— Господи... — сорвалось с губ Игоря, когда взгляд рефлекторно отыскал нужную квартиру на пятом этаже. Из окон кухни замытыми черными языками высовывалась копоть давнего пожара. — Господи!
Морозов бросился в подъезд, рванул ручку. От него с криком шарахнулась в темноту чья-то тень, он не притормозил, не обернулся. Побежал наверх, прыгая через две ступеньки! Быстрее, еще быстрее! Прошиб пот, тяжело закололо в правом боку...
Еще пролет! Скорей!
Игорь отпихнул стоящего на площадке человека, даже не разглядев его, толкнул плечом ветхую дверь квартиры. Она распахнулась.
Пусто!
— Андрюша! Дарья Тимофеевна!
Пахнет! Плохо пахнет в квартире! Плохо!
Игорь кинулся в спальню. Большая тещина кровать, вздувшаяся серая вата, плесень одеял, черные мокрые пятна на потолке, висит ушами спаниеля штукатурка. И маленькая кроватка рядом. Почти целая, почти нормальная, почти, почти почти!
— Андрюша!
Игорь метнулся обратно. Туалет, ванная, коридор, большая комната...
Выставил пинком дверь.
— Дарья Тимофеевна!
Диван, все перевернуто, выбитые окна...
Еще одна комната. Маленькая, метров двенадцать, когда-то они жили тут с женой... Стереосистема, видик, телевизор с мутным экраном...
Прочь!
Кухня...
На пороге кухни ноги Игоря ослабли. Он оперся на косяк, но не удержался и сполз вниз, в желудке образовалась опасная пустота.
Черный потолок, гадкий, тяжелый запах старой, застоявшейся гари и еще чего-то, особенно мерзкого. На полу — кости. Спекшаяся в ком из пластика и железа плита, прогоревшая до раковины столешница, обрушившиеся шкафчики, осколки посуды. И кости... кости...
— Господи...
На ногах у давно обгоревшей и истлевшей мумии дико смотрелись бесформенные оплавленные комки резиновых домашних шлепанец. Синие, с никелированными пряжками.
Теща. Дарья Тимофеевна. Кремень-женщина...
Сгорела.
Давно сгорела...
Морозова вырвало. Он отполз подальше от порога кухни. Прислонился к стене и, тяжело дыша, уставился в темный закопченный потолок.
Ребенка нет.
В глубине души Игорь ожидал подобное. Но не был готов столкнуться с таким кошмаром в реальности.
Лицо онемело. Морозов провел ладонями по небритым щекам. Сколько же времени прошло с тех пор, когда он проснулся на корабле? Неделя? Он спал, шел, ел. Что-то происходило. Снова спал. Дрался. Бежал. Часы, минуты, дни — все это утратило смысл.
Игорь повернул голову и увидел часы.
Теща сама вешала их на стену, туда, где циферблат был виден почти из любой точки квартиры. Шесть пятнадцать. Когда они остановились? Когда села батарейка? Когда Дарья Тимофеевна догорала на кухне? Когда Андрюшка...
Игорь запустил пальцы в волосы, сжал ладони.
— Где искать?
Входная дверь заскрипела, приоткрылась. В образовавшуюся щель протиснулась косматая физиономия.
— Эй, мужик... Эй... Ты где?
— Тут, — отозвался Морозов.
Косматая голова повернулась в его сторону.
— О. Мужик, ты чего тут? Кипеш какой?
Голос показался знакомым.
— Дядь Толь? — спросил Игорь.
— Ага, ага... — Дядька протиснулся внутрь. Косматый, нечесаный, с сединой в черной бороде. На ногах шлепки, на плечах серый пиджак с порванными карманами. — А ты кто такой?
— Игорь я, дядь Толь...
Дядя Толя был синяком. И казалось, будто вся та спиртовая дрянь, которую он в себя вливал, влияла на него только положительно. Дядя Толя будто бы законсервировался в одном возрасте и состоянии. Когда Игорь был маленьким, дядя Толя был такой же, грязноватый, замызганный, вечно пьяненький. Работал он то ли слесарем, то ли сторожем. Потом Игорь подрос, а дядя Толя все оставался прежним. Не старея, не меняясь, не умирая, хотя по всему выходило, что у него давно должна была отвалиться печень, желудок, сердце, почки и легкие, потому что дядя Толя еще и курил. С приходом независимости для дяди Толи изменилось только одно: он окончательно скатился на дно социальной лестницы. Потерял работу, квартиру. Переселился в подвал, где его поддерживал местный управдом, доверяя работу дворника. Все остальное было по-прежнему: одеколон, дешевая водка, дружбаны-синяки. Вечно приветливый, улыбающийся из недр косматой бородищи, дядя Толя был одним из столпов мироздания.
— А, Игорек! Ты чего тут? А? Был-то где?
— В Финке был, дядя Толя. Работал.
— Ой, работа эта, кипешное дело, пустое. Всех денег-то и не заработаешь. — Он присел рядом с Игорем на корточки. Сурово пахнуло немытым телом.
— Мои где? Не знаешь?
— Твои. Ну, Дарья-то... вон как... Видал?
— Видал.
— А Андрейка твой у соседки... Ты куда? Эй! В подвале они хоронятся, в подвале! От дурной. Узелок забыл...
Дядя Толя посмотрел вслед убежавшему Игорю, взвесил на ладони узелок. Потом, воровато озираясь, развязал ткань. На свет выкатилась бутылка кагора.