Немногие еще пригодные деревенские дома переполнены немецкими и румынскими солдатами. Они набиваются в дома, чтобы хотя бы на одну ночь иметь крышу над головой. На улице довольно холодно. На тягачах и на грузовиках под брезентом, немного согревая друг друга своим теплом, солдаты жмутся один к другому. Лучше всего танковым экипажам. Время от времени они запускают моторы, и у них в танках почти уютно от тепла.
Действительно, несчастны, как собаки, были и остаются пехотинцы. Они пример того, какие страдания, мытарства, лишения и смертельный страх может вынести и превозмочь человек.
Длинной цепочкой на коленях стоят солдаты и раз за разом втыкают лопаты в землю в бессмысленной механической злобе, чтобы наконец-то на несколько часов получить возможность покоя.
Из-за нехватки горючего материала у них нет даже маленького костра, чтобы согреть скрюченные от мороза руки.
Много дней, ночуя на улице, они не видят над своей головой ничего, кроме пасмурного зимнего неба. С тех пор как началось наступление русских, они не держали во рту ничего горячего.
За что бы они ни схватились, кругом только снег, холод и сырая земля. С каждым вздохом ледяной воздух пробирается в промерзшее тело. Они не чувствуют ничего, кроме тупого отчаяния от бесконечных, невыразимых превратностей бытия. По трое и по четверо сидят они в вырытых не глубже чем на полметра ямах, тесно прижавшись друг к другу, положив голову на подтянутые и подбородку колени, завернувшись в одеяла и набросив поверх себя плащ-палатки. В этом мучительном положении они ждут наступления утра.
Они живут, надеясь изо дня в день, что завтра станет лучше.
Если бы они знали!..
Куда-то пропал командир полка, полковник Попеску.
В поисках полковника они колесят по местности. Щуплый молодой румынский капитан приводит их в лощину, где в стороне от центра событий стоит машина полковника.
Виссе заглядывает внутрь автомобиля. На заднем сиденье сидит полковник и со стонами храпит, опустив голову на грудь. Волосы, разметавшись, свисают ему на лоб. Высокая меховая шапка упала на переднее сиденье.
Станческу смотрит на Виссе. Его лицо мрачнеет. Он рывком открывает дверцу машины, и упакованный в меха полковник падает на него. В поисках опоры полковник обнимает Станческу и, отрыгивая, кладет ему голову на плечо, чтобы снова уснуть.
Станческу хватает его за воротник, держит на расстоянии вытянутой руки, пока Попеску слегка не приоткрывает глаза. Он с недоумением смотрит на офицеров, бормоча что-то нечленораздельное.
От него так разит шнапсом, что у Виссе перехватывает дыхание.
— Это безответственно! — вырывается у Виссе.
— Господин полковник, господин полковник! — кричит Станческу на полковника и трясет его так, что у Попеску голова мотается из стороны в сторону.
— Он со вчерашнего дня в отключке!
С размаху он бросает полковника обратно в машину так, что тот летит головой вперед между передним и задним сиденьями, и дает пинка полковнику, который взвизгивает, как свинья. Станческу захлопывает дверцу машины с такой силой, что, задребезжав, лопается стекло.
Вниз головой полковник лежит на заднем сиденье.
— Давай посадим или положим его как-нибудь поприличнее, чтобы солдаты не увидели его в таком виде, — предлагает Виссе.
Они приказывают молодому капитану, командиру батальона, замещать полковника.
Виссе и Станческу сами расставляют каждый взвод на определенное место на позициях, пока не подходят вплотную к восточному флангу 29-й мотопехотной дивизии.
На востоке брезжит рассвет, и широкая открытая степь появляется из ночного мрака в свете наступающего дня. Любое приближение противника можно будет увидеть за много километров. Занимая господствующее положение над открытой местностью в тылу фронта и над деревней Цыбенко, из клубящегося тумана севернее и восточнее деревни возвышаются на несколько сотен метров степные курганы.
Они еще раз объезжают участок фронта, находящийся в ведении дивизии, чтобы убедиться в том, что он занят по всей его протяженности.
Русских нигде не видно.
— Итак, это южный рубеж укрепленного района Сталинграда.
— Надолго ли? — спрашивает Станческу.
В балке, где заночевали люди из штаба дивизии, был сейчас только Кремер, дожидавшийся Виссе и Станческу, чтобы довезти их до нового командного пункта в Басаргино.
Вытянувшись вдоль полотна железной дороги, стоит глинобитное станционное здание — пустое и заброшенное. Неподалеку справа теснятся несколько сараев. На запасном пути застыл русский бронепоезд с четырьмя бронированными вагонами и локомотивом перед ними, обшитым броневыми плитами в шашечку.
Метрах в четырехстах южнее вокзала параллельно железнодорожным путям тянется балка, куда, наконец, перебазировался дивизионный командный пункт. Штабной бункер расположен наискосок на противоположной стороне, а по соседству с ним — землянка генерала.
Виссе был просто ошеломлен. Бункер группы связи германского командования с румынской армией расположен и оборудован точно так же, как и в Наримане. Безе довольно быстро справился со своими обязанностями.
Стол и нары расставлены в точности так, как там, натоплена печь, навешаны стеллажи, проложена линия, уже подключены телефонные аппараты. В бункере снова разместились те же четверо. Постелена была постель и для Виссе.
«Чтобы мы себя чувствовали, как дома», — подумал Виссе, страшно уставший, настолько, что был не в состоянии съесть кусок хлеба, отхлебнул лишь глоток горячего чая и завалился на нары.
Несмотря на то, что люди переговаривались едва слышно, каждое слово било в уши Виссе громовыми раскатами. Приглушенное «ш-ш-ш», повторяемое Безе, который призывал всех говорить потише, напоминало фырканье и шипение пара приближающегося локомотива. Нет, Виссе не уснул — он внезапно потерял сознание. Ему почудилось, что прошло самое большее пять минут с момента, как Кремер стал будить его к обеду.
— Вы проспали целых пять часов, господин обер-лейтенант!
Безе и Кремер укладывали в картонные коробки «сокровища» с продовольственного склада.
— Ну и чего вы там понабрали? — спрашивает Виссе, подозрительно глядя на коробки, которые подтащили Безе и Кремер. — Надеюсь, жратву и кучу шоколада?
Оказалось, что в коробках у них было тридцать тысяч сигарет, а в ящиках — несколько сотен сигар. Несмотря на запрет Виссе, они прихватили с собой как минимум сто пятьдесят бутылок коньяку. Просто по ошибке они взяли также четыре большие картонные коробки, в каждой из которых находилось по тысяче пакетиков с леденцами-витаминками, сорок плиток шоколада, но не было ни одной банки мясных консервов, ни грамма повидла или масла, ни кусочка колбасы.
— Да, вы опять отличились. А я-то думал, что вы — люди более смышленые!
— Там нечего было больше брать, господин обер-лейтенант!
— Да уж конечно, сигареты и выпивка были важнее! Теперь-то вы можете напиваться в стельку и курить по-черному!
— В подвижной радиостанции остались хлеб для диабетиков и леденцы-витаминки, — смутился Кремер.
— Это вы можете забрать себе! А о нескольких кусках мыла вы, конечно, тоже не подумали! Да ладно, хватит говорить на эту тему! — Смирившись, Виссе опрокидывает в себя полстакана коньяку, который ему подносит Безе. Чуть ли не в мгновение ока это приводит Виссе в чувство.
— Безе, вы сейчас же составляете в двух экземплярах перечень имеющихся запасов продовольствия и делите поровну на всех прямо по списку. Пока каждый получит по дольке шоколада, три кулечка с леденцами-витаминками и восемьсот граммов коньяку в дополнение к своему довольствию.
Скоро ударят эти страшные морозы русской зимы. Виссе предчувствует, что окружение продлится долго и принесет с собой голод и лишения. Он знает: жизнь вместе, друг у друга на виду, и суровые условия беспощадно выявляют человеческие слабости и туго придется тому офицеру, который захочет использовать свое воинское звание для личной выгоды и создания для себя наибольшего комфорта.
Генерал фон Хартман учил своих курсантов из офицерской школы: «В трудных ситуациях сила характера является высшим воинским званием».
— День прошел без особых происшествий! Господин обер-лейтенант может опять спокойно отправиться на боковую, — говорит Кнауч, но в это время кто-то рывком распахивает дверь в бункер. Это прибыл майор Биндер.
— Только что поступило сообщение: русские начали наступление вдоль автострады, восточнее Червленой! Не менее двадцати танков КВ-1, КВ-2 и Т-34 обеспечивают поддержку наступления! Деревня Цыбенко подвергнута ураганному огню артиллерии большой мощности и сталинских «Катюш». Русские обстреливают нас со всех сторон из батальонных минометов. Нескольким нашим офицерам следует немедленно выехать вперед. Капитан Станческу уже собирается в дорогу. Господин генерал надеется, что румынские офицеры ни на шаг не отступят со своих позиций. — С трудом переводя дыхание, майор Биндер сообщает эту информацию присутствующим, словно заклиная их.
— Да, да, конечно, я иду тоже! — Виссе успокаивает майора, делает глубокий выдох и, вскочив с постели, распрямляет онемевшие ноги.