- Уже?
Они говорили вполголоса, словно боялись вспугнуть эту чуткую тишину, этот сказочный непривычный мир, эту притихшую воду и застывшие баржи у моста.
- Хорошо, - прошептала Ганна.
Издалека донеслась песня. Ни слов,ни мотива не разобрать,будто пели глубоко, под этой черной водой, даже не пели, а играли на каком-то сказочном инструменте.
Послышался легкий всплеск, наверное сонная рыба перепутала время и встрепенулась раньше срока. Река не шевелилась, черные тени от парапетов почти сливались с водой. И оттого, что река была неподвижной, этот всплеск тоже казался далеким, прилетевшим сверху, с земли.
- Мы всегда будем вместе,-прошептала Ганна.
Она почувствовала, как он еле заметно кивнул головой, и закрыла глаза.
- Леша, скажи... Вот если со мной что случится...
- Ты что? Спросонья, что ли?
- Нет... Допустим... Ты меня не оставишь?
- Да брось ты... Такой резко положительный человек...
- Нет, скажи,-повторила она, не открывая глаз.
Ганна знала, что он не оставит, и представляла, что он скажет, но ей хотелось услышать его слова сейчас.
- Скажи...
Она почувствовала его дыхание на своей щеке.
- Скажи,-настаивала она.
- Никогда не оставлю. И выбрось эти мысли... Это уже серьезно прошу.
- А я тебя... Какой бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось...
Раздался протяжный скрип, полязгивание. Тотчас послышались голоса, будто ждали этих звуков, как условного сигнала. Голоса были вялыми, уставшими и не походили на голоса людей. Казалось, это перекликаются ночные птицы.
Когда Ганна открыла глаза, мост уже развели, он и в самом деле походил на гигантскую птицу, распростершую крылья для взлета. Но птица все не взлетала, а баржи и пароходы начали двигаться ей навстречу. Они ползли медленно, не нарушая покоя, как и должны были двигаться монументы, которые перекатывают по гладкой и черной дороге на новое место.
Все, что происходило вокруг, не походило на явь, но не было и сном, Ганна все видела и слышала - и спокойная ночь, и очертания одноцветных домов на том берегу, легкое воркование воды и бесшумное движение барж по реке-все казалось подчиненным таинственной силе.
- Закрой глаза,-прошептала она.-Нет, закрой.
Закрыл?
- Ну, закрыл... По просьбе трудящихся.
- Ты когда-нибудь молился?
- Ты что? .. Ну, в самом деле?
- Не открывай глаз. Отвечай.
- Ну я ж не верующий... И ты...
- А я молилась... Маленькая... Про себя... Не богу, конечно, а кому-то... Не знаю кому... Чтобы маму нашел...
- Не нашел же,..
- Нет, не нашел... А ты скажи мне всю-всю-всю правду... Ты ничего от меня не -скрываешь? Ни в чем не обманываешь?
- Ну что сделать, чтобы ты поверила?
- Просто скажи правду.
- Да я уже сто раз говорил.
Она прижалась щекой к его щеке.
Так они сидели долго, не открывая глаз.
Неожиданно что-то мягкое, теплое и ласковое коснулось ее лица.
Ганне представилось, что это само счастье погладило ее. Она хотела сказать об этом Леше, но не сказала, побоялась спугнуть прекрасный миг.
Солнце-красное, круглое, еще неяркое-висело в разводе моста.
Барж и пароходов уже не было, и казалось, что мост развели специально, чтобы пропустить солнце.
Все вокруг преобразилось, ожило, засверкало красками, сделалось знакомым, только в тысячу раз красивее, чем всегда. Все вокруг было чистым, свежим, радостным, будто умытым. Шпиль Петропавловки сиял. Деревья сверкали зелеными вершинами, и каждый листок был ясно виден. Окна домов блестели.
А вода стала синевато-голубоватой. В глубине ее были видны стайки коричневых рыбок. А на поверхности отчетливо отражались искрящиеся на солнце парапеты, арки моста, лица Ганны и Леши.
Ганна, глядя в воду, машинально принялась поправлять прическу. И вдруг словно спохватилась:
- Идем, Лешенька. Сегодня столько дел.
Она заговорила громко, по-дневному, без опаски вспугнуть тишину и таинственность.
Леша, не возражая, поднялся и подал ей руку.
Навстречу им попадались парочки, такие же счастливые, как и они, проносились машины, сверкая лакирован. ньши крыльями. Все так же, не шевелясь, стоял рыбак со своей длинной удочкой. Теперь он не вызывал смеха.
Просто казалось, что так и должно быть.
- Идем, Лешенька. Идем, может, такси схватим.