчаткой. – Может быть, в две. Ну, уж три – это максимум!..
– Господи, Алиска, избавь! Сегодня мне не до этих игр. Хочешь, чтоб и тебя привязали к столу?
Всё-таки Вадим смутился: слишком всё на виду – даже домысливать не надо. И выберет же момент!
– Короче, – решительно сказал он, едва удерживаясь от плотоядной ухмылки, – драться на кулачках тебе вряд ли придётся, однако у вас, я слышал, возвращается мода на игру в кости. Хочешь никогда не проигрывать?
– Ещё бы: там ведь такие ставки!.. Вплоть до камушков. А ты что, ворожишь на удачу?
– Чушь! – сказал Вадим. – Чтобы «повезло» в кости, нужны прочные нервы и точный глазомер – как в стрельбе. («Твёрдая Рука и Соколиный Глаз», – добавил он мысленно.) А это-то поддаётся настройке, почти абсолютной.
– Так ты ещё и настройщик!
– «И на дуде дудец», – подтвердил Вадим, завершая массаж (вполне добросовестный, но не более). – Только уж завтра, ладно? Сейчас здесь нечем поживиться даже тебе.
Наверное, Алиса и сама это чувствовала, поскольку настаивать не стала. Лишь поскандалила для приличия, затем милостиво похлебала с Вадимом пустой чаёк и скоро убралась, снова с головой укутавшись в халатик. Правда, перед уходом пригрозила вернуться, если наверху покажется слишком страшно. «Но это уж потом», – как поётся в старой песне. Может, до этого Вадим успеет выспаться.
Однако надолго его не оставили. На этот раз Вадим услышал гул знакомых моторов даже сквозь сон, за несколько кварталов. Чёрт, опять! Да сколько можно?
Ещё не проснувшись толком, он соскочил с постели, метнулся к окну, слегка раздвинул створки. Дожидаясь появления «ворона», быстро облачился, дополнив обычный комплект парой нунчак, пластиковой ветровкой и высокими крутарскими ботинками, подбитыми поролоном.
Некоторое время гул приближался, потом на пару минут завис где-то за ближними домами. Затем стал удаляться. Чертыхнувшись, Вадим сорвался со своего несостоявшегося наблюдательного пункта, проскочил тёмную квартиру, бесшумно (спасибо ботинкам) миновал пустынный коридор, не менее тёмный, пронёсся по тёмной же лестнице до второго этажа и там из бокового оконца спрыгнул на улицу.
Конечно, тут уже было слякотно и прохладно, зато безлюдно, даже на его мысленный взгляд. Без всяких проблем, а главное, быстро Вадим добрался до заветного подъезда, где прятал колёсник. С набега оседлал его и вырвался наружу, разгоняясь от крыльца. Уже затем извлёк из-под сиденья пластиковый шлем и водрузил на голову, оставив открытыми лишь губы, – ибо гонять по такой погоде было опасно даже ему. Впрочем, сегодняшняя ночь выдалась в городе тихой, почти как в прежние времена: ни грозы, ни шквалов, ни снегопада, а дождь только моросил. И уж после подбугорных сюрпризов здесь казалось едва ли не уютно: обычная, знакомая осенняя промозглость.
Обеспокоенно прислушиваясь к затихающему бормотанию «ворона», Вадим вырулил на главную улицу и уж тут пустил машину во всю мощь, по наитию огибая бесчисленные рытвины либо пролетая над ними в длинных прыжках. Особенного риска в этом не было: точный расчёт да предельная концентрация, – но в такой темени за Вадимом мало кто сумел бы угнаться, как и сбежать от него. Правда к «воронам» это не относилось, и если бы преследуемая вертушка не затормозила у очередного дома, вряд ли бы Вадим её настиг. Уловив изменения в гуле, он на инерции, заглушив моторы, подкатил к углу здания, не без опаски выглянул.
Чёртов «ворон» опять завис против общагского окна, будто колибри перед цветком, а по верёвочному мосту в кабину проплывал знакомый длинный куль, до отвращения похожий на упакованного человека. И странно: ощущение было, словно из сплочённого и в целом здорового организма удаляли безнадёжно прогнивший орган. Как там у вьетнамцев: «Один червяк весь суп испоганит»?
«Провалиться мне в ад! – в раздражении подумал Вадим. – Если это и вправду современный аналог „воронка“, за ним должны стоять Главы. Тогда к чему такая секретность? Предполагается, мы ещё не дозрели для „всенародного“ одобрения подобных методов? Надо же, насколько хорошо о нас думают!..»
Увлёкшись, Вадим начал прикидывать, как поведёт себя, если по его душу явится не похититель в маске, загадочный и страшный, а парочка-другая товарищей посерьёзней, облечённых огнестрелами и немалыми полномочиями, открыто представляющих Крепость. Чёрт, ненавижу! – вдруг понял он. Конечно, потому, что боюсь – не этих безликих, бездушных дегенератов, винтиков исполинской машины, но того дерьма, с которым меня готовы смешать. А значит, буду драться с ними насмерть, невзирая на лица и оружие, хотя бы зубами, – за свою свободу это допустимо, их же никто ко мне не звал! И скорее всего, одолею – хотя бы эту, первую горстку. А что дальше? Обложат репрессорами с автоматами, подтянут танки, устроят облаву по всей губернии? Покажут мне и прочим, каково тявкать на такую большую суку – государство? Или это я покажу всем: каково? И что смогу всё же сделать – один! Только пойдёт ли пример впрок?
Поглотив новый куль, хищный «ворон» сразу тронулся с места, а следом пустил свою машину Вадим. Но проезжая мимо общаги, он заметил в тени соседнего пустыря, меж высокими кустами, притаившийся чёрный двуколёсник знакомых очертаний, и притормозил, концентрируясь на нём мысле-облаком. А вот это уже забавно: Шершень!
Почему-то Вадим понял, что дальше гоняться за «вороном» бессмысленно, решительно повернул машину к кустам. Тотчас же чужак ожил, взревев на весь квартал, и на одном колесе вынесся с пустыря, пропахав в грунте внушительную колею. Но, против ожиданий, не ринулся на врага бронированным носом, а попытался удрать в обход дома – во всяком случае, такую попытку изобразил. Прокатившись за ним, Вадим остановился вплотную к зданию, неподалёку от входа, и повернул лицо к тёмным окнам. Почти все там уже спали, а сортировать прочих было несложно. И разыскать среди них другого Шершня, напарника этого, – их сознания казались притушенными, словно тлеющие угли, однако походили друг на друга, точно двойняшки. Второй Шершень уже ждал вблизи дверей, возле прикорнувшего домовичка-вахтёра, – чего, условного сигнала? Или пока уберётся опасный свидетель, подвернувшийся так некстати?
Не без опаски, машинально поигрывая регулятором газа, Вадим наблюдал, как первый Шершень, сделав за общагой широкий круг и заглушив мотор, теперь накатывается к ближнему углу, чтобы с разгона выскочить на подставившегося недоумка и теперь уж протаранить его в полную силу. В предвкушении атаки ездок слегка разгорелся, будто лишь это могло его согреть, – и то словно бы не своим, но отражённым светом.
Он вырвался из-за угла, только сейчас наподдав колёснику, и тот метнулся на Вадима, «чёрной молнии подобный». Но ещё больше чужак смахивал на давешнего питона-крушителя, отобедавшего телёнком. Даже его носовой таран был словно скопирован с питоньей морды. Разделявшие их метры Шершень пробуравил за доли секунды, набрав такую инерцию, что, когда Вадим наконец газанул, вздыбив машину почти до вертикали, – не смог его подцепить боковым серпом. Только и достал, что тугим воздушным потоком да россыпью мелких брызг.
Самортизировав ногами, Вадим опустил колёсник на асфальт и спокойно развернулся к противнику – отчаянно тормозящему, чтобы не влететь в знакомые кусты. С трудом, но Шершню это удалось, и тут же он вырулил на дорожку, заняв, как и Вадим, исходную позицию для лобовой сшибки. Кажется, намечалось подобие рыцарского поединка или же самолётного тарана, нос в нос. Отчего-то Вадим был уверен, что ни этот моторизированный бодун, ни его напарник, затаившийся в доме, не станут пулять по нему без крайней нужды, не захотят лишнего шума, – однако и прямое столкновение не сулило Вадиму хорошего: его машина была легче и медленней, разве только манёвренней. Стоит чуть зазеваться, и… Значит, не надо зевать! – сказал он себе. Не на службе. А вообще, это смахивает на соперничество «ишачков» и «мессеров» во второй мировой. Ничто не ново.
Не спеша Вадим поехал к закаменевшему Шершню, вслушиваясь в его разбуженную свирепость и пока не представляя, что станет делать дальше. Конечно, и в предыдущий раз он вполне мог присоседиться к подходящему столбику, в последний миг уступив ему Шершня. Но на такой скорости тот наверняка бы расшибся насмерть, а кому от этого лучше?
Но тут из подъезда возникла громоздкая фигура – может, та самая, что навещала Вадима. И, слова худого не говоря, направила на него бронированную руку с насаженным поверх предплечья брусом. На огнестрел брус походил мало, но разбираться было некогда. Поневоле Вадим газанул, уходя из-под прицела (дождёшься здесь рыцарства, как же), тут же вильнул в сторону.
Дальнейшее зависело от Вадима мало – если зависело. В ответ на его рывок первый Шершень бросил машину навстречу, опять разгоняясь во всю мощь, благо её было вдосталь. Избегая столкновения, Вадим снова вильнул, и в этот миг второй выстрелил, с негромким хлопком. Поспешно разворачиваясь, Вадим увидел, как вырвавшийся из бруса сноп (лучей, искр?) ударил прямо в ездока. Колёсник судорожно дёрнулся, будто корректируя направление, и на всей сумасшедшей скорости, ещё убыстряясь, взлетел на общагское крыльцо, наконец-то протаранив – сначала стрелка, затем и дверь, снеся её напрочь.
На секунду Вадима скрутило, почти до рвоты, но в следующую он уже справился с нервами, привычно отстранясь от событий, и направил машину к общаге. Следом за беднягой-Шершнем взмыл по ступенькам в вестибюль и притормозил – сразу за входом. Сохранившаяся под потолком лампа бесстрастно освещала здешний разгром. Как выяснилось, на своём пути тяжёлый колёсник проломил проходную, наполовину развалив вахтёрскую будку, а потом ещё и смёл обломки к дальней стене. Беглый взгляд подтвердил Вадиму то, что он уже чувствовал: оба Шершня безнадёжно мертвы. А из живых тут лишь старенький домовичок, ошалело выглядывающий из остатков родимой будки. С протараненным всё было ясно: после такого наезда не уцелеет и носорог – месиво! Ездок же был утыкан длинными серыми иглами, похожими на вязальные спицы. Некоторые даже прошили его насквозь, несмотря на доспехи. Странно, но тело подстреленного ещё дёргалось – хотя душа, насколько Вадим мог судить, отлетела безвозвратно.