Люди усмехаются. Они слишком хорошо знают положение. Оно становится все безнадежнее с каждым днем.
— И сегодня ночью, когда мы так уютно сидим здесь в тепле вокруг елочки и можем мечтать, чтобы на земле царил мир, война все-таки продолжается. В эту ночь русские опять наступают, наши товарищи в окопах, лежат на снегу в мороз, вынуждены вести бой, и для кого-то рождественская ночь станет последней! Подумайте об этом! Как и вы все, я тоже надеялся, что в Рождество мы освободимся из «котла» нашими собственными усилиями и с помощью танкового корпуса Гота, посланного для нашего освобождения!
Не буду вас обманывать! Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Гот дальше не продвинется, что большая часть его танкового корпуса отводится для поддержки Донского фронта. До Калача еще почти шестьдесят километров, скоро немецкие позиции продвинутся еще дальше на запад. Дело дрянь! Не знаю, что еще предстоит нам испытать! Мы должны быть готовы ко всему… У каждого своя судьба! Одному раньше, другому позже! Спрятать голову в песок, как страус, — это не выход. Гораздо мужественнее, умнее и лучше смотреть опасности в лицо. Никто не должен сдаваться. Нельзя терять надежду выбраться отсюда живыми! Это даст нам силу справиться с самой безнадежной ситуацией. Как христианин хочу сказать, что наша последняя и самая большая сила в Боге. Когда закрыты все двери и перекрыты все пути — пути всегда откроются. У Него мы всегда найдем защиту и прибежище! Вера в Него даст нам силы встретить нашу судьбу, какой бы она ни была, как и подобает германскому солдату!
Стук в дверь. Румынский вестовой говорит Виссе на ломаном немецком:
— Господин капитан, вас просят зайти к генералу. Капитан заканчивает свою речь:
— У вас в руках письма из дома, вскройте их. Давайте перенесемся мысленно к нашим близким домой — может быть, эта тихая святая ночь поможет нам в этом.
Виссе натягивает фуражку и бежит через балку к расположенному напротив бункеру генерала. «Смог ли я найти нужные слова для солдат? — думает он. — Не следовало ли мне, молодому бойкому капитану, сказать что-то более яркое, о разгроме врага и так далее? Солдат презирает громкие слова. Ему больше нравится, если начальники подставляют и свою голову. Он доверяет офицеру, который руководствуется правилом; «Мое место впереди!»
Печь, расположенная напротив двери, излучает жар. Из приемника, стоящего на полке, звучат немецкие рождественские мелодии. Почти восемь. В новостях, которые будут передаваться через несколько минут, должно быть сообщение: к удивлению Виссе, здесь только генерал и майор Биндер. На столе, за которым они сидят, стоит полупустая бутылка баракка и несколько стаканов.
При появлении Виссе Татарану встает. Капитан сразу замечает «Рыцарский крест», висящий на черно-бело-красной ленте рядом с золотым крестом ордена Михая. Генерал глубоко тронут и от чувств не может даже поблагодарить Виссе за его поздравления с награждением. Он только коротко кивает и правую руку Виссе пожимает обеими руками, даже и парализованной.
— Такой народ, как немецкий, выдержит все тяжкие испытания и не погибнет! Я знаю, что этой высокой наградой обязан вам, господин капитан. Благодарю за все, что вы сделали для меня и моей дивизии! Я снова вижу все то тяжелое, что нам пришлось пройти вместе. Вы близки мне и как солдат, и как человек. Друг мой! — Генерал смотрит в лицо Виссе. — Я обожаю немецкую молодежь!
Генерал берет из рук майора Биндера красную продолговатую коробочку и открывает ее. Нервно вздрагивающими пальцами он прикалывает на грудь Виссе орден «Корона Румынии, с лентой за храбрость».
Генерал вытягивается по стойке «смирно». Виссе тоже.
— Одновременно вручаю вам, от имени его королевского величества короля Румынии Михая наш высший орден, орден «Михая храброго»! К сожалению, я не могу повесить вам на шею румынский орден, поскольку румынский самолет, который должен был привезти продукты, ордена и удостоверения, был сбит.
Генерал наполняет стаканы и они, чокнувшись, пьют за нерушимую солдатскую дружбу и счастливую встречу после войны.
Все замолкают. Начинаются новости: «…между Волгой и Доном в результате атаки были взяты 600 пленных и уничтожены 15 танков…»
И снова: «…фюрер наградил заслуженного румынского офицера, генерала Татарану, «Рыцарским крестом» и «Железным крестом»…
21 ноября в сводках сообщалось о тяжелых оборонительных боях германских и румынских войск в низовьях Дона. В ходе этой ожесточенной схватки генерал Татарану отличился находчивым руководством своей дивизией и личной храбростью. В результате перевеса в живой силе и технике противник достиг прорыва, расширение которого означало серьезную опасность для всего фронта обороны на этом участке. И именно генерал Татарану, при ясной оценке положения нанес контрудар во главе своего авангарда и личным примером увлек за собой румынских солдат. В результате дерзкой атаки большевики были отброшены назад, так что удалось закрыть образовавшийся прорыв».
Сообщение Виссе, написанное им в донесении в армию, звучало теперь по радио дословно.
Но почему же главнокомандующий взял с собой генерала Татарану для посещения лазарета именно в рождественскую ночь? Наверное, для того, чтобы лично передать ему «Рыцарский крест»? Не ожидает ли он в качестве ответного жеста награждения орденом Михая? Виссе ничего не узнал о награждении генерал-полковника Паулюса этим орденом, не узнал он и о том, награждались ли высшие офицеры штаба армии румынскими наградами.
Король Румынии Михай, с прозападной ориентацией в духовной и политической сферах, не был другом национал-социализма и его знаменосцев. Ему удалось сплотить силы вокруг своего трона. Маршал Антонеску вовсе не был марионеткой в руках Вильгельма.
Румыния — надежный союзник, один из важнейших, но она не из тех, которой можно крутить, как пожелается. Берлину в его политике по отношению к Румынии не слишком везет.
Поведение Гиммлера подорвало доверие румынского правительства. Румыния, самый храбрый и надежный союзник в Восточной Европе, предоставляет 22 дивизии и поставками нефти и сельскохозяйственной продукции оказывает важнейшую экономическую помощь.
Хориа Сима, руководитель «Железной гвардии», предпринял попытку переворота режима Антонеску и после его провала бежал в Германию.
Вместо того, чтобы поддержать маршала Антонеску, имперское правительство допускает, чтобы Гиммлер спрятал Хориа Сима и придерживал его на будущее на случай политических изменений в Румынии.
Румынские офицеры, входящие в бункер генерала, несколько опоздали, так что слышат при входе только последнюю фразу радиосообщения о присвоении «Рыцарского креста» своему генералу. Впереди всех появляется полковник Димитриу, получивший звание бригадного генерала. За ним входят командиры полков. Высокая фигура благородного подполковника Мангезиуса, кругленький, несмотря на голодное время, полковник Попеску и офицеры, приближенные к штабу, предводительствуемые майором Балтатеску. Виссе приходит в голову, что румыны хотят остаться одни и откланивается. Димитриу удерживает Виссе за рукав.
— Завтра утром в восемь часов мы едем в Гончару! — Виссе замечает упавшее настроение румын, хотя и у них, как и у немцев, было много повышений. — А что скажете о положении? — тихо спрашивает Димитриу.
— Я сегодня был в разъездах, господин полковник, и знаю о последних происшествиях только из сообщений вермахта!
— Тогда вы, наверное, слышали, что по поводу праздника 6-й армии был вынесен смертный приговор? Танки Гота, которые подошли к нам на 24 километра и ждали нашего прорыва, отошли сегодня из предмостового плацдарма к большой Донской излучине. Мы лишены последнего шанса!
— Но по сообщениям вермахта положение не изменилось! — говорит резко Виссе.
— Тогда я, наверное, по ошибке прослушал другую станцию. Ну, желаю вам и вашим солдатам счастливого Рождества!
Виссе сидит еще целый час вместе со своими солдатами в бункере. Они спели несколько рождественских песен, пьют чай и посасывают конфеты. Но настроение не поднимается. Виссе прекрасно понимает, что они снова слушали русские пропагандистские передачи и сводки с фронтов. Письма с родины, похоже, тоже не прибавили им надежды. Все говорят односложно и вздыхают с облегчением, что могут отойти ко сну со своими мыслями.
Виссе остается в бункере с унтер-офицером, которого они приютили у себя. Добродушный Кнауч накрыл его еще и жестким брезентом с машины.
Скудно украшенная елка, дымящие керосиновые свечи, дым, поднимающийся над ними, испускает крупные хлопья сажи; железные банки вместо пепельниц, полные окурков, пепел и разбросанные повсюду обертки от витаминных шариков, чайная гуща в стаканах, густой сигаретный дым — все это похоже на увядшие венки с выцветшими лентами на могиле нашей надежды и праздничной радости.
Виссе благодарен Кремеру, который, вернувшись с Харро после прогулки, открывает дверь и впускает в бункер поток свежего морозного воздуха, затем энергично принимается за уборку. Он собирается забрать в свой бункер унтер-офицера.
— Не будите его, пусть остается здесь! — приказывает Виссе. — Захватите с собой только елку!
Оба письма из дома все еще лежат в кармане. Он ощущает чужие, жесткие конверты, вытаскивает их из кармана и, не читая, бросает на стол. Между собой и людьми, написавшими их, он не ощущает ни малейшей связи. Они не смогут понять его, а он их. Они снова пишут наивные письма, которые не вызывают в нем ничего, кроме раздражения. Холод пробирает до костей и сковывает его.
Он слышит прерывистое дыхание унтер-офицера. Оно мешает ему, хотя Виссе и понимает, как тяжело тому пришлось сегодня.
Преодолевая раздражение, он берет одно письмо, то что поменьше. Он знает, что это от матери, стискивает его обеими руками. «Мама!» Он пугается, осознав, что это слово не пробуждает в нем ни теплоты, ни тоски. «Мама, это женщина, родившая меня, которая оплакивает меня, сидящего здесь, в Сталинграде. Но что она знает о войне? Ничего! Понимает ли она меня, своего сына? Мама, где ты в эту ужасную рождественскую ночь?..»
Он закрывает глаза рукой. Чтобы найти ее и снова почувствовать ее любовь, воспоминаниям приходится пройти такой дальний путь! Он долго смотрит на почерк, на адрес на конверте, на буквы, которые она вывела своей рукой, пока они не становятся снова ему близкими и дорогими.
Он вспоминает свое последнее письмо, которое он написал ей несколько дней назад: «…я горжусь, что в эти дни нахожусь в самом пекле событий, которые решат исход войны. Наш девиз: «Победа или смерть!»
«Трудно придумать более грубые, бессмысленные и напыщенные слова для моей матери, которая уже потеряла старшего сына. В самые первые месяцы Восточной кампании под Москвой погиб мой старший брат. Теперь она боится за брата Карла и за меня, младшего!»
Конечно, в конце каждого письма он добавлял: «Как и раньше, у меня и сейчас нет ощущения, что со мной может случиться что-то дурное. Внутренний голос подсказывает мне, что я вернусь к вам живым и здоровым».
«Дома все хорошо, насколько возможно в данной ситуации! Не так уж и хорошо. Сестре приходится много работать, а после Рождества она пойдет на работы по военному призыву.
Карл, старший брат, был легко — как он пишет — ранен на Кавказе и находится в лазарете в Крыму. Если ранение легкое, то ему повезло. Может быть, он получит отпуск для поправки после ранения на родину и немного побудет в резерве. Я хорошо помню, что рассказывал твой отец, как в 1916 году он праздновал Рождество. Тогда он был в России на переднем крае. Русские были за колючей проволокой на расстоянии менее 200 метров напротив его роты. Крупными хлопьями медленно шел снег, и Рождество плавало в каждой снежинке, падающей вниз. Вдруг на востоке появилось яркое свечение. Твой отец подумал, что оно вызвано атакой русских. Он выбрался из окопа, чтобы лучше видеть, потому что после этого свечения не было слышно канонады. А из вражеского окопа напротив выбрался русский офицер, чтобы тоже лучше видеть.
Они могли видеть друг друга. Свечение становилось все ярче и двигалось над окопами. Твой отец громко крикнул: «Ангел Господень!» Русский крикнул то же самое по-русски. «Ангел Господень возглашает нам, — крикнул твой отец, — в эту святую ночь родился Христос! Мир народам на земле!»
«Мир народам на земле!» — ответил русский офицер, и твой отец испугался, потому что, сами того не заметив, русский и он продвинулись навстречу друг другу и теперь стояли совсем рядом.
Твой отец протянул русскому руку. Но он покачал головой, распахнув объятия, сказал: «Родился Христос!»- обнял и поцеловал твоего отца. Из русских и из наших окопов вылезали солдаты, обнимались и дарили друг другу продукты, шнапс и сигареты.
В эту ночь не раздалось ни единого выстрела.
На всей земле в эту ночь ходит ангел Господень, чтобы сообщить о рождении Христа. Я знаю, сынок, ты тоже встретишься с ним, он вселит в твое сердце мир и надежду и охранит тебя.