Послышались чьи-то шаги, на секунду они задержались, затем решительно направились в Журкин угол.
Журка не двинулся с места, не утер слез, только посмотрел на пришельца, как смотрит на любого подошедшего безоружный, связанный, тяжело раненный боец, попавший в плен.
Перед ним стоял отец. По старой, с детства выработанной привычке Журка заглянул отцу в глаза и заметил, что выражение их резко меняется: в первое мгновение взгляд был злой, потом-удивленный, а сейчассочувствующий. Журка отчетливо уловил это изменение.
Но никак не отреагировал на него, просто подсознательно отметил.
Отец рассматривал его и тоже ничего не говорил.
Опытным солдатским глазом он углядел: Журка в слезах, Журке нужна "скорая".
- Никуда не уходи, - приказал он и ушел. , И хотя Журке было все равно, эта короткая фраза подействовала. Опять-таки подсознательно он понял; ему хотят помочь. И не стал сопротивляться этому.
Через много времени отец вернулся.
- Переодевайся.
Они вышли на улицу, сели в трамвай и куда-то поехали. Ехали долго, медленно. Отец за всю дорогу не проронил ни слова.
Это молчание еще более убедило Журку, что отец понимает его, желает добра и знает что-то такое, чего не знает он...
Они очутились в парке, среди высоких деревьев, белых скамеек, спокойных прудов. Меж деревьев, сверкая на солнце, летали паутинки. Под ногами изредка шуршали сухие листья.
"Уже осень, - подумал Журка. - Листья опадают, а потом опять появятся. Хорошо быть деревом, расцветать весной, засыпать на зиму",
"Хорошо быть волком, - вспомнил он слова Кольки Шамина.-Спи сколько хочешь. Захотел жрать-рванул за зайцем. Цоп! Пожрал и опять спать".
- Пообедаем,-предложил отец.
В ресторане "Дельфин" было пусто. Почти все столики свободны. Они поднялись на открытую веранду под зеленым тентом, сели так, чтобы виден был залив. По заливу скользили яхты, чем дальше, тем тише. Вдали у горизонта движение их как будто совсем замирало.
Казалось, что это не яхты, а бабочки сидят на золотистой воде, сложив белые крылья.
- Уйду, - сказал Журка негромко и повторил, чтобы отец понял, о чем идет речь:-Уйду с завода.
Отец не возразил и не поддержал разговора.
Официантка принесла обед. Отец начал есть неторопливо и серьезно, словно продолжал выполнять работу.
Глядя на него, Журка почувствовал, что проголодался, и тоже взялся за ложку.
- Ничего солянка, - сказал отец.
- Нормальная,-подтвердил Журка.
Сейчас Журке было все безразлично, и он мог говорить о чем угодно, отвечать на любые вопросы. Но отец по-прежнему не разговаривал и не задавал вопросов.
Пообедав, они прошли на Стрелку, сели на скамейку у гранитных львов.
- Видишь справа?-спросил отец.-Там Малая Ижора. Там меня ранило.
Журка посмотрел на синеющую вдали полоску земли и удивился. Никогда отец не рассказывал ему про войну, про свои ранения, точнее сказать, говорил вообще, о других, о том, что не связано было с ним.
Журка приготовился слушать, но отец не сказал больше ни слова. Он сидел в профиль и походил на беркута, посаженного в клетку, (Журка видел такого у своего тренера.) Отец казался большим, но обессиленным, опечаленным. Привычный "столбик" опять исчез, плечи были опущены, спина ссутулилась, непричесанные волосы торчали, как перья.
- Из окопов не убегают, - произнес отец после длительного молчания.
Журка не понял: к чему это?
Народу в парке прибывало. Слышались голоса, смех, всплеск воды. Залив засверкал еще ярче, еще нестерпимее. Появилась лодка, похожая на длинную сигару. Восемь девушек в красных майках ритмично гребли, то нагибаясь, то откидываясь, чуть ли не падая на спину.
Через несколько минут лодка отдалилась и стала походить на необычную стрекозу, машущую крылышками над самой водой.
Подошла парочка, подсела на соседнюю скамейку.
Парень поставил на колени "Спидолу" и включил ее на полную мощность.
Отец встал, жестом приказал Журке: уходим.
Они нашли тихий затененный уголок между прудом и речным протоком. По пруду катались на водных велосипедах. На солнце сверкали брызги и колени седоков.
По протоку проходили академические лодки. Шла тренировка гребцов. Раздавались команды. Пристукивали уключины. Лодки то скользили по блестящей накатанной глади, то останавливались, чтобы вновь с удвоенной силой устремиться вперед. Все это можно было наблюдать, оно не мешало молчанию и мыслям.
"И-и раз... И-и раз..." - стучали уключины. Лодка проходила близко от берега. Журка разглядел пот на лицах гребцов.
- Из окопов, говорю, не убегают, - повторил отец.
Теперь Журка догадался: слова относятся к нему, к его заявлению.
- Смеяться будут, - произнес он.
- Вряд ли, - не согласился отец. -.А если и посмеются, то - как ты говоришь? - напрочь.
"А она?"-подумал Журка, но ничего не сказал.
- Попробуй не обращать внимания, - посоветовал отец. - Работай как все. Поставь задачу, и все.
Впервые в жизни они разговаривали на равных. Впер"
вые у них были общие интересы.
"Ах, если бы он знал... Задача!.. К чему она мне?"
- Докажи. Отыграйся. Ты ж спортсмен.
- Хм, спортсмен, - хмыкнул Журка и тут же почувствовал, что эти слова затронули его.