— Что, это было так смешно или нелепо?
— Я был смешон, господин генерал!
— Если вы не смогли сдержать смех, то я должен услышать эту историйку. Позвольте пригласить вас отобедать со мной!
Виссе благодарит за приглашение.
— Как я узнал дальше: ваш доклад о генерале Татарану был передан из армии. Сегодня вечером в восьмичасовых новостях было сообщено о награждении генерала Татарану «Рыцарским крестом». Нам известно, что в стойкости румынской дивизии есть и ваша заслуга.
— Это было в 1939 году — жарким днем в конце весны. Я встретился с господином генералом, который был тогда еще полковником, на улице Клусхюгеля, ведущей к артиллерийской казарме. В совершенно мокром от пота мундире, с карабином наперевес, с заупрямившейся лошадью, то называя ее всякими ласковыми словами, то дергая за повод, я бежал за группой юнкеров, скачущих под командованием старшины-прапорщика лейтенанта Гельнкампа.
— Почему вам пришлось бежать?
— Из-за упрямства, господин генерал!
— Тогда это полезно, и вам было легче потом!
— Это было полезно, и потом мне было легче, но я все равно считаю, что это несправедливо, господин генерал!
— Несправедливо? Хуже слова не бывает! Нужно десять раз подумать, прежде чем говорить так! Поскольку вы до сих пор считаете так же, это доказывает, что у вас в сердце засела заноза, которую следует вытащить! — Хмурится генерал. Ему это кажется настолько важным, что он посвящает Виссе целый час, слушает его и спорит.
— Вообще-то там не смотрели, откуда мы. Только одному унтер-офицеру, инструктору, не нравилось, что мне, австрийцу, предстояло стать германским офицером. Офицер командовал: «Стройся!» Моя Ортруд, которую я очень любил, была довольно старой клячей, утром ее трудно было расшевелить, хотя я и вставал в строй одним из первых.
— Ах, вы не желаете? — орал на меня унтер-офицер. — Я вас быстро расшевелю, венский лентяй, чтобы вы знали, где находитесь!
— Я это уже заметил, господин унтер-офицер!
— Тогда вы знаете, для чего вы здесь в Пруссии?!
— Так точно, господин унтер-офицер, чтобы сделать из меня солдата!
— Чтобы сделать из вас прусского солдата!
— Чтобы сделать из меня солдата, господин унтер-офицер!
— Пруссаки всегда солдаты!
— Так точно, господин унтер-офицер! Австрийцы ими были уже тогда, когда не было пруссаков.
— Об этом я вас не спрашивал! Лечь, встать, марш, марш, марш, лечь!
Он гонял меня с моей клячей вокруг взвода, к удовольствию моих товарищей, которые уже встали в строй.
— Какой солдат должен из вас получиться?
— Хороший солдат, господин унтер-офицер!
— Лечь, встать, марш, марш! Хороший солдат умеет это лучше! Какой солдат должен из вас получиться?
— Хороший солдат, господин унтер-офицер!
— Это я уже слышал, а какой еще?
— Германский солдат, господин унтер-офицер!
— А еще какой?
Я молчал, и он, гоняя меня дальше, заставил лечь в навоз около конюшни.
— Ну что, что должно из вас получиться? И если вам ничего не придет в голову, то я вам помогу и подскажу еще раз.
— Спасибо, не нужно, я знаю, господин унтер-офицер!
Ситуация была настолько накалена, что лейтенант, который все это видел, посчитал уместным сесть на лошадь и приказал унтер-офицеру дать команду на построение. Унтер-офицер велел мне встать в строй и доложил лейтенанту.
Лейтенант осмотрел взвод, и его взгляд остановился на мне. На моем белоснежном кителе прямо на груди было большое навозное пятно размером с тарелку.
— Как вы выглядите?
— Господин лейтенант, я…
— Меня это не интересует! Вы одеты не по форме!
— Так точно, господин лейтенант! Лейтенант дал приказ «По коням!»
— Вы же не собираетесь садиться на коня: думаете, что я поскачу по городу с таким засранцем!
— Нет, господин лейтенант! — Я хотел вместе с Ортруд повернуться и отвести ее в стойло.
— Эй, что такое? Похоже, господину у нас больше не нравится! Он просто поворачивается и проваливает. Вы что, больше с нами не служите?
— Никак нет, служу, господин лейтенант!
— Какая честь! Вы пойдете за нами пешком, с лошадью на поводу, на таком расстоянии, чтобы не заподозрили, что вы с нами!
— Слушаюсь, господин лейтенант!
Это была прогулка по самому центру Оснабрюка, прямо скажем, мало удовольствия бежать рысью за всеми. Прохожие, в основном девушки, сочувственно смотрели на меня, скачущий впереди лейтенант ловил на себе злые взгляды населения и вслед ему раздавались сочные ругательства.
За городом лейтенант приказал перейти на рысь — по пересеченной местности, по лесным дорогам, по холмам, даже переходя на галоп. Я обливался потом, но сцепив зубы, не отставал. Лошадь была покрыта хлопьями пены, но добродушна и послушна, как собачка, шла за мной на поводу.
Лейтенант постоянно оглядывался и ждал моей оплошности. Этого удовольствия я ему не доставил. И даже когда мы прошли десять километров, он все еще заставил меня бежать за ними. Я пошел бы и дальше. Но Ортруд, привыкшая чувствовать седока и шпоры, отказалась. С вздымающимися боками, кряхтя, с пеной на морде, бедное животное соглашалось идти на поводу только шагом.
Тут-то и проезжала мимо машина с полковым флажком. Вы приказали остановиться, господин генерал, вышли из машины, и подошли ко мне. Я доложил.
— Ефрейтор Виссе возвращается с учений в казарму!