— Вот не думал, что в этом деле так много остывших, — сказал он, ставя кружку на стол. — Что они тут делают? Хотят быть лучше, чем есть?
— Понятия не имею, — равнодушно ответил Парма. — Я делаю только то, что должен делать.
Он опустошил кружку до половины, бодая пену испещренным жилками носом, и Карев почувствовал растущую симпатию к этому пожилому мужчине. Сев, он принялся за свое пиво, которого было как будто больше, чем в первый раз. Следующие кружки, выпитые в тот вечер, казались ему чем дальше, тем больше, но стоило поднести их к губам, как содержимое их чудесным образом исчезало. Пока Карев удивлялся этому вдруг открытому свойству, круглый зал постепенно заполнялся, а потом вдруг закачался вокруг него и задрожал. Лица людей превратились в двумерные ничего не выражающие маски, а потом вместе с Пармой он оказался за дверями, спотыкаясь в темноте. Он бы не нашел дороги к своему домику, но Парма довел его до самых дверей. Молча пожав Кареву руку, он ушел, еле волоча ноги.
Чувствуя, что должен немедленно лечь, Карев открыл дверь И щелкнул выключателем. Свет не загорелся, и тогда его затуманенная алкоголем память сказала ему, что в тот вечер техники все же должны были закончить монтажные работы. Заглядывая в домик в первый раз, прямо напротив двери он заметил пульт климатизации. Вытянув вперед руки, он двинулся в том направлений, пока не почувствовал под руками гладкий пластиковый главный рубильник. Он без труда повернув его, дом залил свет, и только тут Карев заметил, что на пульте нет предхранительной панели.
Некоторое время он с бьющимся сердцем тупо смотрел на ряд шин высокого напряжения, в которые мог воткнуть пальцы, если бы ему не повезло. Неспособный удивиться или разозлиться, он подошел к кровати и упал на нее.
Вскоре он заснул, но во сне его хрупкому стеклянному телу угрожали большие машины, слепая сила которых могла растереть его в сверкающую пыль.
Утренние лучи солнца разбудили Карева. Он с большим трудом поднялся, чувствуя в висках болезненную пульсацию, и пошел в маленькую ванную. Когда он оттуда вышел, то в первый момент хотел снова лечь, но вспомнил, что Парма говорил, чтобы он с самого утра явился к координатору группы и официально подписал контракт. Поэтому он открыл саквояж, вынул капсулы с кислородом и витамином С, которые использовал с похмелья, и быстро проглотил одну. Из-за желатиновой оболочки капсула застряла в горле, и он хотел уже сходить за стаканом воды, когда взгляд его упал на пульт климатизации.
Обнаженные концы проводов зловеще поблескивали. Хмуря брови, Карев огляделся вокруг и увидел, что предохранительная панель пульта лежит на стуле. На лбу у него выступил пот. Он фыркнул, осознав собственную глупость — ведь без предохранительной панели нельзя было повернуть главный рубильник и пустить ток.
И все-таки свет в домике зажегся! Рубильник передвинулся без труда!
Сжимая виски, чтобы смягчить упорную пульсацию, он подошел к пульту и заглянул внутрь. Провода, блокирующие главный рубильник, пока он не соединится со стержнем на панели, были свернуты и явно не действовали. Мгновенно в голове его возникла мысль: кто-то хотел меня убить, и все это из-за Афины! Потом он немного отошел, и его охватил яростный гнев, который испытывает бессмертный, жизни которого угрожала опасность из-за чьей-то небрежности. Он пообещал себе, что виновный поплатится за это.
Когда он бросил грязную одежду в ликвидатор и надел свежую чистую тунику и брюки, головная боль стала постепенно проходить. Он вышел наружу. Утренний свет резал глаза, куда бы он ни взглянул, как будто на небе светило несколько солнц. Вместе с теплым воздухом в легкие попал тяжелый запах каких-то незнакомых ему цветов. Пройдя короткой улочкой, он добрался до площади, которая оказалась пустой, если не считать двоих в голубых униформах Объединенных Наций, которые прохлаждались под тентом. Перед геокуполом, в котором размещался клуб, по-прежнему стоял грузовик Пармы. Карев уже хотел спросить кого-нибудь из этих двоих, куда ему идти, когда заметил герб Объединенных Наций на другом геокуполе по ту сторону площади.
Внутри за длинной стойкой сидела служащая, а за ней стояли хорошо ему знакомые выходы компьютерного терминала. Перегородки из матового пластика образовывали вокруг купола отдельное служебное помещение.
— Чем могу служить? — сонно и без особого интереса спросила девушка.
— Я из группы Фармы, меня зовут Карев.
— Да?
— Я хотел бы поговорить с техником, который проводил вчера в мой домик электричество, — сказал он, открывая депилированный подбородок внимательному взгляду служащей.
— Вы хотите пожаловаться?
— Да. Он допустил преступную небрежность, и я чуть-чуть не был поражен током.
— Сочувствую, но именно этот техник улетел сегодня утром первым самолетом.
— Вы можете сообщить мне его фамилию? Я хотел бы кому-нибудь доложить об этом.
— Кому?
— Не знаю… кому-нибудь, кто может наказать его.
— В таком случае обратитесь к мистеру Кенди, координатору, — сказала служащая с таким укором, словно Карев нарушил какой-то неписанный закон. Она провела его в одно из помещений, где за столом сидел молодо выглядевший остывший блондин, подстриженный ежиком. Кенди был довольно мускулист для остывшего, а его румянец говорил о цветущем здоровье. Он крепко и сердечно пожал руку Карева, после чего внимательно выслушал его рассказ, делая записи.
— Разумеется, я дам делу ход, — пообещал он. — Кстати, мистер Карев, поскольку уже довольно поздно, скажите: вы готовы начать работу?
— Ради этого я сюда и приехал, — с улыбкой ответил Карев. — Но, честно говоря, я не знаю, на что могу пригодиться. Я приехал сюда, потому что…
— Вам ни к чему объясняться, мы в основном функционируем благодаря синдрому Beau Geste. — Кенди сложил листок бумаги из блокнота и его углом стал ковырять в больших и ослепительно белых передних зубах. — Вы представляете Фарму, поэтому можете помогать при применении биостата, производимого вашей фирмой. Е.12, если не ошибаюсь?
— Но я всего лишь бухгалтер.
— Этот вопрос решен в Нью-Йорке, — бесстрастно, хотя и с долей иронии, ответил Кенди.
— Я знаю, но думал… что, может…
— Кроме того, помощь в конторе нам не нужна.
— Дело не в этом… — Карев замолчал, пытаясь привести мысли в порядок. — Когда начинается облава?
— Уже началась. Мы занимаемся переселенной ветвью старого племени малави, а они маловосприимчивы к нашим чудесам с погодой. — Кенди написал фамилию Карева на формуляре и подал ему его через стол. — Идите с этим на склад, там вам выдадут снаряжение. Мы запланировали удержать осадки до окончания акции, и будем действовать под прикрытием тумана. С этой целью, — рядом с первым формуляром Кенди положил второй, голубой, — вы получите автомат.
— Пистолет?
— Да. Типа подкожного, на случай, если имеете что-то против применения насилия. Массовое обессмерчивание исключает применение индивидуальных инъекций.
Двухместный вездеход на воздушной подушке, который Карев взял с транспортной базы Объединенных Наций, легко двигался по дороге, ведущей на север, к тому месту, где над горизонтом висела буря. Карев вел маленькую машину почти стыдясь того, что обнаружил в себе черты искателя приключений. В обычный день в это время он сидел бы за столом в дирекции Фармы, делая вид, что следит за работой компьютеров, а на самом деле считая минуты, отделяющие его от обеденного перерыва. Зато здесь, одетый в голубую униформу Объединенных Наций, он вел незнакомую ему до сих пор машину по дороге, по которой не ездил никогда прежде. Между деревьями чужого леса светило горячее африканское солнце.
Он заново открыл известную истину, что сам приезд на новое место значит немного, на человека действуют изменения в смысле психическом и духовном. Это второе всегда происходило с опозданием, иногда на несколько дней или даже недель, ибо пребывая в обществе других людей, он не мог остаться один на один с собой и тем самым познакомиться с новой средой. Когда-то, еще молодым практикантом, он приехал на трехнедельный семинар в Полярный Город, где все время его не покидало странное оцепенение и удивление тем, что он не в состоянии вкусить отличия этого города от всех других.
Только в последний день, освобожденный от обязательных лекций и назойливого общества коллег по профессии, он отправился за город и углубился на километр в мир вечного льда. Завернув за ослепительно белый холм и потеряв из виду цивилизацию, он вдруг обнаружил, что оказался в Антарктиде, совершенно так, будто его перенесла какая-то волшебная сила, которая всего секунду назад вырвала его из привычной жизни. Вневременная, грозная красота заставила его остановиться, затаив дыхание, и созерцать необыкновенное зрелище.
Подобное чувство он испытывал и сейчас, оказавшись вдруг в одиночестве, вел машину мимо кустов из рода мареновых, усыпанных сказочно красивыми цветами. Его ждали опасности и острые ощущения, новые поступки и переживания. Если столько несло в себе ближайшее будущее, то что говорить о миллионе завтра? Чувство, что он борется с самой жизнью, наслаждается ее радужно разноцветным содержимым, не притупляло остроту событий, приведших к этому, но по крайней мере он чувствовал, что живет. Понимая, что поддается наплыву чувств, подобных тем, которые испытываешь во время траура, и желая сбить накал своих переживаний, он начал фальшиво насвистывать. Дорога внезапно пошла вниз, к довольно широкой реке с коричневой водой, вероятно, из-за длительного ливня, вызванного группой управления погодой.
Он немного притормозил, чтобы не испачкать машину, и направил ее на противоположный берег, туда, где продолжалась дорога. Вездеход уверенно шел над поверхностью мчащейся воды, и вдруг — на самой середине реки — двигатель заглох. Это произошло безо всяких предупредительных сигналов, вроде уменьшения мощности или изменения тона работы двигателя — просто он вдруг смолк. Машина упала на воду, вода залила двигатель, громко шипя при соприкосновении с разогретым металлом. Через несколько секунд Карев оказался на дне реки, сидя в грязном пластиковом пузыре.
Он инстинктивно начал звать на помощь, но через некоторое время понял, что крики не помогут, и заставил себя замолчать. Предохранительная подушка уберегла его от удара о пульт управления, а благодаря великолепной герметизации кабины вода в нее не попадала. Однако ему угрожала смерть от удушья. Карев разблокировал и толкнул дверь. Безрезультатно. Испугавшись, что от удара корпус перекосился, он изо всех сил надавил плечом на твердый пластик. На ноги брызнула вода, но двери не дрогнули, прижатые внешним давлением. Следовало уравнять давление внутри и снаружи, а для этого впустить в кабину воду. Пол кабины едва увлажнился, а он уже изрядно намучился. Ему хотелось снова закричать, но пришлось смириться с фактом, что вожделенный миллион завтра находится только в его руках.
Вода не проникала в кабину, но при движении по дороге воздуха было достаточно. Это означало, что при соприкосновении с водой вентиляционные отверстия плотно закрылись. Можно ли найти какую-нибудь слабую точку? С трудом он снял с потолка маскирующую плиту, открыв пластиковые трубки, расходящиеся от узла, который, наверняка, проходил сквозь крышу кабины. Схватившись за трубки, он дернул их. Они слегка растянулись, но и только. Теряя самообладание, он набросился на вентиляционную систему, изо всех сил дергая трубы, пока железный обруч, стиснувший грудь, не возвестил, что запас воздуха в кабине кончается. На пластиковых трубках, выполненных по специальному заказу Объединенных Наций, не было видно и следа повреждений.
Дыша, как кузнечный мех, Карев упал на сиденье, напуганный хрипом, сопровождавшим его отчаянные попытки вдохнуть воздух. Неужели уже все?.. Его взгляд остановился на микроскопическом выключателе на кожухе вентилятора. Протянув руку, он повернул его кончиком пальца… и в кабину сквозь решетки вентилятора хлынула вода.
Изо всех сил держа себя в руках, Карев сидел неподвижно, пока кабина почта полностью не заполнилась водой. Воздух, оставшийся в тесном пространстве между булькающей водой и крышей, уже не годился для дыхания, когда он возобновил попытки открыть двери. На этот раз они поддались без труда. Карев оттолкнулся от машины, вынырнул на поверхность и поплыл к берегу. Сильное течение снесло его вниз, но все же он вылез на другой берег и добрался до дороги. Коричневая вода, пересилившая силу тяготения, быстро и бесшумно скользила над тем местом, где остался вездеход, стирая всякий его; след. Если бы он не заметил ручной регулятор вентилятора, то сидел бы там до сих пор — и до темноты никому не пришло бы в голову искать его…
Он сориентировался, что находится на северном берегу реки, а высоко над горизонтом поднимается грозная колонна дождя. Легкое пластиковое снаряжение, которое ему выдали на базе, лежало на дне реки, зато при себе он имел пистолет для уколов. Карев решил добираться до цели путешествия пешком, хотя имел веские причины вернуться. «Второе покушение в течение суток, не слишком ли?» — шепнул внутренний голос. Отправляясь в путь в ботинках, в которых хлюпала вода, он отогнал от себя эту мысль, но она снова вернулась как холодный, чисто логический вывод. Все снаряжение, которым пользовались Объединенные Нации, было сделано на заказ с максимальной точностью, доступной технике двадцать второго века. Какова же была вероятность случайной аварии двигателя в единственной по дороге точке, где ему грозила смертельная опасность? До каких астрономических величин вырастала эта вероятность, если вспомнить о необыкновенном факте, каким было отсутствие предохранительной панели на пульте климатизации в его доме?
Ни у одного из жителей лагеря не было причин желать его смерти — никто здесь не знал его до вчерашнего дня. Карев глубоко вздохнул, заметив вдруг, что его новая одежда почта высохла, хотя и выглядит немного неряшливо. Чтобы защититься от усиливающейся жары, он надвинул на голову козырек, прикрепленный к тунике, и ускорил шаг. Ливень поднимался все выше и выше, и вот уже до него донеслись зловещие раскаты, нарушавшие покой утра. Где-то высоко наверху, на границе стратосферы, человек заставил технику манипулировать силами природы, а с их помощью и мыслями других людей. Эта идея подействовала на Карева угнетающе, ибо он знал, что происходит, и принимал в этом участие. Интересно, как подействовало это на малавов, живших в деревне, когда они поняли, что само небо обернулось против них?
Впереди над дорогой навис туман, сквозь который Карев заметил фигуры людей и контуры машин. Ливень закрывал уже все поле зрения и, хотя спину еще грело солнце, на лице он чувствовал прохладные щупальца влаги. Мир вокруг выглядел неестественно, как освещенная прожекторами сцена, где за специальными эффектами наблюдают режиссеры. Карев поднял к подбородку застежку молнии туники.
— Фамилия? — спросил мужской голос из открытой двери стоящего в стороне фургона.
— Карев. Из Фармы, — ответил он и полез за документами.
— Порядок. Идите дальше, вас ждет мистер Шторх.