— Надеюсь, у вас их достаточно, нам нужна каждая капля для нашей техники!
— А, вы опять здесь? — удивляется начфин.
— Вы уже получили подтверждение от своей дивизии, что имущество будет вывезено? — спрашивает Виссе.
— Нет, не получил! — начфин оглядывается по сторонам. Ему тяжело расставаться со своими сокровищами — И поэтому я сейчас подожгу склад, приказ отмене не подлежит! Это был образцовый склад! — вздыхает он.
— А что будет с коровами на улице?
— Ну что ж, придется их бросить, — сожалеет начфин и его венский диалект звучит мягко.
— Я беру на себя вывоз складского имущества!
— Вы не сделаете этого, господин обер-лейтенант! — орет начфин на Виссе.
— Немедленно очистите помещение! — не церемонится с ним больше Виссе.
— Безе, возьмите карманный фонарь, выходите на улицу и останавливайте все проезжающие машины! Танки тоже могут подъезжать и брать, сколько могут увезти.
Он обращается к двум румынам немецкого происхождения, предоставленным в распоряжение штаба связи, которые пришли вместе с ними.
— Кебле, возьмите несколько человек и составьте команду! Вы возьмете отсюда, сколько сможете унести, и раздадите своим товарищам! А вы, Михайлович, бегите прямо к господину майору Биндеру! Пусть он даст в ваше распоряжение десять человек, и вы погоните коров при отступлении на Цыбенко! Понятно? Тогда выполняйте поживей!
Раздавая свои приказы, Виссе идет по сараю. Начфин, отступая перед ним, дойдя до перегородки, за которой хранятся деликатесы и алкогольные напитки, преграждает ему дорогу.
— Я запрещаю это! — рычит он, косясь в сторону письменного стола, где лежит его кобура с пистолетом. Загнанный в угол, ополоумевший как разъяренный бык, начфин, готовый перейти в нападение, смотрит, переводя взгляд с одного на другого, и оценивает их.
— Здесь за все несу ответственность я, и никто другой! — неожиданно он бросается на Виссе, который быстрым прыжком в сторону уходит от «оскорбления действием» со стороны начфина.
— Ах ты молокосос! Сопляк! — шипит он и толкает ногой канистру с бензином, который, булькая, начинает разливаться.
— Вы что, совсем с ума сошли? — Виссе выхватывает пистолет и приставляет ствол к груди начфина. — Мне что, пристрелить вас на месте?
Он с неприятным чувством замечает, что голос у него срывается от возбуждения. Засовывая пистолет обратно в карман, он добавляет:
— Будьте же благоразумны! Я принимаю ответственность за все здесь на себя! Я позабочусь о том, чтобы ни капли алкоголя не было вывезено!
В изнеможении начфин опускается на ящик.
— А вы готовы подписать протокол, который я составлю об этом?
— Да, не возражаю! Я сам составлю донесение, что предотвращал поджог склада до тех пор, пока можно было раздавать имущество! Кремер, проследите, чтобы наши машины были нагружены, и не берите с собой всякого дерьма!
Он встает на пути прибывающих машин и танков.
— Не устраивайте здесь свалку! Уберите свою тачку и встаньте в очередь сзади! Здесь на всех добра хватит. Вы видите, машины подъезжают одна за другой и все отъезжают гружеными!
Он отгоняет людей, пытающихся приступом взять склад. Мешки с мукой, сахаром, рисом рвутся, содержимое рассыпается, ящики опрокидываются, консервные банки катаются по полу, несколько солдат топчутся по ним.
— Кругом марш, на выход! — приказывает Виссе. — Если не можете соблюдать порядок, склад немедленно подожгут! Все идут в порядке очереди, слева от меня вход, а справа выход! Давай, давай, толстяк, там слева, я сказал, вход в страну с молочными реками и кисельными берегами! Достаточно уже нагрузился, отчаливай!
Одного человека для поддержания порядка явно недостаточно. Но люди дисциплинированны, преисполнены благодарности и сами справляются с нахалами, лезущими без очереди.
Все тащат ящики и мешки, выкатывают бочки, банки консервов и какие-то упаковки, россыпью бросают на плащ-палатки и волокут наружу. Штурмовые орудия нагружены ящиками с джемом, мешками с мукой и картошкой.
Румыны, у которых машины застревают в складских воротах, просто выломали доски из стены сарая. Толпами, целыми ротами они проходят мимо этой дырки, принимают от своих товарищей продукты и тащат, сколько могут унести.
Начфин сидит за письменным столом, изредка поднимая голову и поглядывая на происходящее, качает головой и усердно пишет свой протокол.
Виссе удивляется, что пришло так много румын. Они тысячами стекаются в Гавриловку и отсюда следуют дальше.
Вероятно, сюда прибыли все, кто хочет уйти от русских. Те румыны, что в стороне от дороги сидят по балкам, теперь потеряются и окажутся на занятой врагом территории.
Весть об открытом продскладе распространяется с необычайной быстротой. Хотя проезжающие машины грузят все, что могут увезти, и тысячи солдатских рук хватают все съедобное, набивая до отказа свои карманы, ранцы и рюкзаки, через полчаса, на которые Виссе удалось отсрочить поджог склада, огромный сарай оказывается очищенным едва ли не на две трети.
Генерал Татарану отдает приказ об отступлении. Бесценные запасы зимнего обмундирования придется предать огню.
Усталый и надломленный начфин, сунув протокол в карман и не дав его прочесть и подписать Виссе, поднимается, ногой опрокидывает одну за другой канистры с бензином, нагибается и поджигает бензиновую лужицу. Стоя навытяжку, призрачно освещаемый вспыхнувшим пламенем, он, замерев, смотрит на огонь, который бежит по полу и жадно начинает лизать один из штабелей обмундирования.
«Он сошел с ума, хочет сгореть вместе со складом», — думает Виссе и, перескакивая через горящий разлившийся бензин, бежит в конец сарая.
Начфин возвращается за свой письменный стол, вытаскивает выдвижной ящик, бросает его в огонь вместе с бумагами, пристегивает пистолет, неторопливо надевает шапку и с застывшим лицом, избегая взгляда Виссе, коротко приложив руку к шапке в немом приветствии, проходит мимо Виссе на улицу.
Сколько еще таких и куда более крупных складов, разбросанных по Донской возвышенности и на юге вдоль реки Царица, по железнодорожной линии в направлении Абганерово, а также на Северном фронте Сталинграда, за эти дни в полной сохранности попало в руки русских!
Бушуют пожары. Оставлены людьми и охвачены пламенем последние из сохранившихся в Гавриловке дома.
Виссе со своим штабом связи примкнул к машинам арьергарда. Дома справа и слева от дороги превратились в сплошную стену огня. Пламя вырывается из дверных и оконных проемов, пышет жаром. Тлеющие головешки, разбросанные повсюду, издают едкий чад.
Кремер, ругаясь, маневрирует на машине между свисающими телеграфными проводами и поваленными столбами при выезде из деревни, где им с трудом удается обогнать длинные колонны устало шагающих румын.
Сворачивая налево из долины реки Червленой, севернее Цыбенко, они едут вдоль постепенно поднимающегося хребта возвышенности, за которой исчезают из виду автомашины.
Капитан Станческу на машине встречает их и дает указание, куда надо ехать. В балке, переходящей на востоке в открытую степь, колонна остановилась.
В блиндажах, освобожденных немецкими частями связи, штабу дивизии предстоит разместиться как минимум на одну ночь. Нечего и думать о том, чтобы можно было распаковать багаж, а тем более поспать. Согласно приказу новую оборонительную линию надлежит занять немедленно.
Прямо на улице, прислонясь к своему вездеходу, генерал проводит обсуждение обстановки.
— Итак, прежде всего надо забрать из какого-то склада боеприпасов где-то под Кравцовом, предоставленные в распоряжение дивизии фугасные мины.
Для румын они будут единственной защитой против танков и должны быть заложены еще до наступления дня.
Все переговариваются, но никто из господ штабных офицеров не высказывает большого желания ехать среди ночи неизвестно куда. Станческу предстоит взять на себя распределение войск по позициям. Майор Кодряну должен незамедлительно начать работать над картами, а майор Биндер в любую минуту обязан находиться в распоряжении генерала. Остальные штабные офицеры считают ниже своего достоинства ехать за минами.
Виссе рассерженно требует команду погрузчиков, чтобы ехать самому, а то споры продлятся до тех пор, пока не нагрянут русские.