— Вы так думаете? А я думаю, что через три недели все здесь уже закончится!
Виссе нравится, как держится этот симпатичный офицер. Он смотрит на майора фон Шелленберга.
— Поймите меня правильно, господин майор. Я ценю древних пруссаков, которые не прячутся и не продаются, а просто исполняют свой долг!.. — Он останавливается.
— Продолжайте же, пожалуйста! Могу сразу же дать вам слово, что все останется между нами! — просит его майор.
— Вы, пруссаки, послушны и выполняете все, не спрашивая ни о смысле, ни о цели. Вы мыслите некритично, только в толпе…
— Пусть лошади думают, у них голова больше!..
— Я не останавливаюсь в своей критике и перед большим начальством. Так же, как я могу увлекаться и настоящими и великими делами — именно так же я могу и отрицать что-то и отказаться следовать за преступниками.
Майор зажимает монокль в глазу.
— Вы сказали о преступниках?
— Я сказал о преступниках, господин майор, как мыслящий человек, солдат и германский офицер.
Майор снова выпускает монокль, который падает.
— Как ты считаешь, Паулюс преступник?
— Нет, господин майор, обманщик, как и миллионы других! Но он взваливает на себя огромную вину. И из трусости совершит преступление, если не найдет наконец в себе достаточно мужества, больше не следовать в своей душе ни за кем и ни за чем и поступить как надо пока еще не поздно!
— А вы стали бы исполнять приказы против своей совести?
— Нет, я считаю это бесчестным и скорее покончил бы с собой, чем позволил бы заставить себя! Поймите меня правильно, господин майор, выполнение моего солдатского долга закончится только вместе с концом войны или, может быть, никогда! Но всякое послушание имеет свои границы, когда речь идет о действиях против собственной совести!..
— Существует мораль, которая неизменна для всякого, без исключения!
— Именно это я и имею в виду, господин майор!
— До сих пор я считал это естественным, даже смерть. Считал, что это внутри нас…
— Пруссаки умеют достойно умирать!
— А вы, австрийцы, — хорошо жить!
— Да, мы бойчее, а вы более стойки!
Виссе следующим заступает на пост и потом крепко без сновидений засыпает в подвале батальона связи, как давно уже не спал, пока без десяти минут семь его не растормошил Куновски.
— Господин капитан, русские атакуют!
Снаружи раздается свист, разрыв и грохот. Согнувшись, прыгая через кучи мусора и воронки, они вваливаются на наблюдательный пункт. Дежурный радист, не стреляя, поворачивает пулемет слева направо. Куновски и Виссе через смотровую щель обыскивают местность в поисках противника. Через ледяной, плывущий, серый утренний туман свистят сверкающие полосы, вспыхивают разрывы.
Посреди адского шума раздается гул тяжелых танковых моторов. Призрачными рядами стальные колоссы тянутся, изрыгая огонь, по правой стороне улицы.
Куновски внимательно следит.
— Они уже прошли через бетонные развалины. Ты что, уснул? Там Иваны!
Серая размытая масса красноармейцев, сомкнув ряды, идет прямо на бункер, который они еще не обнаружили в тумане и считают грудой развалин. Не доходя менее десяти метров до смотровой щели, передние вдруг бросаются вперед, хватают автоматы, ручные гранаты.
Они уже не успевают выстрелить и бросить гранаты. Пулеметчик обнаруживает противника одновременно с Куновски: хладнокровно подождал секунду и прицеливается. Всем телом сотрясаясь от отдачи, словно работая отбойным молотком, он косит, пока никто уже не шевелится. Виссе целится в передних, которые почти достигли мертвого угла. Справа мимо них прорвались красноармейцы с танками.
— Они ударят нам в спину или закрепятся у нас в тылу. Тогда мы будем отрезаны! — считает Куновски.
— Нужно выбираться и осмотреться! — приказывает Виссе.
— Если не хотите получить заряд от снайпера, который уже нацелился на бункер, то лучше оставайтесь здесь, господин капитан! — советует Куновски.
Виссе без устали ходит, как зверь в клетке.
Долг заставляет его: он слегка приоткрывает дверь. У него появилось ощущение, что русские стоят на крыше бункера. Наверху никого нет. Он ползет, держа автомат в правой руке, указательный палец на спусковом крючке. Лежа, он осторожно поднимает голову, чтобы осмотреться по сторонам.
Прямо напротив него трое русских впрыгивают в отверстие дома, в подъезд которого выходит бункер. «Они взорвут наш подвал», — пронзает его мысль. Его они еще не заметили.
Он лежит, словно на ладони, держит шею поднятой, и каждый момент ожидает выстрела снайпера. Он хотел бы одним прыжком броситься или скатиться в укрытие. Но там товарищи и перед ними — верная смерть, если он спасует: «Господи, дай мне смелости!» Он заставляет себя не думать о своем теле, приковывает взгляд к подвалу: «Их засыпало! Так вот почему они не пришли в блиндаж и вот почему они не стреляли».
Три красноармейца в меховых куртках — тяжелые, громоздкие фигуры. У одного из них на груди висит автомат, тяжелая ручная граната с короткой ручкой в руке. Второй держит автомат на прицеле, а третий держит карабин повернутым наоборот, руками за ствол. Так они ожидают немца, который с трудом выбирается из-под обломков.
Теперь он протискивает, упираясь обеими руками, туловище через отверстие. Это один из пехотинцев. Неслышно в валенках, трое русских подошли к отверстию совсем близко. Пехотинец еще не заметил их. Наверное, он пытается высвободить ноги и отползти. Но именно когда он собирается поднять голову, один из русских поднимает ружье, чтобы с силой опустить приклад вниз.
Тесно прижавшись к земле, поворачивая автомат и прицеливаясь в грудь красноармейцам, чтобы не задеть солдата, выбравшегося из дыры, Виссе опустошает весь магазин. Все трое падают, увлекаемые вниз, словно паря в воздухе. И больше не шевелятся.
Куновски и Виссе ползут в подвал.
Вход был засыпан прямым попаданием гранаты. Люди прорыли извне дыру. Пехотинец, который пытался выбраться наружу, все еще не может выбраться.
Иваны забили бы его и добили бы ручными гранатами тех, кто находился в блиндаже. Они вытягивают его из дыры. Виссе убирает обломки кирпича и передает их вверх Куновски, который осторожно и бесшумно кладет их на землю. Вдруг обломки поддаются, и головой вперед, разбив себе подбородок и нос, Виссе скатывается в подвал, прямо в объятия Кремера, который ловит его.
— Быстро пулемет наверх и на позиции! — рычит Куновски вниз в подвал. — Танки возвращаются!
Виссе вставил в автомат новый магазин и вместе с одним из пехотинцев карабкается вверх и подготавливает к стрельбе легкий пулемет.
Несколько красноармейцев перебегают улицу и исчезают в воронке в поисках укрытия. Еще одна группа на противоположной стороне улицы попадает под сильный огонь немецкого пулеметного гнезда — но ей удается пробраться без потерь.
По улицам, построившись, катятся танки: один Т-34 и бронетранспортер КВ-1. Третьего танка, командирского, не видно.
Под огневой защитой танков перед ними бегут русские автоматчики. Передний танк направляет свою пушку на правую сторону улицы, чтобы расправиться с немецким пулеметом. Вдруг пробегающие мимо красноармейцы обнаруживают Виссе и пехотинца с пулеметом. Пробегая дальше и запрыгивая в укрытие, они дают знак следующему танку.
— Огонь! — командует Виссе и простреливает круговую очередь из автомата. Русские бросаются на землю и теперь попадают под огонь Виссе справа, где появилось несколько немецких пехотинцев.
Танк останавливается. Русские обстреливают пехотинцев во дворе, но Виссе и его пулеметчику тоже достается. Экипаж танка, похоже, еще не может вычислить положение пулемета Виссе, потому что люк башни открывается и танкист осторожно вылезает, чтобы осмотреться.