— Ах, любезный Рьёга, — зевал Нэйн, — эта поездка истинно утомительна. Она сожжет мое бедное старое тело.
Рьёга раздраженно хмурился. Нытье вампира продолжалось сутками. Он готов был заткнуть уши пальцами. Нэйн может и худой как скелет, но он силен как тролль, и выносливее коня. Однако это не отменяло того факта, что, по сути, великий темный лорд — капризный, плаксивый сноб.
«О чем думал Резель, назначая его главным?» — с досадой сжимал кулаки Рьёга Красный — «Не иначе затем, чтобы самому не слышать его бесконечных жалоб».
— Кстати, доблестный Рьёга, хочу вас порадовать. Наши усилия не прошли даром. Я слышу его яростные крики даже отсюда.
— Стало быть, город пал?
— Конечно, конечно же, блистательный Рьёга! Граф Нэйн может и стар, но он умеет выполнять сложные задания… Ах, и все-таки эта дорога убивает в моем несчастном сердце всю радость успеха.
Полуразлегшись в просторной карете, граф задумчиво продолжил:
— А знаете, мой великолепный друг? Ведь тогда на столетней войне все могло обернуться совсем по-другому, ах, как по-другому… И нам бы не пришлось сейчас ездить по нашему континенту инкогнито, опасаясь инквизиторского костра…
— Разве?
— А то, великий Рьёга! Северным оркам не хватило совсем чуть-чуть, ведь ваш несчастный знакомый, бедный граф Нэйн Болотный, наблюдал за тем сражением. Да-да. Впечатляющее было зрелище. Легионы дрогнули… Кто бы мог подумать, что люди окажутся столь хитры. Вы слышали, Рьёга? Ведь они купили южных орков золотом и индульгенциями, чтобы те не беспокоили нижний фронт. А эльфы? Люди дали им выбор: рабство, земли и покорность, или умереть честно и с доблестью. И эльфы, хе-хе, поступили как настоящие мужики. Не побоялись рабства, какое мужество! — Нэйн мерзко хихикнул. — Поторговались, конечно, отдали только половину своих дочерей в сексуальное рабство для магистрата Тулурка да огромный кусочище Великого Леса под вырубку и поля. Это у них называется стратегия. Понимаете, о лучший из темных лордов, могучий Рьёга? А кто знает, если бы они напали тогда все вместе…
— Но ведь и мы не напали, Болотный Нэйн.
— Ну а что мы, мой ослепительный спутник? Мы люди маленькие. И люди ли?.. Да и кто ж знал, что мир так перевернется от той малой, казалось бы, победы…
— Вы говорите о том, что магия ушла из срединных земель?
— Ах-ах, а вы не знаете? Не только магия. Один из моих знакомцев, не слабый, кстати, воин, Лорд Руфус, скончался недавно в поездке. Проткнули обычной железной палкой, а он и откинулся благополучно, представляете? А ведь видел я, как жгли его на костре, четвертовали, сажали на кол… и ведь ничего — встанет, отряхнется и дальше пойдет. Ах, какой был злобный, живучий кровосос. А теперь что же? Тревожные вести, мой дорогой друг… Не удивлюсь, что скоро на моем бедном лице появятся морщины, и я скончаюсь от какой-нибудь чахотки… Смотрите, смотрите, Рьёга! Здесь под веком, что это? Морщинка?! А это не седой ли волос? — вскричал Болотный Нэйн.
— У всех вампиров белые волосы, Нэйн.
— О, ваша правда, Рьёга. Простите мои глупости. Я ведь не отражаюсь в зеркале… Уж сколько веков… И братьев моих не осталось почти… Знаете, Рьёга, ведь мы уже никого не можем обратить в наше племя. Убить разве что… А костры горят… Непрерывно горят…
— Не велика потеря.
Графа перекосило.
— Шутник вы тот еще, мой дорогой друг… А вы слышали, великий Лорд Резель присутствовал в те смутные времена, когда люди, что зовутся древними, упали с неба на своих железных кораблях. Он тогда подошел к ним, говорит: «Вы нарушили мой сон, люди, за это я испепелю вас молниями». А они мол, как же это молниями, что же прибор у вас какой есть, молнии испускать? А он им — так магия же! А они, жалкие людишки рассмеялись только, представляете? Лорд Резель потерял терпение, конечно, и поднял могучий перст, и сотворил величайшее заклинание, чтобы испепелить червяков… И ничего, доблестный Рьёга, ничего не произошло. Капля света с пальца стекла. И все. Все, Рьёга. Мы тогда подумали артефакт небывалой силы. Собрали армию, и забили их обычными железными палками. Артефактов при них не было, но как только умер последний носитель чужого знания — так все в норму пришло. В порядок естественный, так сказать… ну и забыли про них, Рьёга, а кто-то выжил. Расплодился. Или наши крестьяне восстановили толику того знания в столетней войне. Кто знает, мой достопочтенный господин… Но теперь то ясно, как день. Или мы их, или они нас.
За окном кареты мчались деревья. Приближались земли болотных топей.
— Рьёга, вы улавливаете мысль? Печалью наполняется сердце мое, при мысли, что я не увижу больше изящных человеческих развлечений… Но что делать?
— А железные корабли? — перебил его менестрель.
— А что корабли? Они же в пески огненного континента упали. Затянуло их. В самую глубь земли. Один только остался, что у горного пика, но его стеной обстроили… Кто? Да неважно… Я вам больше скажу, — теперь, когда нет Гибурга, мы начнем наступление самое малое через неделю… — Нэйн похлопал Рьегу по плечу. — Так что практикуйтесь, мой дорогой, практикуйтесь чаще на своем скрипусе.
… над стенами Гибурга вздымались титанические щупальца, слышался рев взбешенного песочного слона. Оно вырвалось на свободу и уничтожало ненавистную котельную, что сбрасывала кипяток в глубины озера — котлы были разрушены двумя ударами, и теперь Фаера-Гидра разливалась по улицам Гибурга. Три оставшихся солнца, как и четвертое, скоро выйдут из строя.
И да наступит полярная ночь.
Артиллерия била тяжелыми снарядами прямо по городу, пытаясь попасть в гигантского водного паука, но ядра тонули в его плоти без всякого вреда. Толпы граждан Тулурка ломились к последнему транспортному дирижаблю. Го уже был на борту. Лицо его пылало и гневом и радостью одновременно. Выстрел, который уничтожил целый город, — так ему казалось, но жертва все-таки ускользнула.
Песчаный слон заревел ожесточеннее. Похоже, он тоже нашел себе противника по размеру…
Мы не умеем стрелять, как эльфы. Мы намного слабее, чем орки и тем более их ручные звери — пещерные львы.
Мы не владеем магией. Не было в то время ни пушек, ни ружей. И нас было меньше в несколько раз…
Но Император повел нас к победе, и мы победили.
Ферро никогда не задумывался о том, чтобы стать воином, или что-нибудь эдакое в духе рыцарства. Он был ленив, и предпочитал валяться на сеновале, разглядывая белые фигуры в почти фиолетовом утреннем небе, нежели бегать по улице, размахивая палкой. Вон смотри, то белое пятно — черепаха, то огромный дракон, а это просто кто-то молока пролил.
А еще Ферро был свинопасом. Позорная профессия, считают люди. Много ли чести выгонять свиней из грязного стойла с раннего утра, гонять их с поля на поле, а после загонять обратно. И вся работа. Но Ферро это устраивало. Еще возможно потому, что отец его (по приказу барона) тоже свинопас. И коли сын проспит к рассвету, или того хуже — посмотрит с печалью на соседскую кузницу, где учились более успешные сверстники, то не миновать ему отцовского ремня.
Впрочем, Ферро был ленив, и жевать хворостинку добрую половину дня представлялось ему всяко лучше, нежели махать молотом, или еще хуже — мечом.
Жизнь в баронстве Орлейль вообще не отличалась разнообразием. От весны до осени бежало время, потом замедлялось на зиму, и делать становилось совсем уж нечего. Опадала листва, шел дождь, трава снова зеленела. Дни вязли в неизменчивости, как вязнет тяжелая телега на осенней размытой дороге. И все повторялось так из года в год.
Изредка из Рейнгарда приезжали карнавалы или театральные труппы. А еще заходили странствующие менестрели, и даже затворник Ферро выходил слушать их к деревенскому костру. Слушал с упоением дикие истории о величественном механическом городе Гибурге, что был словно живым чудом, выросшим в снегах. И о стране южных орков, в которой не было ничего кроме необъятных песков, скал и ветра. И о невероятном мосте, созданным самими титанами — он простирается над целым океаном от средиземья Тулурка, до восточного континента. А еще баллады о столетней войне. То было самым интересным. Ферро готов был слушать их часами.
Но ночь пролетала, и Ферро вновь возвращался к бесконечному лежанию на луге.
Луга баронства прекрасны. Отец Ферро рассказывал: когда-то давно Дед принес его (совсем еще младенца) на это самое место. Оглянулся, посмотрел влево и вправо, повернулся на целый круг и не увидел ничего кроме колышущегося моря травы. И за пол дня срубил дом. Деда был сильный. Правда, Ферро никогда не понимал, откуда тот взял дерево для дома… на таком-то огромном поле… Разве силой возместишь отсутствие материала?
В том доме они и жили с маленьким папкой. А потом родился он — свинопас Ферро. Точнее родился просто мальчик. Но вскоре пришли люди барона Орлейля и за что-то убили деда, а еще маму Ферро, и сказали: «отныне вы будете пасти свиней».
Так оно и получилось. И шло с тех пор своим обычным порядком.
Папка тогда объяснил ему, что деда слишком свободный был, не захотел дышать по приказу господина. Сказал он, мол: «Пошли вон с моего луга, червяки. Не вашенское это дело, чем заниматься мне».
— Эх, глупый Деда, глупый. А мы, сынок, для того и рождены, чтоб на этом луге заниматься тем, что хозяин скажет. Хозяин, он умный, ему то всяко виднее.
Но Деда не только глупый был, он еще высокий был, как дерево, и твердый, как камень. Такой твердый, что одиннадцать стражей в доспехах голыми руками покалечил.
— Хорошо еще меч из сундука достать не успел, ой как хорошо, Ферро, — говорил папка. — А мамку в назидание тоже убили из-за деда, а могли и нас с тобой убить. Но господин, он вумный. Если всех убить, кто же свиней будет пасти? Жалко только, что мамку убили. Нет, больше мамки, Ферро.
И свинопас Ферро в ответ лишь грустно качал головой, не зная, что нужно говорить в таком случае. «Да, Деда глупый» — иногда поддакивал он, чтобы папка не так расстраивался.
Иногда Дед приходил юноше в каком-нибудь кошмарном сне. Его еле удерживают на земле десяток стражей. Лично прибывает барон посмотреть на бунтующего крестьянина, а потом принимается крепко охаживать голову железной оглобиной. Выбивает дурь из буйного рода… Глаза Деда наполняются красным. Руки связаны, тело удерживают сверху, вот он и кидается к ноге дворянина — прокусывает кожаный сапог, впивается в мясо. Укус Деда оказался, как у полярного волка, — пришлось бить мечом, пока не помер и не разжал челюсти.
Барон до сих пор хромает…
А потом наступила его девятнадцатая осень. А это значит скоро придут холода, и травы уже не будет так много, поэтому Ферро приходиться выгонять свиней совсем далеко от дома.
Тот день, как и обычно, не предвещал ничего плохого. Свиньи разбрелись по полю. Полуденное солнце мягко грело, и ему случилось задремать.
Разбудили его веселые крики и поросячий визг.