- Ну чего же тут непонятного? - со злостью спрашивал Шатров.
На огневой подготовке хватал сам автомат и, дрожа от возмущения, показывал взаимодействие частей автомата при выстреле:
- Газы давят на поршень, поршень отводит пружину, автомат снова взведен, нажмешь спусковой крючок, а при автоматической стрельбе он уже нажат, - и пружина посылает затвор вперед, боевые упоры входят в пазы, ударник бьет в капсюль - происходит выстрел. Понятно?
- Понятно, - хмуро гудел солдат, а Шатрову казалось, ничего он не понял, сказал просто так, чтобы от него отстали.
Особенно злил Алексея рядовой Колено. Этот огромный, сделанный будто из ветоши парень был от природы медлителен. Он постоянно искал возможность полежать, и горизонтальное положение было для него самое желанное. Он выработал правило: занятия есть занятия, от них никуда не денешься, а вот после занятий поменьше попадайся на глаза начальству - и будешь жить спокойно. Колено постоянно искали. Он каждый день исчезал. Находили его всегда спящим или полеживающим в самых неожиданных местах: в клубе, на борцовских матах, на крыше умывальни, в кузове неисправной машины. Однажды его обнаружили в траве, у забора, на одном из охраняемых постов. Уж тут он выспался всласть: никто не беспокоил.
- Вас же могли застрелить, - возмущался Шатров.
- Не... Часовой ушел на другой край, когда я заполз.
- А если бы обнаружил?
- Ну-к что. Обнаружил бы - увидел: то я, Колено. Прогнал бы, да и все.
- Трое суток.
- Есть!
Капитан Зайнуллин, заметив изменения в поведении Шатрова, стал к нему внимательно приглядываться. У Зайнуллина вообще был такой стиль работы. Он приглядывался к человеку со всех сторон. Ходил мимо, вроде бы внимания не обращал, а сам постоянно держал в поле зрения интересующего его человека. Через подчиненных офицеров или сержантов ставил того, за кем наблюдал, в различные условия и опять смотрел, смотрел со стороны.
- Пошлите рядового Никитина на кухню мыть посуду, - говорил он, к примеру, старшине. - Лейтенанту Анастасьеву скажите, что я просил его зайти в канцелярию в пятнадцать двадцать.
Потом Зайнуллин побывает в посудомойке. Он не будет смотреть, как работает Никитин, появится будто случайно, по какому-то делу. Но одного взгляда капитана достаточно для того, чтобы сделать заключение еще о какой-то черточке в характере солдата Никитина. В пятнадцать ноль-ноль капитан непременно будет в канцелярии роты, и, если лейтенант Анастасьев придет в пятнадцать пятнадцать, он напомнит ему, что вызывал на пятнадцать двадцать, и попросит прийти через пять минут, так как сейчас занят. Если же вызванный придет на две-три минуты позже, Зайнуллин строго отчитает его, да еще расскажет пример, к чему может привести опоздание на одну минуту.
Некоторые офицеры считали это странностями. Но он не очень-то прислушивался к посторонним мнениям, упорно проводил свою линию.
Изучив человека всесторонне, он брал его мертвой, бульдожьей хваткой за слабое место, и уж потом, как бы тот ни крутился, у Зайнуллина не вывернешься!
- Ничего, еще спасибо скажет, - успокаивал Зайнуллин замкомбата по политчасти капитана Дыночкина, когда тот тревожился по поводу очередного зайнуллинского зажима.
И многие действительно благодарили капитана за суровую школу. Солдаты в его роте были крепкие, немногословные, серьезные, как сам Зайнуллин.
Бывали у капитана и неудачи. Вот с Шатровым, например, зайнуллинский метод не сработал.
Потерпев неудачу, Зайнуллин, однако, не отступил навсегда. Приметив изменения в работе Шатрова, ротный насторожился.
Капитан слышал, как Шатров ругал рядового Колено. Он не вмешался в действия лейтенанта. Но когда Колено отправили на гауптвахту, Зайнуллин вызвал Шатрова в канцелярию.
- Не так надо, - угрюмо сказал капитан, привычно глядя на свои руки, положенные на стол. - Люди могут озлобиться.
Шатров не верил своим ушам - Зайнуллин, который, не считаясь ни с кем и ни с чем, давил, гнул и ломал, вдруг опасается озлобления! "Тебе все не так - думал Алексей Шатров, - все, что я делаю, обязательно будет не так".
- Нужно сначала хорошо понять человека. Найти причину нарушений, а потом рубить. Что вы знаете о Колено? Докладывайте!
- Служит второй год. Разгильдяй и сачок, - начал Шатров и осекся говорить было нечего.
- Не густо. Даже то, что положено по уставу, не знаете о человеке. Где призывался? Что делал на гражданке?.. Не знаете. Слушайте. Колено, конечно, сачок закоренелый! Он жил до призыва в недружной семье. Родители разошлись, когда ему было шестнадцать лет. Он не стал жить ни с матерью, ни с отцом. В шестнадцать лет был здоровенным парнем, стал работать. В хороший коллектив не попал. Угодил к шабашникам. Бродил с ними из села в село, деньги за лето набирал не малые, а зимой на печке полеживал, спал как медведь в берлоге. Вот и обленился от жизни такой. Одичал. Ни газет не читал, ни радио не слушал, что на свете происходило, не знал. И сейчас у него мечта: вернуться туда же. Гауптвахтой дело здесь не поправишь. Такой человек труднее пьяницы, дебошира и хулигана. Работать с ним нужно постоянно и упорно. Следует ежедневно разъяснять ему, что происходит в стране, что на свете творится. Короче, надо добиться, чтобы он понял, зачем нужна армия, почему нужно служить вообще и служить честно каждому. Я давал советы командиру отделения, групкомсоргу вашего взвода и сержанту Ниязбекову. Они делают все возможное. А вы, если у вас появился вкус к работе, тоже подходите к Колено не наскоком, а с расчетом на длительность дела. И не горячитесь понапрасну. А наказали вы его, в сущности, правильно: нечего лезть сдуру на пост! Но все обстоит, как видите, гораздо сложнее.
Шатров ушел от командира роты в некоторой растерянности. Его поразил не столько рассказ о Колено, сколько сам Зайнуллин. Прежде он представлялся прямолинейным, грубым и недалеким солдафоном, который не считается ни с усталостью людей, ни с их настроением, ни с какими-либо переживаниями и знает в службе одно - "давай-давай!" и "не рассуждать!".
Сегодня с Шатровым разговаривал другой Зайнуллин: умный, осторожный, гибкий. Конечно, он так не за последнее время изменился... Видимо, Алексею только теперь приоткрылась еще частица характера этого человека.
В работе с рядовым Колено лейтенанту очень помогли советы командира роты.
В беседах с Колено Шатров прежде всего старался заинтересовать солдата рассказами о многогранности жизни, обширности земных просторов, о природе. Колено воспринимал беседы командира довольно живо, с явным интересом, часто рассказ лейтенанта был для него настоящим открытием.
- Скажи, пожалуйста! Ну ежели в том пароходе десять этажей, почему ж они в воду не уходят?
- Не на земле ведь стоят, - рассуждал он, когда Шатров по какому-то поводу рассказал о Черном море и дизель-электроходе "Россия".
Шатров втайне уже торжествовал победу. Оказывается, можно и без скучного пережевывания прописных истин пробудить в человеке интерес. Колено заметно активизировался на занятиях, стал более внимательным.
Но однажды, придя в солдатскую чайную за сигаретами, Шатров случайно услышал такие слова, что у него уши загорелись от стыда.
Колено сидел с товарищами за столиком. Перед ними стояла раскрытая банка рыбных консервов, лежали кубики плавленого сыра в металлической бумаге и пачка печенья в цветистой обертке. Колено рассуждал:
- Жизнь, она что? Она интересная! Вот отслужу я в армии и подамся сначала, скажем, на... - Колено прочитал этикетку на консервах и добавил: На Курилы. Поступлю на рыбозавод. Поем икры, крабов всяких. А потом перееду... вот устроюсь хотя бы на Ставропольский молочный комбинат, солдат показал пальцем на этикетку сыра. - Молочка попью, сливками побалуюсь, сырку пожую. Ну а после можно и в Ригу... - Колено щелкнул по красивой пачке печенья. - На комбинат "Лайма", шоколаду отведаю, конфеточкой закушу!
Солдаты смеялись:
- Ну и Колено, до чего додумался!
- Не смейтесь, взаправду поеду. Мне ведь больших должностей не надо. Я чернорабочим. Чернорабочие везде требуются.
4
В субботу на чай прибыли все молодые офицеры. Пришел и Шатров. У него, как и у других, был пригласительный билет, напечатанный на хорошей глянцевой бумаге: "Уважаемый Алексей Иванович, приглашаю Вас на чашку чаю. Приходите в субботу к 7 часам вечера в читальный зал библиотеки. М. Кандыбин".
Алексею никогда не доводилось бывать на подобного рода "чаях", он не слышал, чтобы такое устраивали где-либо в других частях. Если бы не этот необычный билет, Шатров не пошел бы. Ему после всего случившегося было тяжело появляться на людях. Но неожиданно теплое "Уважаемый Алексей Иванович" так брало за душу!..
Прежде чем войти, Шатров отодвинул портьеру и заглянул в зал. Ярко-белая скатерть сияла на огромном, овальной формы, столе, сверкали подстаканники, пестрели конфеты, печенье.
"Интересно, - подумал Шатров, - это неспроста, тут какая-то скрыта затея. И стол! Хм... За круглым столом..."
Шатров, конечно, не знал, что овальный стол - без разделения на руководителей и аудиторию сделан по предложению Ваганова. Белую, тщательно отутюженную скатерть принес из дому Ячменев. Он вчера весь вечер надоедал Клавдии Сергеевне, которая и без него знала, что нужно делать:
- Ты накрахмаль ее, Клаша. Скатерть обязательно должна хрустеть. И чтоб ни единой складочки.
Красивые восточные чайники для заварки собрали в домах, где жили семейные офицеры. Около каждого стакана лежал небольшой блокнотик. На окнах висели легкие занавески салатного цвета. Пол вымыли, в комнате было прохладно. Даже люстру под потолком тщательно протерли и надраили до лунного сияния.
Лейтенанты входили в зал несмело, но глаза их поблескивали любопытством. Ваганов, Ланев и Савицкий появились в зале одновременно.
- Ух ты! - восхищенно воскликнул Гриша Ланев. - Хоть совещание министров иностранных дел проводи! - И, обращаясь к Савицкому, добавил: Посмотри, под столом коньяку нет?