Степан Степанович растерялся.
- Ну, все это не так... Она извращает, сгущает краски...
- Я уеду,-прошептала Нина Владимировна.- Возьму Иринку и уеду. К маме уеду.
- Подумай. Ты уже не раз принимала подобные решения. Вспомни, чем это кончалось.
Плечи у Нины Владимировны задрожали, и она зарыдала.
Чтобы не дать волю нарастающей злости, Степан Степанович встал и пошел из дому.
* * *
- Ай, дорогой! А я к тебе как раз. Принимаешь гостя?
Степан Степанович был настолько расстроен ссорой
с женой и настолько ему сейчас было все безразлично,
что ответил неприветливо:
- Нет, потому что сам как гость.
Он покосился на растерявшегося Дунаянца, взял себя в руки, поправился:
- В парк иду. Составь компанию.
Дунаянц пошел рядом. Он сразу понял, что у Степана Степановича неприятности в доме, что ему сейчас ни до чего, и не решился говорить.
- Извини, - после долгой паузы сказал Степан Степанович.
- Ничего. Бывает, дорогой. Бывает.
Прошел дождь. Тотчас утих ветер. Выглянуло солнце, и все подобрело, потеплело, посветлело вокруг. Вновь наступило лето. Утром осень- вечером лето.
Смеркалось. Небо все еще было светлым, но земля темнела с каждой секундой. В воде отражались тени деревьев и небо. Пруд зеркально блестел, но блеск этот с каждой секундой блек, угасал, и вода все больше чернела.
В домах зажглись огни. Лампочки светились желтыми расплывчатыми пятнами. Комнат еще не было видно.
Остаток дня, свет неба как будто соперничал с электрическим светом и не давал ему силы, объемности и широты освещения.
Степан Степанович и Дунаянц сидели у пруда и следили за приближением ночи. От аллейки донеслась громкая музыка, и через некоторое время появилась парочка-два белых пятна.
- Вай! - воскликнул Дунаянц. - На всю железку.
- Пусть, - сказал Степан Степанович, как будто недовольный тем, что Дунаянц прервал молчание.
Но Дунаянц уже заговорил, уже начал:
- Скажи, пожалуйста... Мы вот тут посоветовались с членами партбюро... Может быть, тебе хочется сдать бригаду? .. Скажи... Ты, конечно, человек подходящий, настоящий наставник, но раз так... Незаменимых нет.
- Я отступать не собираюсь,-прервал его Степан Степанович.
- Не отступать, дорогой... Мы сделаем это тактично...
- Это что ж? Указания Песляка?
- За кого ты нас принимаешь?!
- Скажи честно. А чего крутить?!
Раздался всплеск. Над прудом появилась черная голова. От нее в стороны расходились длинные волны. Голова двигалась рывками, и было слышно, как человек дышит и вода тихонько позванивает от его дыхания.
- Горячая голова,-пошутил Дунаянц.-Вроде тебя. - И тут же поправился: И меня тоже.
Степан Степанович не ответил.
- Песляк ни при чем,-сказал Дунаянц.-Мы его, дорогой, не первый день знаем и знаем, как к нему относиться..,..Л вот если у тебя есть желание...
- Нет такого желания,-твердо произнес Степан Степанович. - Есть другое: доказать, что мальчишки не безнадежны.
- Быть может, другой наряд, а не эти шины? - предложил Дунаянц.
- Это почему же?
- Но они ж не такие простые, дорогой. Четыре операции.
- А я их разделю. Каждому по одной дам.
- Сам придумал?
- Кузьма Ильич подсказал. Я только собирался.
Так соседи, бригада Ганны делает.
- Толковая идея. Благословляю, дорогой.
Снова донеслась музыка и поплыла, удаляясь, по дальней аллее. Теперь людей не было видно. Мрак опускался на землю все ниже. Огни в домах горели все ярче. И уже различимы были комнаты, оранжевые абажуры, фигуры хозяев, обстановка.
- Чего я хочу, - раздумчиво произнес Степан Степанович,-чтобы ребята почувствовали и поняли, что они тоже дело делают, пользу приносят. Где-то я читал, что заключенные и те, если они без толку работают, скажем, камни с места на место перекидывают, испытывают угнетение от такого труда.
- Мрачный пример,-пошутил Дунаянц.-Да еще к ночи.
- Ну, может, и неудачный,-согласился Степан Степанович. - Только пойми мысль. Вот когда почувствуешь пользу, увидишь дело рук своих...-Он оборвал разговор, усмехнулся. - Чего я тебя агитирую?
- Агитируй, дорогой. Я уже согласный.