Галка подробно описывала свой поход.с Сержем в театр, потом сообщила об отношениях Нельки, Нюси и Сени.
"Обоих в кино пригласил. Представляешь какой?!
Просто тупица, даже зло берет..."
Все это было не то. Ганна пробегала строчки глазами.
"...Все ж таки наш полковник молодец..."
Ганна остановилась, стала читать внимательно.
"...Такой азарт вокруг этих рам был, потому что его товарищи (я писала тебе) очень хотели помочь полковнику. А нам тоже неудобно было в стороне оставаться, потому что он наш..."
Ганна пропустила несколько строчек.
"От него мы, конечно, все скрывали, собирались в перерывы у Кузьмы Ильича, вместе с мастером Дунаянцем, а вечером у Сени..."
Ганна перевернула страницу.
"...Усач все ходит. Подробностей не знаем. С ним Сеня имеет дело..."
Ганна отложила Галкино письмо, отыскала конверт, подписанный четкими буквами, как чертеж, - Сенин конверт.
"Мой жизненный опыт не подвел,-писал Сеня,-и предчувствия подтвердились. Сегодня Куницын-так фамилия того усатого (может, помнишь новенького из парткабинета?)-все рассказал мне. Нашего полковника собираются раздолбать за обмен деталями. (Представляешь, из горячей воды в холодную: то ни за что в газету, то ни за что в позорники?! Вот так иногда бывает!) Все, оказывается, идет от Песляка, который невзлюбил нашего бригадира.
Относительно реостатных рам-полный порядок. Он сам все придумал. Вместо тисков - новый зажим, система такая. Сделал подвижную стойку, другую систему пазов. Описывать это долго. Приедешь - сама убедишься:
отлично вышло. (Дунаянц говорит: "шик-модерн". Помнишь, любимое словцо?) Дело теперь ускорилось раза в три, а может, и больше. Вчера он норму дал, а сегодня до перерыва почти столько же выдал, сколько вчера.
Между прочим, Клепко жлобом был - жлобом и остался. Я своими ушами слышал, как он сказал полковнику: "Эх, спутал все. Мы хотели эти рамы до рубля довести". Чувствуешь? Я решил при первой возможности дать по нему со страшной силой. Надеюсь, ты поддержишь меня?
Еще через эти рамы мы познакомились с мировыми дядьками-товарищами нашего полковника. Один из них, по фамилии Копна, просто великолепный мужик, в прошлом токарь, потом моряк, капитан первого ранга.
Между прочим, этот Копна мне до плеча, и весу в нем килограммов пятьдесят-не больше. Представляешь - Копна?!
Тебя прошу: напиши Сержу и в партком, Песляку, тебя послушают. Не дело это - из-за ничего на человека. Он вовсе не такой... Он знаешь какой...
Ганна перечитала Сенино письмо, секунду помедлила и решительно сгребла конверты в сумочку.
Она спешила, как врач спешит к больному человеку, ждущему его помощи.
По дороге вспомнила, что не опустила свои письма, на мгновение задержалась.
- Теперь ни к чему,-проговорила она, чувствуя в себе новые силы, как после крепкого и глубокого сна, дающего отдых и энергию жизни.
* * *
На этот раз Журку никто не разбудил. Он проснулся сам и, еще не открывая глаз, почувствовал: проспал.
В комнате было по-дневному тепло. Птицы пели тоже подневному, не так оживленно и весело, как по утрам.
И шум, доносящийся с улицы, был дневным, не таким гулким, как в ранние часы, смешанным с другими шумами, приглушенный надвигающейся жарой июльского дня.
Из кухни доносились нервные голоса матери и. бабушки. Журка вспомнил, что нужно разыскать Ганну, и мгновенно поднялся, решив про себя, что уйдет на поиски ее, чего бы это ни стоило.
Одежда еще не просохла, пришлось надеть тренировочный костюм. Он помедлил, покосился на окно и рывком открыл дверь.
Разговор тотчас смолк. Мать и бабушка повернули головы в его сторону.
"Пусть что угодно - молчать буду".
К его удивлению, они не сказали ни слова, только ответили на его "доброе утро" и опять занялись мытьем^ посуды, точно это было таким важным делом, от которого нельзя оторваться.
После завтрака мать произнесла только одну фразу:
- Я очень тебя прошу, ходи через дверь.
- Перед соседями неудобно, - поддержала бабушка.
Журка молча кивнул и бросился к выходу.
- А книги? -крикнула мать вдогонку.
Пришлось возвращаться за учебниками...
На заветной скамейке Ганны не было. Журка немедля направился в "Энергетик".
Первое, что он увидел, подойдя к столику дежурной сестры, были цветы. Розы.
Журка даже вздрогнул: "Неужели мои? Откуда? Почему?" Но не успел ответить: сестра вскинула покрытую косынкой голову и устремила на него вопросительный взгляд.
- Мне бы,.. относительно... Тут товарищ один, - замямлил Журка.
- Фамилия?
- Фамилия? - повторил Журка.
- Ну да, фамилия. Я ж не знаю, о ком вы спрашиваете.
Журка не знал фамилии Ганны. Это было нелепоне знать фамилии, - но так уж вышло, сразу не спросил, а потом неудобно было спрашивать. И вообще, он не привык еще по фамилиям, с ребятами все больше по имени, а то и по кличкам. А с девушками... Они для него тоже были Машами, Танями, Зинами...
- Вот такая... - Журка прочертил круг над своей головой, что должно было означать венок, но тут же замолк, поняв, что выглядит глупо.
- Не понимаю.
И вдруг Журка вспомнил конверт. Он успел тогда прочитать два слова: "Энергетик" и "Цыбулько". Первое - это вот санаторий. А второе?