- Цыбулько дают путевку на Юг.
- Хорошо.
- Завтра уезжает.-Кузьма Ильич помедлил.- Надо бригаду принимать.
- Кому? Мне? - Степан Степанович привстал. Предложение было неожиданным.
- А что особенного? Я уверен, что справитесь.
Кузьма Ильич придвинул свой стул поближе к Степану Степановичу, вытащил из кармана пачку "Беломора". Когда закурили, Кузьма Ильич выпустил дым в сторонку и спросил:
- Так как же?
- Так я ж план не выполняю. Я только-только...
- Это известно. Но больше некому. А вы имеете опыт работы с людьми.
- Но я сам еще плохо работаю. Я еще не привык...
Я еще чувствую себя не на месте...
- Тут важен опыт работы с людьми, - перебил Кузьма Ильич.
Степан Степанович вспомнил, что полчаса назад он сам как раз об этом говорил Песляку, и замолчал, не стал возражать, иначе получилось бы, что он возражает сам себе.
- Опыт и крепкая рука, - повторил Кузьма Ильич.
Степан Степанович невольно взглянул на свои руки, успевшие за эти дни потемнеть от масла и стружки.
- Я вас очень прошу. На время. Пока Цыбулько отдыхает.
Степан Степанович не знал, что делать. Доводы Кузьмы Ильича были убедительными: действительно не хватает слесарей и в бригаде зеленая молодежь, действи* тельно у него опыт.
- Так как?
Лицо у Кузьмы Ильича было усталое, и весь он какой-то переутомленный, измученный.
"Наверное, досталось ему за это ЧП". - Степан Степанович вспомнил Песляка, его слова: "У вас там воспитательная работа хромает..." И опять свои слова;
"Я с молодежью двадцать пять лет дело имел".
- Вы ж видная фигура,-сказал Кузьма Ильич.
- Так мне и не можете простить прошлого, - пошутил Степан Степанович.
- Оно у вас-дай бог, как говорится, каждому.
Боевое. Им гордиться можно. Я рад, что в моем цехе такой человек появился...
Степан Степанович вдруг ощутил теплоту в груди, в памяти вспыхнули картины этого прошлого. Он - комсорг роты, и весь в работе. Боевые листки, самодеятельность... А через два года он уже заместитель начальника политотдела по комсомолу, выступает с трибуны Съезда от имени армейских комсомольцев. Молодежь любила его, слушалась, понимала. И он любил молодежь. Даже в последний год службы выкраивал время, чтобы побеседовать с новобранцами, побывать на первых занятиях, первых стрельбах,
- Что ж... Придется. - Степан Степанович по военной привычке встал.
- Посиди. Давай еще покурим,-сказал Кузьма Ильич, сразу переходя на "ты".
* * *
Кузьма Ильич погасил папиросу о чугунную пепельницу и сказал по-свойски:
- Завтра приходи пораньше. Помозгуем насчет наряда. Дело тонкое. Тут надо... - он почему-то замялся и улыбнулся неловко, одними губами.
Только вечером, когда Степан Степанович вернулся домой и поужинал в одиночку, он догадался, почему надо "мозговать насчет наряда" и отчего начальник цеха замялся при этих словах.
"Так он же хочет дать работу полегче, не надеется на меня, старается, как говорится, подпереть с тылу".
Степан Степанович разделся, лег, но никак не мог уснуть. В доме было как-то особенно тихо и пусто, как в нежилом помещении. Что-то пощелкивало, резко и равномерно, как метроном. Это пощелкивание напомнило эпизод из времен войны. Под Данцигом было. Их штаб разместился в двухэтажном помещичьем доме. Степан Степанович вернулся из госпиталя, еще трудно ходил и потому занял полуподвальную комнату-дворницкую.
Вот так же не спалось. И среди ночи он услышал тиканье.
Срочно вызвал саперов. Оказалось, дом заминирован и через два часа взлетел бы на воздух.
"Тогда можно было разминировать. Приказал - и сделают. А сейчас... Я хуже их работаю, а получать буду столько же, сколько и они. Это несправедливо...
Я должен взять себе отдельный наряд",
И как только ему пришла эта мысль, стало легче, и он уснул.
Проснулся Степан Степанович рано, сразу, как привык просыпаться за годы службы. Вновь услышал пощелкивание и лишь теперь выяснил, что пощелкивает счетчик, он забыл с вечера выключить свет в прихожей.
"Зато не забыл главного. Вот сейчас приду к начальнику цеха и начну с этого, с наряда".
Кузьмы Ильича не было. Нормировщица молча подала Степану Степановичу уже готовый наряд.
У первого же станка Степан Степанович столкнулся со своим мастером, по фамилии Дунаянц.
- Здравствуй, дорогой, - сказал тот приветливо.
Степан Степанович удивился этой приветливости.
В первые дни работы мастер вообще не замечал его. После злополучной рекламы - статьи в многотиражке и фотографии -мастер при виде его хмыкал и отворачивался.
После того как Степан Степанович возмутился незаслуженной шумихой, отказался принимать корреспондентов-мастер начал отвечать на приветствия. А сегодня сам поздоровался.
- Идем, дорогой бригадир. Покажу и расскажу, что делать надо.
- Тут такое дело, - прервал его Степан Степанович. - Относительно наряда.