- Есть, конечно, - старушка махнула рукой, указывая направление. - Вон там, совсем недалеко. Вы спрятаться хотите? - она неодобрительно нахмурилась. - Нельзя там сидеть, вон с мальчиком нехорошо.
- Да нет, не спрятаться, - рассеянно отозвался Леха, вглядываясь в указанном направлении. Вроде, все было тихо, и он даже уловил за пылевой завесой утопленную в буро-зеленый холм дверь. - А что с мальчиком?
- Похоже, нога у него сломана. Ну, я-то, конечно, не врач, но стоять он не может. Да и вообще...
- Покажи ногу, - попросил Леха, присаживаясь на корточки рядом с мальчиком. Тот послушно закатал штанину, морщась от боли. Но не закричал, с надеждой смотрел на Леху. Тот скривился. Нога выглядела нехорошо: распухшая, посиневшая, вывернутая как-то странно. В медицине Леха не разбирался абсолютно, разве что аспирин знал, но в этом случае не нужно было быть врачом. Он удивился, что мальчишка не плачет. "Видно, перепугался так, что и кричать боится, - сообразил Леха. - Эх, люди, что ж вы делаете-то?".
- Перелом? - спросила старушка. - Да?
- Похоже на то, - неохотно отозвался Леха. - Действительно, пересидеть мы нигде не можем. Пацану в больницу надо.
- Вот и я о том говорю, - кивнула бабка. - Ладно, говорите, в бомбоубежище? Так давайте пробираться, пока нас никто не заметил.
Леха кивнул и осторожно взял мальчишку на руки. Тот прильнул доверчиво, обнимая за шею, и Леха скрипнул зубами: вновь показалось, что он пытается защитить собственного сына, а враждебный мир тщится его отнять, устроить какую-нибудь пакость.
- Ну уж нет, - заявил Леха невесть кому. - На этот раз не отберете!
Старушка покосилась на него с недоумением.
Они ползли, прижимаясь к земле, боясь поднять голову - вдруг да заметят, стрелять начнут.
- Вы ж видите, они не разбирают, кто перед ними, - говорила негромко бабка, резво продвигаясь к бомбоубежищу. - Мы вышли, ни оружия, ничего. Женщины и дети. Я вот, к примеру, вовсе уборщица. Ну, скажите, какую опасность и для кого я представляю? А вот этот мальчонка? Он-то причем? Вы подумайте! Из пушек!
- Да, я видел, - кивал Леха, пробираясь следом за ней. Мальчика он тащил на плечах, как в виденных давным давно военных фильмах. Действительность оказалась страшнее, непригляднее, и не было в ней никакой романтики, сладким флером покрывающей кинозалы. Парнишка постанывал, обвисал тяжело, цеплялся за Леху, а потом враз затих, ослаб, и Леха увидел, как закатились его глаза.
- Сознание потерял, - пояснила старушка, приподняв вялое веко мальчишки. - Ну, это даже и к лучшему. Не закричит. А сейчас ему не больно по крайней мере.
- Надеюсь, - с сомнением протянул Леха, перехватывая паренька поудобнее.
Они уже почти добрались до входа в бомбоубежище, и Леха с тоской предвидел узкие, темные тоннели. "А ведь ни фонаря, ничего. А там темно, сыро, холодно. Мальчишке однозначно вредно. Да и ни хрена не разглядеть в темноте. А как заблужусь?" - мучился он.
- Может, у вас фонарик есть какой? - спросил он на всякий случай у бабки, но та только головой мотнула отрицательно. - И действительно, что я ерунду спрашиваю, - вздохнул Леха.
Перед лицом взорвалась земля, осыпая спину жесткими комьями. Леха мгновенно оглох, ослеп, но успел перекатить мальчишку под себя. "Хорошо бы, чтоб ногу его не зацепил", - думал Леха, вытирая заслезившиеся глаза. Из-за пылевой завесы вышел мужичок в камуфляже, с автоматом в руках.
- Ну, что тут у нас? - поинтересовался он, упирая кулак в бок, явно рисуясь. - Выползки, ага...
Леха начал сбивчиво объяснять, что он вовсе прохожий, гость города, а документы у него в гостинице, и если его отпустят, то он тотчас же их принесет. А бабуля с ним - так это его собственная мамаша, которую он привез Москву посмотреть. Ну и сынка взял, да.
На середине душещипательной истории, которую Леха сочинил сходу от неожиданности, он обнаружил, что смотрит прямо в черное, ночное автоматное дуло, показавшееся ему тоннелем в далекую неведомость.
- Гость, значит? - с угрозой переспросил автоматчик. - С матерью и сынком... Ну-ну... - и вдруг завопил, брызгая слюной, выкатывая побелевшие в ярости глаза: - Ты меня что, за придурка держишь?! - и добавил столь изощренно-паскудную матерную фразу, что Леха порадовался - мальчишка без сознания, не слышит.
- У мальчика нога сломана, - торопливо заговорила старушка. - Отпустите. Ему врач нужен...
Леха с отчетливостью увидел, что слова не доходят до автоматчика, и он вот-вот начнет стрелять. Чернота автоматного дула разрослась до неимоверных размеров, закрыла собою весь мир, и Леха, с трудом осознавая, что делает, выхватил из кармана трубку, навел ее дрожащей рукой на военного, нажал на кнопку. Старушка взвизгнула, когда из развалившегося надвое тела хлынула кровь.
- Никто не помешает, - шептал Леха, отползая от трупа. - Не позволю и этого убить...
Из подземелий выбрались только под вечер, намучившись в темноте необычайно. Леха был измотан до предела, шел, пошатываясь, не видя перед собой ничего. Старушка семенила рядом, поглаживала его по плечу, говорила что-то ободряющее. Но он ее почти что не слышал, главным было - ощущать вес мальчишки на руках, чувствовать на ладони его дыхание. Прислушиваясь к слабым стонам парнишки, Леха мутно думал, что не зря прожил жизнь, можно и умирать теперь.
- Этого - не дал, - сказал он старушке, но она его не поняла, вновь зашептала успокоительно, похлопывая по руке.
В таком муторном состоянии Леха и не углядел оцепления, схоронившегося за обломками бетонных плит.
- Кто такие? - строго вопросил военный, возникая перед Лехой, как ему показалось, прямо из воздуха.
- В больницу, нога сломана, - только и смог сказать Леха, проваливаясь в обморок. Из кармана его выкатился черный стержень с неприметной почти серой кнопкой на боку. Военный, пожав плечами, шагнул к непонятному мужику, вышедшему от Белого дома с больным мальчишкой на руках.
- Гляньте, еще беженцы объявились! - глумливо-насмешливо протянул кто-то за его спиной. - А с этим что?
- Да сдох, кажется, - военный лениво ткнул Леху ногой в бок, но тот даже не пошевелился. - Подстрелили, наверное. Чудо еще, как до нас добрался.
- Ладно. Сдох так сдох. Не он первый...
* * *
Леха долго болел в теплом подвальчике, и Маруська, устав ухаживать за ним, сбежала к другому бомжу, который был абсолютно здоров и каждый день приносил бутылку и завернутую в бумажку докторскую колбасу. Все, что видел Леха в Сталинграде, да и потом тоже, начало представляться ему горячечным бредом, забываться, стираться из памяти постепенно. Ну, брел по Арбату не вовремя, получил по голове, вот и примерещилось. Смешно представить, чтобы он, Леха, людей убивал! Бабка еще какая-то приснилась с раненым пацаном. Ну, смех кому рассказать! Ведь ни имени, ни фамилии в памяти не осталось. Да, кажется, Леха их и не спрашивал. Еще бы, бред ведь! А гимнастерку и галифе выбросить пришлось из-за невыносимой изорванности. Остались ичиги, но их можно было подобрать и на помойке.
В один день жизнь его изменилась неожиданно и к лучшему. Слабый еще после болезни, стоял он у пивного киоска, мечтая о кружке пива и провожая каждого жаждущего голодным взглядом. "Вдруг да нальет кто? - думалось почти что лениво, безнадежно. - Ну может же такое чудо случиться, что угостят? Хотя, кому я такой нужен? Вон, даже Маруська сбежала... Дура...".
- Алексей! - институтский еще приятель налетел неожиданно, и, что особо польстило Лехе, совершенно не обратил внимания на его явно бомжиный вид. - Слушай, Лешка, я ж тебя искал! Ты - именно тот, кто мне нужен!
Приятель был ухожен, чисто выбрит, узел галстука наводил на мысли о чем-то импортном и очень, очень дорогом. Он налил Лехе пива, повел в ближайшую кафешку обедать, и Леха очень смущался, заталкивая ставшие непослушными ноги под стул - прятал дырявые сапожки со стоптанными, потрескавшимися каблуками.
- Лешка, дело есть, - сообщил приятель, разливая по низким, пузатым стопкам холодную водку. Леха заворожено смотрел на запотевший графин, неплотно закрытый высокой пробкой. Он уже забыл, что такие чудеса бывают на свете, и тихо изумлялся нежданной удаче. - Нам свой человек нужен, Лешка, чтоб доверять могли. Ты, насколько я помню, всегда кристальной честностью отличался. Как, не растерял еще идеалы? - и приятель хохотнул, поправив с небрежением сбившийся на сторону галстук. - Давай, Лешка, за идеалы выпьем! Не так и много их осталось в нашей жизни.
Леха, задумчиво кивнув, опрокинул стопку. Водка провалилась в желудок, согревая его. По телу растеклась блаженная легкость.
- Есть еще идеалы, - сказал он, неожиданно икнув и покраснев от такой неловкости. Подцепил вилкой кусок огурца, посмотрел на него с недоумением, куснул - понравилось. - Не все растерял. А что за работа?
- Вот за это ты мне всегда нравился! - воскликнул приятель со счастьем в глазах. - Сразу к делу! Ну так слушай...
Не успел Леха опомниться, как стал завскладом на фирме, где директорствовал приятель. В его ведении было пять грузчиков и вечно усталая кладовщица. Находился склад этот в тоннелях метро, под землей, и Леха каждый раз думал, что, возможно, именно это место он и искал по давно потерянной карте в невесть какой жизни. Тем более, что хранились на складе консервы, и длинные ряды тушеночных ящиков зачаровывали Леху, он вздыхал, на них глядя, вспоминая голодные бомжиные дни.
- Мне б тогда хоть пару ящиков, - шептал Леха, трогая пальцем разноцветные этикетки. - Ну, один хотя бы!
Но вот теперь, когда тушенка была со всех сторон, Лехе ее совершенно не хотелось. Иногда ловил себя на том, что мечтает о жареной докторской колбасе. Шел в магазин, покупал кусок, приносил домой, нюхал долго, потом отдавал подъездной кошке, которая недавно окотилась и выкармливала свое семейство, выпрашивая еду у жалостливых жильцов.
Фирма предоставила ему комнатку в коммуналке, а соседкой оказалась очень даже приятная женщина, теплая и уютная, совсем не похожая на костлявую Маруську. И синяков у нее не было. А кровать у нее в комнате была совсем уж роскошная: широкая, с мягкими матрацами, укрытая легким цветастым покрывалом - Леха видел, когда лампочку соседке в люстре менял. Посмотрел он на это роскошество и размечтался. Начал приходить домой то с цветочком, то с пирожным в кармане. Ухаживал. Даже купил несколько раз билеты в театр, водил соседку, сидел рядом с ней в неудобном, слишком узком и жестком кресле, брал ее за руку осторожно, не сводя глаз со сцены. Женщина делала вид, что тоже не замечает, где находится ее рука, и Леха был ей за это благодарен - уж очень смущался, особенно, когда вспоминал подушечную мягкую гору на широкой кровати.
Как-то Леха принес домой бутылку вина и роскошный торт, весь покрытый пышным, как летнее облако, кремом.
- Вот, Галочка, - сказал, расшаркиваясь перед соседкой. - Праздник у меня. Повышение, знаете ли. Отметим, что ли?
Никакого повышения, конечно же, не было, но нужно ведь на что-то сослаться! Галя не стала выяснять до точности - куда повышение, зачем повышение, - просто обрадовалась нежданному празднику. Торт оказался изумительно вкусным, а от вина у Лехи приятно зашумело в голове, и он сам не заметил, как оказался на уютных подушках, о которых столько мечтал одинокими ночами. Проснувшись наутро, погладил Галю по плечу и почувствовал, что счастлив.