– Откуда ты знаешь, что такое одиночество? – спросил Кохрейн.
– Быть существом вашего вида – значит познать боль. – Она протянула руку.
– Дай дотронуться до тебя, Зефрам Кохрейн.
Его рука медленно потянулась, и они соприкоснулись.
Кирк повернул голову и сказал тихо.
– Спок, проверь челнок: двигатели, систему связи и так далее.
– Мы слышим вас, капитан, – сказала Нэнси, – этого не нужно. Ваш корабль действует, как и раньше. Так же, как и ваши системы связи.
– Ты позволишь нам улететь? – спросил Кохрейн.
– Мы не сделаем ничего, чтобы остановить вас. Капитан, вы сказали, что я не узнаю любовь, потому что я не человек. Теперь я человек, полностью человек, и ничего больше. Я познаю смену дней. Я познаю смерть. Но дотронуться до руки мужчины – нет ничего более важного. Это счастье, Зефрам Кохрейн. Когда солнце теплее? Воздух слаще? А звуки здешних мест, как легкие струи – потоки в воздухе?
– Ты очень красивая, – тихо сказал Кохрейн.
– Одна часть меня понимает это. Другая – нет. Но мне приятно.
– Я мог бы объяснить тебе многие вещи. Это откроет тебе глаза. – Он был возбужден. – Тысячи миров, тысячи рас. Я покажу тебе все, как только я сам все это узнаю. Возможно, я сумею отблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня.
В глазах Нэнси появилась печаль.
– Я не могу пойти с тобой, Зефрам Кохрейн.
Кохрейн замер:
– Нет, ты можешь. Ты должна.
– Моя жизнь может происходить только здесь. Если я покину это место более чем на несколько дней, я перестану существовать. Я должна возвращаться сюда, как и вы должны поглощать материю, чтобы поддерживать свою жизнь.
– Но у тебя есть сила, ты можешь…
– Я стала почти как вы. Смена дней будет воздействовать на меня. Но уехать отсюда насовсем – значит прекратить существование.
– Ты хочешь сказать, что отдала бы все, чтобы стать человеком?
– Нет ничего важнее с твоего прикосновения.
– Но ты состаришься, как все люди. В конце концов ты умрешь.
– Радости этого часа мне достаточно. Я рада.
– Я не могу улететь и оставить тебя здесь, – сказал Кохрейн. Ты спасла мне жизнь. Ты заботилась обо мне и любила меня. Я никогда раньше этот не понимал, но сейчас понимаю.
– Ты должен быть свободным, Зефрам Кохрейн.
Кирк сказал мягко:
– "Галилей" ожидает вас, мистер Кохрейн.
– Но если я увезу ее отсюда, она умрет. Если я уеду отсюда – она, человек – умрет от одиночества. И это еще не все… Я люблю ее. Это удивительно?
– Для человеческого существа – нет, – сказал Спок. – В конце концов, вы невероятно иррациональны.
Кохрейн обнял новую Нэнси Хедфорд.
– Я не могу оставить ее здесь. И это неплохое место. Я привык к нему.
– Подумайте, мистер Кохрейн, – сказал Кирк. – Там целая галактика, готовая прославить вас.
– Мне достаточно, что она любит меня.
– Но вы состаритесь, вы оба, – сказал Спок. – Больше не будет бессмертия. Вы состаритесь здесь и в конце концов умрете.
– Это происходит с каждым мужчиной и с каждой женщиной, но после долгого пребывания вместе складывается впечатление, что это одна из самых стоящих вещей в человеческой жизни. До тех пор, пока вы вместе.
– Вы уверены? – спросил Кирк.
– Здесь много воды. Климат хорош для выращивания растений. Я могу даже попытаться вырастить фиговое дерево. Каждый человек имеет право на это, не так ли? – Он помолчал, затем твердо сказал. – Я делаю это не из признательности, капитан. Теперь, когда я вижу ее, могу прикоснуться к ней, я знаю, что люблю ее. У нас впереди много лет, и это будут счастливые годы.
– Мистер Кохрейн, возможно, вы правы, возможно, нет. Но я желаю вам всего самого лучшего. Мистер Спок, Боунс, идемте.
Когда они повернулись, Кохрейн сказал:
– Капитан…
– Да?
– Не говорите им ничего о Кохрейне. Пусть все будет, как было.
Кирк улыбнулся.
– Ни слова, мистер Кохрейн.
Когда они уже залезали в аппарат, Спок сказал:
– У меня есть интересный вопрос, капитан. Не освятили ли вы акт многоженства? В конце концов, Компаньон и комиссар Хедфорд теперь одно тело?
– Теперь вы проявили узость мышления, мистер Спок, – сказал Мак-Кой. – Многоженство не везде запрещено. Кроме того, Нэнси Хедфорд была практически мертва. Только Компаньон помогает ей жить. Если она оставит Нэнси, та не проживет и десяти минут. Фактически я намереваюсь подать рапорт о ее гибели, как только мы попадем на "Энтерпрайз".
– Кроме того, – подхватил Кирк, – любовь – это та единственная вещь, к которой стремились и Нэнси, и Компаньон. Теперь они ее имеют.
– Да, но не вечность, – сказал Мак-Кой. – Только жизнь.