- Я, товарищи, действительно полковник. Ушел в отставку по рапорту. И к вам-добровольно. Сам настоял на этом. Мне и должности давали, и другую работу предлагали. А я не захотел. Это трудно объяснить.
Как бы сказать? В общем, в родные места в конце жизни каждому съездить охота. Вот что-то похожее. Захотелось с юностью свидеться. Любил я слесарное дело. С него и в армию ушел. Да и другой гражданской специальности у меня нет.
- Один вопрос, - прервал Песляк.-Вы нарядом с бригадой Пепелова поменялись?
- Нет. Я поменялся деталями с товарищем Клепко.
- Но это уже уточнение, - сказал Песляк. - Важно, что был такой факт. Был?
- Да,-подтвердил Степан Степанович, Детали, расценки были больным местом цеха.
Народ зашумел.
- На жирненькое потянуло.
- Он ухватит. Привык к власти.
Степан Степанович смотрел на Песляка, ожидая, когда тот наведет порядок. Песляк стоял высокий, солидный, довольный собой. И вдруг он начал уменьшаться в глазах Степана Степановича, точно он посмотрел на него в перевернутый бинокль, начал как бы таять на глазах: настолько ясны стали его намерения, его задача.
"А я-то думал - фигура".
- Это недоразумение,-произнес Степан Степанович, сдерживая возмущение. - Я все объясню.
Но Песляк прервал его:
- Может, лучше ваши товарищи выскажутся... Чтобы всем было ясно...
"Не хитри, - подумал Куницын, молча наблюдавший за ходом собрания и все понимавший.-Злопамятный, опасный ты человек... И хорошо, что я ухожу. Правильно". Ему не терпелось сказать все, что он думает и знает.
Но как в его положении это сделать?
- Вот товарищи Пепелов или Клепко. Пожалуйста, - предложил Песляк. Пусть они выскажутся.
Из дальнего угла протиснулся Клепко, передернул щекой и губами, будто муху спугнул.
"Так оно и есть",-подумал Степан Степанович и как-то сразу успокоился. К нему пришла присущая ему шутливость.
- Давайте сюда,-предложил он.-Тут повиднее...
Клепко стрельнул на него злым взглядом и произнес хрипловато:
- Был факт. С реостатами... Поменял, а потом... - он хотел сказать, как все узнали об этом и как корили его за ловкачество, но вовремя понял, что многие об этом знают, и перевел на другое:-А потом расценки сбил, будь здоров...
- Он внес рацпредложение, - вставил Кузьма Ильич,
- Мы свидетели, - с места поддержала Ганна.
- Тебя ж не было, - отговорился Клепко.
- Я был. Дайте слово, - попросил Сеня Огарков.
- Ас молодежью? - спросил Песляк, жестом велев Клепко идти на место.-А "кроссы" по цехам? А "пробег автокара"? Разве этого не было?
- Было,-признался Степан Степанович.-Я с малолетства люблю кроссы. Хобби у меня такое.
Шутка понравилась. Собрание засмеялось.
- Шутить можно, товарищи,-сказал Песляк.-Но тут партсобрание. Вопрос-то серьезный.
Все притихли. Было слышно, как Кузьма Ильич поглаживает лицо и щетина на бороде потрескивает под его рукой.
- Я желаю,-донеслось из дальнего угла.
К столу протискивался Георгий Фадеевич. Песляк вспомнил неприятный разговор с ним в парткоме, хотел воспрепятствовать выступлению, но было уже поздно.
Георгий Фадеевич стоял у стола, и аудитория приготовилась слушать его. - Геогрий Фадеевич заложил руки за спину, потом переложил на живот, будто нашел для них удобное место, и сказал негромко:
- С расценками у нас, конечно, безобразие. Один вал чуть покороче другого, а цена...
- Так это ж не из той оперы, - прервал Песляк.
- Отчего же? - не смутился Георгий Фадеевич. - Все из одной. И если вы уж дали слово, то не нарушайте демократию. Она у нас у всех одна -у начальников и у рядовых коммунистов.
Собрание одобрительно зашумело.
- Так вот... - невозмутимо продолжал Георгий Фадеевич. - Вы б лучше этими вопросами занимались, а не высасывали из пальца.
- То есть как?! - повысил голос Песляк.
- Да очень даже и просто. - Георгий Фадеевич поклонился Песляку, что должно означать: "мы не глупее тебя - видим".
"Его не только я раскусил",-подумал Куницын и рассмеялся, будто закашлялся.
Песляк окинул его сердитым взглядом, но не сказал ни слова, уткнулся в свои бумаги, для виду разложенные перед ним.
- Что, мы не видим? - продолжал Георгий Фадеевич.-Мы ж знаем, кто чем дышит. Этот полковник.
он ведь что? Он коренной работяга. На кой хрен ему наш завод, наша грязь, ежели бы...
Степан Степанович почувствовал комок в горле и отвернулся.
- И на кой хрен ему эта зелень, сачки... Да что, мы не видим, как он за ними гоняется...
Тут опять зашумели все разом.
- Видели.