9745.fb2
Он идет с подчеркнутым спокойствием, которое демонстрируют обычно водители, ощущающие себя особыми существами; они куда более самостоятельны и даже порой самовластны, им, собственно, даже незачем заговаривать кому-то зубы, что мы, мол, водители и только случайно в военной форме. Хозяева на своих тачках, они не хотят ни в коем случае, чтобы их путали с солдатами, которые маршируют строем, поют песни, писают по команде и вечно должны выполнять приказы.
Они — примадонны среди солдат. Жизнь их куда лучше. Их ненавидят и к ним стараются подлизаться: они — индивидуалисты, вырвавшиеся из загона для рядовых. Но, выступая во множественном числе, они ведут себя как безнадежно упрямое стадо баранов. Их не очень-то интересует продвижение по службе и награды, они ничего так не боятся, как лишиться своего места и сменить род деятельности, почти все они — самоотверженные водители, и на счету многих из них большие заслуги.
Виссе несколько удивлен, как лихо щелкает каблуком водитель. Приветствие уже не такое лихое. Словно генерал-полковник он не — спеша поднимает руку, но к головному убору подносит ее по всей форме. Он даже перед этим выбросил сигарету, зато сам позволяет себе стоять по форме «вольно».
— Куда же вы направляетесь, господин обер-лейтенант? — Вы из Вены?
— Я из Майдлинга. Но ведь и вы тоже, господин обер-лейтенант!
Как Виссе ни рад встрече с земляком, но не позволит себе разговаривать на его лад. Он — офицер, и тщательно следит за тем, чтобы быть ровным со всеми, никого не выделять, из Берлина ли солдат, из Вены или Дрездена.
— Мне надо в расположение 20-й румынской дивизии!
— Я из 29-й моторизованной пехотной дивизии. Вы можете как раз доехать до штаба. А оттуда ежедневно идет транспорт во всех направлениях.
Водитель приглашает Виссе сесть с ним в кабину.
Дорога петляет по степи. Собственно, дороги как таковой нет, следы колес разбегаются по земляным волнам во все стороны. Местность здесь холмистая. То оказываешься в низине, то ползешь по склону вверх — как по гребню волны. В низинах едешь при нуле видимости, потом снова въезжаешь вверх, на холм, словно подброшенный прибоем, и вновь открывается горизонт — так и танцует грузовик, как корабль. В спешке перед отъездом Виссе не обратил внимания в Тингуте на множество указательных стрелок, и теперь они едут куда-то в бесконечность по замерзшей степи. Вокруг — ни деревца, ни звука, только жужжание тяжелого дизеля.
Через каждые несколько сотен метров в качестве указателя торчит из земли шест, к концу которого привязан пучок соломы.
Водитель держится левее от этих шестов. Без них ориентироваться было бы невозможно.
Земля изрезана глубокими канавами и эрозионными трещинами, так называемыми балками. Довольно часто, как рассказывает водитель, машины соскальзывают вниз или попадают, особенно ночью, в такую расщелину, из которой чрезвычайно трудно выбраться наверх, лишь с помощью тягача и лебедки.
— Вы прямо с родины, из Вены, господин обер-лейтенант? Я уже полтора года не был дома! Теперь меня включили в список отпускников, и если ничего не случится, поеду на следующей неделе. Да только что-то не верится. Нашу дивизию должны были перевести в Германию, для доукомплектования, а теперь приказано оставаться здесь, потому что русский Иван концентрирует в Сталинграде все больше и больше войск!
— Ну, может, не так все и страшно! — Виссе знает, какие слухи ходят среди немецких солдат.
— Не так страшно? — вмешивается сопровождающий водителя обер-ефрейтор. — Вот когда выйдете к Волге, сами услышите, как на том берегу день и ночь идут танки. Есть у меня один знакомый, он из службы подслушивания, так они в своем районе зафиксировали семь новых русских дивизий.
— А другой мой закадычный друг, он водитель при штабе корпуса, у Енеке, так он слышал, как офицеры из разведотдела рассказывали, будто русских в районе развертывания — больше миллиона!
— Водителю лично это рассказал сам начотдела? — насмешливо прерывает Виссе обер-ефрейтора.
— Это совершенно необязательно; потому что мы, водители, все равно слышим все, о чем говорят господа, а потому зачастую знаем больше других. Телефонистов и телеграфистов он тоже знает, тех, кто напрямую связан со ставкой фюрера. Он и взаправду часто знает содержание радиограммы из ставки фюрера раньше, чем командующий армией.
— Да вы, пожалуй, все вместе взятые — старые сплетники! Вы никогда не задумывались над тем, как опасно болтать? — спрашивает обер-лейтенант.
— Столько, сколько в германском вермахте, не выбалтывается больше нигде в мире! — говорит водитель.
— Потому что все важничают, хотят показать, как много они знают, — мрачно констатирует Виссе.
— Во всяком случае, офицеры абвера просто вышли из себя! И так поносили тех из ставки фюрера, кто не верит, что русские готовят наступление!
— И именно в машине они все это рассказывали?
— А где же это можно сделать удобнее и без помех, господин обер-лейтенант, если не когда едешь вместе в машине!
— Ну а я тоже не верю, что русские планируют зимнее наступление. И, кстати, нам незачем по этому поводу ломать голову. Для этого есть другие!
— Во всяком случае похоже, что дело дрянь, господин обер-лейтенант! Если русский Иван прорвется тут у нас, то и с севера, и с юга, он возьмет нас в клещи и мы окажемся в мышеловке. Мы, во всяком случае, полагаем, что это начнется, и очень даже скоро!
И опять мой отпуск погорит! У нас там, на юге — румыны, но как далеко продвинулись их части? До Астрахани — пустыня, и там русские проедут, как на прогулке. Недавно одна моторизованная штурмовая группа прорвалась прямо к штабу в Абганерово. Тут штабные офицеры повыпрыгивали из постелей да как были в пижамах и ночных рубахах бросились к своим машинам и мотоциклам и дали деру. Только когда заметили, что это еще не настоящее наступление, решились вернуться на свои квартиры! Так что там героев хватает!
«А как обстоят дела в Сталинграде, в самом городе?»- хотел бы еще и это знать Виссе, но ответ на сей вопрос он лучше получит у компетентных лиц.
Водители кажутся ему недостаточно осведомленными людьми, хотя он знает, что они всюду разъезжают, всюду имеют знакомых и многое узнают.
— Фюрер, наверное, тоже все это знает? — иронически завершает Виссе это солдатско — командирское собеседование. — …И он знает, что делает!
— Надо надеяться! — с сомнением бормочет водитель, и в его голосе чувствуется легкая обида.
Эта первая информация о положении на фронте не очень-то успокаивающая. Даже если она поступает от солдат, в ней наверняка что-то да есть — а насчет спокойной зимы и весеннего наступления в район Урала точно ничего не получится.
— Итак, господин обер-лейтенант, там справа сразу за большой балкой в бункере находится наша группа связи, тут вы можете связаться со своей частью. А нам — ехать дальше, к продовольственному складу. Всего вам хорошего и ни пуха, ни пера! До встречи в Вене!
— Группа связи германского командования 20-й румынской дивизией. На проводе — зондерфюрер Безе, переводчик группы связи. Сердечно приветствую вас, господин обер-лейтенант! Господин капитан Шерер уже как на иголках. Он хотел бы как можно скорее передать вам все дела и немедленно исчезнуть!
— У вас есть какое-нибудь транспортное средство для меня? — прерывает Виссе зондерфюрера.
Этот парень говорит с явно выраженным тирольским акцентом.
— Само собой разумеется, господин обер-лейтенант! Я тотчас же распоряжусь, чтобы за вами выехал наш легковой автомобиль!
В бункере у связистов такой чад от сигаретного и печного дыма, что Виссе предпочитает подождать машину на свежем воздухе. День стоит туманный и влажно-холодный. Теперь он может рассмотреть все ущелье, в котором бункеры лепятся рядом и друг над другом. В этой балке длиной метров пятьсот и с несколькими боковыми ответвлениями под землей скрыта целая укомплектованная дивизия со всем персоналом, служебными инстанциями, штабами, техникой, продовольственными складами и складами боеприпасов, автопарком, танками и орудиями. Стоит жутковатая тишина, словно все вымерло.
Только отдельные часовые в теплых накидках и меховых шапках расхаживают в тумане. Солдаты словно выныривают из-под земли и исчезают вновь.
Для Виссе, у которого сохранились еще вполне свежие воспоминания о Северном фронте, дремучих лесах и болотах Ладоги, все это ново.
— Господин обер-лейтенант Виссе?
— Так точно!
— Ефрейтор Кремер на автомобиле прибыл! — Он встает по стойке «смирно» и отдает честь. Выправка отличная, как на плацу у казармы. Обер-лейтенант удивляется. Неужто этот парень такой тщеславный и с таким служебным рвением? Нет, просто рутина, все хорошо усвоено, каждое движение вошло в плоть и кровь. «Я это еще умею», — вот что он хочет сказать, и это доставляет ему удовольствие.
Парень среднего роста, косая сажень в плечах, свежее широкое лицо, здоровый цвет кожи, приветливая улыбка, производит впечатление надежного человека.
Как он сообщает Виссе, на гражданке он механик, мастер из Клеве. Его движения за рулем заключают в себе что-то деловитое, добросовестное, точное. Своими огромными ручищами он управляет маленьким «опель-олимпией» очень деликатно, едет осторожно и в то же время стремительно.
— Русские сосредоточили свои силы вон там! — он указывает в направлении Волги. — В любой день может начаться заварушка и тогда прощай, мечта!
То, что Виссе слышит от водителей, он считает слухами. Но что-то подтачивает его уверенность.
Прощай, мечта? Значит, Сталинград — та точка, где мир будет перевернут вверх дном?