"Наверное, мать пожаловалась", - решил он, подготавливаясь к серьезному, неуступчивому разговору.
- А я вчера еще хотела. Подумала и забыла, - сказала бабушка и полезла в свою старую вязаную сумочку с кисточками.-Вот ведь память ужасная стала: что было раньше, отчетливо помню, а о сегодняшнем забываю.
Ж.урка смотрел на ее сморщенные пальцы, перебирающие содержимое сумочки, и не понимал, что она ищет и в какой степени это относится к нему.
- Вчера это было бы более кстати. Но ты уж извини меня, мальчик. Сегодня тоже неплохо. Вот, прими, пожалуйста, от бабушки,-и она протянула ему небольшую квадратную коробочку.
- Что это?
- Это, мальчик, подарок тебе в честь окончания школы, это моя золотая медаль, я получила ее полвека назад, когда окончила гимназию.
- Ну что вы, бабушка!'-Журка даже отодвинулся на дальний конец скамейки.
- Нет, нет, возьми, не обижай старуху.-Бабушка встала и произнесла торжественно:-Я дарю ее тебе от всего сердца, с искренним пожеланием успехов в твоей жизни. Пусть эта медаль будет доброй памятью, которую не надо омрачать.
Журке неловко было брать этот незаслуженный подарок, но бабушка стояла с протянутой рукой, и в глазах у нее были слезы.
- Спасибо, бабушка.
- Дай бог... - она притянула его к себе и поцеловала в лоб.
Журка быстро спрятал коробочку в карман и покосился на приближающихся к ним парней. Он обратил внимание на смолянисто-черного, как цыган, юношу, что играл мячом, не замедляя хода.
Парни скрылись в пролазе решетки. Снова стало тихо.
Только птаха в ветвях каштана время от времени подавала голос, точно боялась заснуть от жары и одиночества.
- А теперь расскажи, что у тебя с мамой произошло? - спросила бабушка после паузы.
- Ничего. Я не знаю, чего она жалуется.
- Она не жалуется. Она плачет. Зачем же ты доводишь ее до слез? Ты защищать ее должен, а не обижать.
- Я и защищаю...-Журка хотел рассказать о стычке с отцом, но запнулся, почувствовав неловкость.
- Так в чем же дело?-переспросила бабушка.
У Журки уже не было желания спорить, доказывать свое право на самостоятельность, и он сказал доверительно:
- Да так... Ничего... Просто я не хочу в Текстильный и вообще не выбрал еще, куда поступать.
- Это плохо, мальчик.
Журка молчал, не зная, что сказать.
- Конечно, знать свой путь-большое дело,-продолжала бабушка таким уверенным и спокойным тоном, будто ей известны были все пути и все человеческие дороги. - Очень важно начать его правильно, не ошибиться, потому что ошибки-это разочарования.
- Так же и папа говорит, - прервал ее Журка, обрадованный совпадением взглядов отца и бабушки.
- Твой отец неглупый человек. Я это всегда говорила. Только ум и образование-разные вещи.
Бабушка наклонилась и прочертила зонтиком две черты на земле, будто хотела обозначить графически ум и образование, а потом посмотрела на него пристально.
Журке неловко было под ее взглядом, и он поспешно согласился:
- Понимаю, бабушка.
- А раз так, то почему же колеблешься? Почему в тебе нет твердости и уверенности?
- Так я ж не знаю, куда пойти. - Он вспомнил слова отца. - Так лучше никуда. Еще есть время...
- Неверно, неправильно,-возразила бабушка.- Год пропустишь, а там в армию. И что? - Щеки у нее задрожали.-Чего ты напугался? Трудности? Так где легко? Везде и всюду непросто. Вы, молодые, думаете, что жизнь - это игрушка, а она сложная штука. В ней, может быть, один процент радости. Ты небось читал о Циолковском. Разве старику легко было? Ну?
Журка молчал.
- Прадед у тебя механиком парохода был,-продолжала бабушка более спокойно. - Он стремился к знаниям, но не сумел получить их. Такая в то время жизнь была. Дед в капитаны вышел, и тоже без высшего образования. Гражданская война была его университетом.
Отец твой... Ты сам знаешь. Так что же ты? Тебе дается наконец возможность. За тобой фамилия стоит, а ты?
Журке сделалось стыдно, будто он и в самом деле совершил что-то такое, за что нужно краснеть. Он отвел глаза, полез за платком и нащупал коробочку с медалью.
- Возьмите,-сказал он, протягивая бабушке эту коробочку.
- И не выдумывай, - гневно произнесла бабушка и, опираясь на зонтик, поднялась.- И не распускайся.
Ты ж мужчина, продолжатель фамилии. В наше время это многое означало. А в ваше уж и пе знаю, и не знаю. - И она пошла, пришаркивая войлочными туфлями.
Подрезанные акации скрыли ее из виду, и только белый гребень долго еще плыл над кустами. Журка тяжело вздохнул и взялся за книгу.
Едва прочитал несколько строк, услышал знакомый, отрывисто-гулкий звук-удары тугого мяча о землю.
Этот звук заставил его встрепенуться. "Наверное, тот "цыган", те ребята, что скрылись в пролазе, начали игру..."
Вдали, в горах, раздавались нечастые раскатистые взрывы - рвали породу. Неподалеку проходили машины, доносились людские голоса, пела невидимая птаха - все это не трогало Журку. Но этот звук...
Журка читал и про себя и вслух, но ничего не понимал и не слышал, кроме этих гулких ударов, долетающих сверху, будто ударяли мячом не о щит, а об его сердце, и оно усиленно билось, не давая покоя.
"А что, если и я? .. Нет, нет..."
Журка встал и поплелся домой. Закладку на всякий случай он переложил дальше того места, до которого дочитал на самом деле.
Потянулись скучные дни, как один бесконечный урок.
Журка поднимался в семь, завтракал, шел в парк и там занимался.
Вечером мать спрашивала: