— Какие ребра? Баронская кираса погнулась, как оловянная ложка! Его верно тараном ударило… Что уж теперь. Посадят тебя в подземелья, как убивца, — сражаться благородным на потеху, а то и вздернут дурака…
Мысли Ферро судорожно заметались.
— Папка, это не я!
Отец его как будто и не услышал. Он кидал в дорожную сумку что ни попадя. Складное удило, подкову, самописное перо, старый масляный светильник, вяленое мясо, и чайник.
— Зачем мне чайник?
— Продашь, дурак!
Он подбежал к дальней стене и буквально сорвал замок с облезлого сундука. Там хранились семейные сокровища.
— Вот, — протянул он ему старый дедовский ржавый двуручник, сгибаясь от тяжести.
Дедушка еще на столетней войне воевал, от него и осталось. Лицо деда он почти не помнил. А то, что видел во сне, на утро забывалось. Помнил разве что фигуру его — огромную, широкую, высокую, как столб. Такую же, как этот меч. Странно, что отец до сих пор хранил тяжелый клинок. Крестьянам хранить, а тем более использовать оружие — строго запрещалось.
Пока Ферро глупо улыбался необычному подарку, отец успел вытолкать его за дверь.
Он буквально затащил сына на единственную старую лошадку.
— Папка, как же ты без лошади то?
— Все-все, поехал-поехал, — прикрикнул отец.
— Я вернусь, Папка. Обязательно, — сжимая меч, твердо произнес Ферро. — Пусть только попробуют тронуть тебя.
— Беги уже. Доедешь до Рейнгарда. Оттуда беги на восток. Не пропадешь там, — отвернулся он.
— Папка, я знаю что делать. Гррх! Я стану рыцарем и смогу защитить тебя от барона! — зажглись глаза юноши.
— Ферро свинопас рыцарь? Дурак ты. Найди добрых людей, Ферро, устройся по хозяйству. Научил я тебя всему. Возвращаться тебе сюда не зачем. Прощай, Ферро. Глупый ты, как твой дед, — крикнул отец напоследок, шлепнув лошадь по крупу.
Сын успел обернуться. Кажется, он понял, что застыло в глазах удаляющегося отца. Помимо слез, там было еще что-то.
Что-то вроде гордости.
Ферро крепче сжал эфес меча. Собирались тучи, сверкнула молния, глубже в нору забился лесной кот. У юноши защемило в груди, будто эти места он видит последний раз.
Благородный сэр Стормо Торрий был императором Тулурка. Но это не значит, что он наделен какой-либо властью.
Само слово было позаимствовано с другого континента и в Тулурке с приходом к власти лиги механиков и науки не имело особого смысла. Символы, из которых составлено слово, означает лишь: «Ведущий за собой легионы».
То есть сила, то у него была — власти не было.
Дань традициям, но определенный вес у дворянства имелся. А значит и у него, как у вершины благородного сословия, тоже было право голоса.
«У императора есть право голоса» — Стормо Торрий засмеялся от нелепости смысла получившегося предложения. Поправил очки. От природы у него очень плохое зрение.
А еще Стормо был нищ и беден. У любого самого завалящегося барона в Тулурке больше слуг и земли, чем у великого наместника. Стоит ли говорить об этом, но с незапамятных времен земли императорам вообще не принадлежали по определению, ведь вся земля итак их, — они раздавали ее, а потом собирали подати со своих подданных.
Но время ушло, и подати теперь собирал механический Гибург на нужды науки. Титулы остались, а законы исчезли. Императору принадлежат дворяне, которым принадлежат земли, но это вовсе не значит, что земли дворян принадлежат ему. Забрать их при нынешнем порядке вещей уже не получится. И пусть легионы и крестьяне признают его власть сколько угодно, и даже герцоги встают на колено, целуя перстень. От того его положение становилось только унизительнее.
Совсем тихо и незаметно, без каких-либо переворотов, показательных казней особ голубых кровей и стрельбы из пушек, власть плавно перетекла к научному магистрату.
Это называется «прогресс», когда-то сказала ему юная миледи Реле, едко хихикая. Иногда Императору снилось, как он бросает Миледи об стену — так чтоб тапки слетели — и душит, душит ее тонкую шейку, а она вопит своим мерзким голосом: «Нет, не убивайте меня, мой Император! Простите меня, мой Император!».
Последний раз он видел миледи-ректора лет шесть тому назад. Славные времена, когда Уро Торрий, его отец, еще был жив, а королевский замок не пришел в запустение.
Стормо тогда был нежным мальчиком тринадцати лет, но отец посвятил отрока в рыцари, чем Стормо ужасно гордился. По тому случаю, Император разорился наследнику на новый камзол и настоящий взрослый фламберг с заточкой подгорных гномов. Замок был полон гостей, которые все приезжали и приезжали. Ведь этот день еще важнее, чем какой-нибудь день рождения.
Стормо гулял в саду, размахивая фламбергом, представляя, что он сражается с орками на столетней войне, как настоящий ведущий легионы.
Юный рыцарь рубил стволы деревьев, отсекал ветки и азартно топтал землю. Увернулся от удара грозного орочьего топора, скакнул в сторону, развернулся и сделал выпад. Тяжелый фламберг поразил врага в живот. С севера надвигались гоблины с дротами. С юга катился шаманский огненный шар. Он попал в окружение, черт возьми! И совсем рядом что-то тяжело вздохнуло. Затряслась земля от удара. Атаковал огромный горный тролль! Рах-Гор-Клохл!
И тут…
— Перестань шуметь, оборванец!
Он не заметил ее сразу. Миледи в белоснежном пышном платье сидела на скамье под тенью дерева. В руках ее была толстая книжка. Самая толстая, какую Стормо когда-либо видел. А еще сумка, из которой торчали инструменты. Красивое лицо юной леди было испорчено тенью негодования.
— Кто тебе разрешил гулять в этом саду и махать железной палкой, слуга?
Удар тролля оказался сильнее, чем мог вынести сэр Стормо Торрий. Он в миг стал пунцовым как помидор, стремительно теряя дар речи. Глаза его сами собой нашли потертости на штанах и ботинках. Неужели он похож на слугу?
Ужас возникнувшей мысли поразил его точнее дротиков всей орочьей армии. Он встал, как вкопанный, не зная бежать ли от позора или сражаться до последнего.
— Ты что не слышишь? Это сад для благородных господ!
— Э-эт-то мой сад, Леди. Я сын Императора, — выдавил из себя принц Торрий.
— А-а! Ну ты вылитый слуга, сын Императора! — нагло улыбнулась Леди, — верно, говорят, что семья Торрий совсем опустилась!
До маленького Стормо, наконец, дошло, что девушка не по случайности обзывалась оборванцем. Она с самого начала знала кто он такой…
— А что ты тут делаешь, сын императора? Машешь палочкой, представляя себя великим воином? Ха-ха.
И тогда в тот самый момент Стормо Торрия прорвало. Он был не кем-нибудь, а рыцарем в конце концов. Кровь древнего Императора забурлила в нем:
— Не ваше дело, леди, — спокойно воткнул он фламберг в землю, поправляя очки, — и может мы и бедны. Но моя семья победила в столетней войне континентов! Мой отец — победитель северных орков! Еще одно слово о роде Торрий — и я разобью вам нос, Миледи!
— Победитель северных орков? Ха-ха, да его там для красоты на коня посадили! Всю работу сделала гибургская артиллерия моего родителя, глупый оборва…
Наследник сэр Стормо Торрий, посвященный рыцарь, палладин и единственный верный подданный своего отца развернулся на носках и маршировал к выходу из сада, четко шагая на негнущихся ногах, как умеет только самый опытный легионер. За собою он оставил жалко расплакавшуюся миледи с разбитым носом…
Тот случай с госпожой будущим ректором был видно последней каплей. Казна полностью перешла под контроль магистрата. «Тихая революция» прошла еще при императоре Роко, и теперь закономерно подошла к своему логическому завершению: