У подножия возвышенности, на которую они поднялись, из свободного поля выходит узкая, протоптанная в снегу тропинка, которая вьется между грудами развалин и воронок и спускается в сторону Волги. Словно серебряная лента в лунном свете между тенями холмов и руин вьется замерзшая река.
Виссе останавливается на секунду и снова чувствует, что бесконечная заснеженная Россия притягивает к себе тысячей нитей, которые идут к самому сердцу и которые уже никогда не оборвутся.
Рядом с тропинкой, в толстом кабеле, протянулись десятки телефонных линий, которые расходятся и заканчиваются где-то на командном пункте или боевом форпосте. Часто граната разрывает до пятнадцати линий, и латать их — дело очень тонкое и опасное.
Иван прижимается к стене дома и показывает Виссе и Кремеру отойти в укрытие. Они прислушиваются. Как громко стучит сердце! Вдруг они слышат шаги. Должно быть, идут несколько человек. Вот уже на дороге появились три тени. Они останавливаются на минуту, прижимаются к огромному бетонному обломку. Слышен щелчок предохранителей.
Виссе и Кремер тоже снимают свое оружие с предохранителей. Никто здесь, встретив кого-либо, не знает, враг перед ним или друг.
— Пароль! — шипит Иван.
— Вечерняя звезда! — тихо раздается в ответ.
Все вздыхают с облегчением. Это разносчики еды. В то время, как они по очереди, низко пригнувшись, идут один за другим, капитан спрашивает Ивана:
— А если бы это были русские, которые знают наш пароль?
— Я по звуку предохранителей слышать, что немецкие карабины!
— А если бы у русских были немецкие карабины? Иван скалит зубы в неслышном смехе:
— Ну и что, мы все равно быть в укрытии и готов к стрельбу!
Один из разносчиков еды спотыкается о камень. Они вздрагивают, останавливаются и прислушиваются, и лишь потом отправляются дальше. В пустой арке ворот стоит группа немецкой пехоты. Молча они протягивают свои миски разносчикам еды, получают суп, берут по куску хлеба, поворачиваются кругом и снова уходят в темноту, из который вышли.
Все происходит настолько тихо и бесшумно, что на мгновение Виссе кажется, что это были призраки павших солдат, которые еще бродят по развалинам, предательски брошенные в беде, павшие бессмысленной жертвой, чтобы получить свой нищенский рацион от проклятой судьбой армии.
Иван ведет их по широкой улице, на которой некоторые дома рухнули в середине и усеяны развалинами. Справа и слева угрожающе поднимаются стены, из пустых зияющих глазниц-окон которых падает лунный свет.
Иван сворачивает перед развалинами влево, преодолевая несколько ям в бетоне, и Виссе слышит тихий крик, на который Иван отвечает и ведет Виссе за руку, который, в свою очередь, ведет за руку Кремера, вниз по разбитым ступенькам подвальной лестницы. Через одеяло, висящее перед входом, мерцает свет.
В углу расположен дымоход небольшой, круглой, раскаленной докрасна печи. Перед печью лежит растрепанный матрац, который, очевидно, постепенно тлеет и отвратительно воняет. Вокруг ящика из-под боеприпасов, на котором горит керосиновая коптилка, на ящиках из-под патронов сидят четверо солдат и играют в скат. Именно в тот момент, когда Виссе видит этих трех солдат и вахмистра батальона связи Куновски, которого он знает только по имени, из щели в стене с гулким звуком выбивается столб дыма из печи. Густой дым заполняет влажный подвал, и вниз опускаются крупные хлопья сажи.
Виссе хлопает Куновски по плечу.
— Если вы ничего не имеете против, то я ваш новый командир батареи! Прежде чем вы объявите новую игру, мы могли бы пожать друг другу лапы!
Поднимаясь с ящика, Куновски встает, и, продолжая держать свои карты в руке, с ухмылкой докладывает:
— Вахмистр Куновски докладывает. На продвинутом наблюдательном посту особых происшествий нет! Позволю себе приветствовать господина капитана!
Пехотинцы встают, чтобы убраться из теплого подвала, в котором они только гости.
— Если вы хотите остаться здесь, то не обращайте на меня внимания! — говорит им Виссе. Тогда они, удовлетворенные, снова садятся.
Виссе протягивает Куновски свою пачку сигарет, которую принес для него. Пехотинцам, у которых сразу же вытягиваются лица, он дает по две штуки каждому.
— Это редкое удовольствие. Благодарим, господин капитан. Такие посетители нам очень нравятся, — говорит за всех штабс-ефрейтор.
Виссе рад. Это товарищи, среди которых ему хорошо.
Через горы развалин, через множество дворов, Куновски снова выводит их на улицу по прорытому ходу.
— Над нами добрых два метра развалин, а под ними бетонные плиты в качестве прокладки. Сам строил. Было бы, конечно, надежнее и безопаснее забраться в подвал дома, а не сидеть здесь, прямо напротив Иванов на перекрестке. Но здесь у меня все хорошо видно на все четыре стороны!
Прямо через полукруглый передний фронт блиндажа проходит горизонтальная, примерно шириной в ладонь, щель, для стереотрубы и бойницы для пулемета, который всегда находится в огневой готовности и около него всегда находится расчет. Вставленная лента свисает с замка, и перед ним на поставленном «на попа» ящике, наблюдая в стереотрубу за местностью, сидит пулеметчик, рядом с ним кучкой лежат готовые ручные гранаты и трофейный «коктейль Молотова». Куновски гордо показывает на русскую танковую пушку, которую они отбили у русских:
— Боеприпасов к ней всюду полно! Вдруг перед противоположным углом дома раздается грохот, и — заработал пулемет.
— Да, народ вежливый, эти Иваны, уже заметили, что у нас гости, и желают, нам приятно провести вечер! Они вон там, во дворе! — с помощью трубы определяет Куновски. — Сейчас будут здесь. Они любопытны! — И вот уже вокруг бьют танковые пушки и несколько пулеметов, направляя свой огонь на смотровую щель. — Нам ничего не будет! — успокаивает Куновски. — Они точно знают, что ничего с нами не сделают. Они просто хотят заставить нас потратить побольше боеприпасов. И нам приходится быть начеку каждую минуту, чтобы кто-нибудь не бросил в смотровую щель гранату или какой-нибудь другой подарочек от всей души. Собственно говоря, это они и пытаются сделать. Только когда они начнут своей тяжелой артиллерией, то нам лучше будет пойти в подвал, потому что «Эмиль» (так называется наш блиндаж) все-таки немного шатается. Но подвал надежен. На него могут падать даже такие тяжелые болванки, которыми они стреляют из-за Волги.
Иваны устраивают еще небольшой спектакль и снова отходят.
— В домах наискосок от нас на верхних этажах сидят русские. Там, в третьем доме от угла, у Иванов третий этаж, а в подвале с позавчерашнего дня у нас в качестве жильцов сидят несколько человек!
— В одном и том же доме, это же невозможно?!
— В Сталинграде возможно все, господин капитан, здесь часто фронт проходит по вертикали снизу вверх, через потолки, стены и этажи, прямо посреди дома. Все настолько перепуталось и настолько изменяется с каждым днем, что никто уже не ориентируется. Здесь у вас клозет, где вы ежедневно по четверть часа проводите в задумчивости и не думаете о том, почему ничего нельзя выдавить из кишок, а на следующий день, когда открываете дверь, там сидит Иван. Со мной такое уже было. Этот русский при этом недурно ругался: «Проклятые немцы, даже посрать спокойно не дадут». Я хорошо знаю русский. «Это мой клозет, собака!» — заорал я на него. «Ну, извини. В следующий раз повесь табличку!» Он натянул штаны и удалился.
Против регулярных русских войск, которые нас уже знают, эти бои в домах были бы не слишком зверскими. Они должны сражаться, как и мы, хотят они того или нет. Но сюда откуда-то прибыли комиссары и войска неизвестно откуда, ужасно озверевшие и недоверчивые, потому что мы что-то варим и жарим. Хуже всего ополченцы. Это гражданские, рабочие с заводов. Сейчас они все уже обмундированы. Эти нас ужасно ненавидят и сражаются за каждый квадратный метр земли, как сумасшедшие. Между нами и ими пощады нет.
Некоторое время было довольно тихо, но вот уже неделю Иваны снова атакуют. Но они не многого добиваются, даже если они прорываются у нас в тылу, то мы все равно не боимся. Через один-два дня они снова вылетают оттуда, и когда им приходится снова возвращаться через нас, то мы их отстреливаем, как зайцев.
Просто удивительно, что русские то и дело перебегают к нам. Только сегодня еще один перебежал. Иваны не верят своим комиссарам, что мы окружены и что нам нечего есть.
Командир роты отправил старика обратно. Ему стало его жалко, он не хотел посылать его в лагерь для военнопленных, чтобы он подох там с голода. Мы сейчас делаем так со всеми перебежчиками — кругом и шагом марш обратно!
Разносясь эхом по ночным улицам, слышится песня: у русских мелодичные голоса, они хорошо поют хором. Из повторяющихся грустных напевов вырастает мелодия дикая и захватывающая.
— Иван, ты знаешь эту песню?
Иван, который слушает, забыв все на свете, вздрагивает.
— Нет, господин капитан, похоже, это новая песня про Сталинград!
«За Сталина, за Родину!..» — раздается громкое пение солдатских глоток, и один и тот же припев.
Куновски устанавливает стереотрубу для ориентировки Виссе поочередно на все пункты.
Виссе звонит по телефону. Линия работает. Он докладывает на командный пункт.
— Пожалуйста, обер-лейтенанта Фурмана.
— Добрый вечер, господин Виссе. Немного поспал — слышится через некоторое время.
— Хочу просто сказать вам, что сегодня ночью с Кремером и Иваном останусь здесь на передней позиции.