Обойдя несколько магазинов, он, наконец, нашел один, специализирующийся на кемпинговом снаряжении, и купил в нем традиционный трапперский нож, легкий топорик и кожаный мешок. Получив покупки, он поехал домой на такси и снова расплатился кредитной картой, чтобы показать Маккелви, что вернулся домой.
В доме за время его отсутствия ничего не изменилось — царила та же тоскливая тишина, на видеофоне не было никаких сообщений. Он съел легкий завтрак, затем упаковал нож и топорик в мешок. Подумав, добавил к ним несколько вафель и бинокль. Еще не перевалило за полдень, а до лаборатории в Друмхеллере было всего два часа езды на север, поэтому можно было поспать. Он лег на диван, размышляя о том, не слишком ли оптимистично решил, что заснет, раз голова полна мыслями о…
Разбудил его свет послеполуденного солнца, падавший на лицо. Слегка дрожа, он подошел к видеофону и получил из его банка памяти код магистрата в Друмхеллере. Набрав номер, Карев заказал разговор с конторой промышленного инспектора. Спустя всего несколько секунд на экране появилось пухленькое лицо молодого исправного.
— Вилл Карев, финансовый инспектор Корпорации Фарма, — представился Карев. — Как ваше имя?
— Спинетти, — ответил молодой человек, обиженный его тоном.
— Так вот, мистер Спинетти, у меня для вас плохие новости. Одна из машин, за которыми вы, кажется, наблюдаете, прислала нам совершенно бессмысленные расчеты, касающиеся нашей собственности в Друмхеллере. Мой хозяин уже теряет терпение и поручил мне, чтобы…
— Минуточку, — прервал его Спинетти, покраснев. — Может, вы сначала уточните, прежде чем начнете ругаться? Насколько мне известно, у Фармы нет никакой собственности в этом районе.
— Неужели вам все нужно объяснять, как ребенку? — спросил Карев. — Я работаю у Хирона Баренбойма. Это вам что-нибудь говорит?
— О! — Спинетти обеспокоенно замигал. — Химическая лаборатория на двенадцатом километре.
— Кажется, на тринадцатом.
— На двенадцатом, по Третьему Радиалу, — Спинетти скрипнул зубами. — Хотите приехать и померить лично?
— Чтобы это было в последний раз, — предупредил его Карев и прервал соединение, надеясь, что не выпустил у Спинетти слишком много желчи. Он взял мешок, вышел к стоявшему перед домом болиду и поехал на север.
Прикрытое тучами солнце висело над горизонтом, когда Карев добрался до Друмхеллера и, считая километры, помчался от центра города по Третьему Радиалу. Сейчас, когда он оказался перед перспективой вломиться в, скорее всего, охраняемую лабораторию, она волновала его больше, чем он предполагал. Прежнее убеждение, что он нашел место заключения Афины, вдруг ослабело и почти совсем его покинуло, когда он остановил болид на мрачной дороге. Узкие улочки пригорода остались позади несколько минут назад, и здесь, на двенадцатом километре, стояли только два здания, похожие на кинодекорации на фоне высохших лугов. Одно из них наверняка было складом, другое — представляло собой длинное многоэтажное строение, стоящее на небольшом пригорке. От дороги к воротам в металлическом заборе, окружавшем здание, тянулся узкий тракт спрессованной земли. Карев поискал взглядом признаки жизни, но здание лаборатории, красновато поблескивающее в лучах заходящего солнца, с таким же успехом могло оказаться останками древней цивилизации, когда-то развивавшейся здесь.
Он поехал дальше по дороге, пока не оказался вне поля зрения возможного наблюдателя, оглядывающего местность с вершины пригорка, и заглушил двигатель болида. Не обращая внимания на любопытные взгляды людей из проезжающих машин, он сел поудобнее и стал ждать, пока потемнеет небо, просвечивающее сквозь кораллово-розовую сетку конденсационных полос. Когда он начал подниматься по склону холма, воздух уже похолодал, и ветерок ощупывал его тело невидимыми пальцами. Заметив лабораторию, он обрадовался, что из верхних окон падает свет, и в то же время отметил, насколько открыты подступы к зданию. Он мог рассчитывать только на то, что Баренбойм заботился о безопасности не до такой степени, чтобы установить тепловые датчики или инфракрасные теледетекторы.
Чувство, что он выставил себя напоказ, росло в нем до тех пор, пока он не оказался в тени забора, имеющего, как выяснилось, более трех метров высоты. Изучив его вблизи, он констатировал, что это гладкая металлическая конструкция без единой заклепки, на головку которой можно было бы поставить ногу. Чтобы убедиться, что не достанет до верха пальцами, Карев подпрыгнул, а затем пошел вдоль забора, обогнул лабораторию сзади и наконец добрался до ворот. Как стена была монолитной по всей длине и не годилась для подъема, так и закрытые ворота выглядели не менее неприступными. Он взглянул туда, где, как рассыпанные угольки, светились огни Друмхеллера. Вилл Карев, коммандос-любитель, остановился перед первой преградой из жести, которую можно попробовать разрезать домашним консервным ножом…
Воодушевленный этой мыслью, он вынул из мешка топорик и подошел к стене с той стороны, чтоб его не было видно с дороги. Недалеко от угла забора он замахнулся топориком, который вошел в светло-серый металл удивительно легко и бесшумно. Он отскочил на некоторое расстояние и прислушался. За стеной было тихо, поэтому он вернулся и атаковал ее точными вымеренными ударами.
За несколько минут он вырубил метровый кусок в форме перевернутого. «V», который, затем отогнул к земле. Через промежуток, в котором размещались опоры стен, находилась очередная плоскость из жести. С внутренней стеной справиться оказалось труднее, поскольку он не мог как следует размахнуться, но в конце концов он одолел и ее. Слегка отогнув вырубленный кусок на себя, он заглянул в образовавшуюся щель и заметил слабо освещенное забетонированное пространство вплоть до стены лаборатории. Насколько он мог понять, никто его не обнаружил.
Заткнув тяжелый нож за пояс и с топориком в руке он протиснулся сквозь отверстие. Треугольный кусок жести удалось легко вернуть на место, так что отверстие не бросалось в глаза. Пока Карев занимался этим, внезапно вспыхнул свет, бросив на стену его тень. Он повернулся с поднятым топором и заметил фары машины, вероятно, въехавшей в ворота. Свет фар, отражающийся и передвигающийся по узкой полосе между забором и лабораторией, казалось, заполнял весь мир. Кареву казалось, что водитель его заметил, иначе быть не могло, но машина повернула и проехала дальше, пока не исчезла за углом здания.
Неужели произошло чудо? А может, водитель был настолько хитер, что не показал вида, что его заметил? Карев сунул топор сзади за пояс и подбежал к ближней стене лаборатории. Ухватившись за желоб, он подтянулся, подгоняемый страхом. Над стеной нависал карниз плоской крыши, и, когда Карев выбирался на нее, топорик выскочил из-за пояса и упал вниз, громко звякнув о бетон. Карев распластался на крыше, но заметил, что ту ее часть, на которой он лежит, видно из окон второго этажа. Он бросился бежать, пересек крышу и присел в углу, пригнув голову чуть ниже окон. Через пять, может, десять минут он поверил, что его присутствия никто не заметил. С новым приливом оптимизма, который прежде заставил его прийти сюда, он огляделся вокруг.
Со своей крыши он видел луга за забором, которые тянулись на север, исчезая в серых складках местности — оттуда ему ничто не угрожало. В одном из окон над его головой горел свет. Он подполз к нему, встал и заглянул внутрь. Увидел он маленькую комнатку, вся мебель которой состояла из стула и раскладушки. На ней находилась темноволосая женщина. Несмотря на то, что она лежала спиной к окну, он немедленно узнал мягкую округлость ее бедер.
Это была Афина!
Карев постучал в стекло и замер, слишком поздно подумав, что в невидимом углу комнаты может быть кто-то еще. Афина приподняла голову и тут же спокойно легла снова. С бьющимся сердцем Карев выждал несколько секунд и постучал снова, наблюдая за реакцией Афины. Она подняла голову, села и посмотрела в его сторону. От удивления глаза ее широко раскрылись, и она бросилась к окну, прижимая руки к стеклу. При виде беззвучно шевелящихся губ Карева охватила неудержимая радость — если бы только удалось вызволить Афину из комнаты, они перебрались бы через забор и удрали.
Он вынул из-за пояса нож, схватил его за Лезвие и ударил рукоятью в стекло. Удар, от которого у него заболело запястье, прозвучал неожиданно громко, но стекло даже не треснуло. Он повторил попытку, и на этот раз нож едва не выпал из его одеревеневшей ладони. Афина прижала дрожащие пальцы к губам и оглянулась на дверь комнаты. Смущенный крепостью стекла, Карев отложил нож и потянулся за топориком, но тут же вспомнил, что тот упал на землю. Неопределенно махнув Афине рукой, он подбежал к навесу и свесил вниз ноги. Найти желоб ему не удалось, но нельзя было терять времени, и он прыгнул, махая руками и ногами, чтобы не потерять равновесия. Приземлился он тяжело и тут же начал на ощупь искать топорик. Желоб, по которому он поднимался, находился всего лишь в метре от него, но топора не было и следа. Проклиная выходки неодушевленных предметов, он расширил круг поисков.
— Он здесь, Вилли, — сказал вдруг холодный, иронический голос, который мог принадлежать только двухсотлетнему бессмертному.
Вздрогнув и чуть не задохнувшись, Карев вскочил на ноги и вгляделся в темноту.
Тучный, модно одетый Баренбойм выглядел нелепо на фоне мрачного забора. Он внимательно следил за Каревым, а в правой руке держал фонарь таким образом, что не оставалось сомнений, что это оружие.
— Баренбойм, — выдохнул Карев. — Я чувствовал, что ты покажешься.
— Взаимно, мой дорогой, — ответил Баренбойм и махнул фонарем. — Входи.
— Минутку, я ушибся, прыгая с крыши.
Карев нагнулся и сунул руку за пазуху. Его пальцы сжались на рукояти ножа.
— Не нужно было замахиваться на геройские подвиги, которые кончаются — фатально, — процедил Баренбойм. — А теперь двигай.
— Почему ты не убьешь меня здесь? Слишком уж на виду? Карев осторожно тащил нож, пока он не оказался у него в руке.
— Где именно ты расстанешься с этим миром, не так уж важно, — холодно ответил Баренбойм. Он зажег фонарь и осветил лицо Карева.
— Мои глаза! — простонал Карев.
Он отвернулся, одновременно доставая из-под туники нож. Баренбойм охнул, когда Карев, используя единственный свой шанс, изо всех сил метнул тяжелый клинок. Тот попал Баренбойму прямо в горло, но рукоятью, и старый остывший повалился на стену, не выпуская фонаря из рук. Карев бросился на него, прежде чем тот успел направить на противника лазерный меч, схватил Баренбойма за правую руку, заставив выпустить фонарь, и ударил кулаком в живот раз, второй, третий…
Он пришел в себя, заметив, что, чтобы продолжать бить Баренбойма, нужно его поддерживать. Тогда он отпустил старика, а когда тот упал, отступил, сообразив, что делал все, чтобы его убить. Видя, что нож попал не тем концом, он почувствовал сожаление и гнев. Могло казаться, что события должны были сильно его потрясти, но способность к самоанализу покинула его где-то на трассе долгого путешествия через Нувель Анверс и Айдахо Фоллс в Друмхеллер.
Он присел рядом с лежавшим без сознания Баренбоймом, поднял фонарь, а затем открыл его сумку и вынул оттуда все ключи. Потом побежал по узкой бетонной дорожке ко входу в лабораторию. На площадке перед входом стояла машина, наверняка Та, на которой приехал Баренбойм. Ворота были открыты. Карев подбежал к двери здания, но оказалось, что она заперта. Неужели в целом здании кроме Афины никого нет? Он опробовал несколько ключей, прежде чем ему попался нужный. В холле не было ни души, но он заколебался перед входом, не уверенный, что в лаборатории у Баренбойма не было никаких помощников.
Карев осмотрел горевший все это время фонарь. Передвигая выключатель назад, его гасили, а подавая вперед — зажигали. Направив фонарь в землю, он передвинул выключатель еще дальше вперед, почувствовал пружинистое сопротивление, и в следующую секунду поверхность бетона закипела. Мгновение он благодарно смотрел на фонарь, а затем вбежал в здание, уже не боясь, что наткнется на противника. По обе стороны холла находились лестницы, но к Афине, скорее всего, вела правая. Он прыжками поднялся по ней и побежал по коридору, тянувшемуся через все здание. В противоположном его конце он обнаружил другой, поперечный коридор с шестью дверями в дальней стене. Прикинув, в какой комнате может быть Афина, он нажал ручку. Дверь не подалась, но он чувствовал за ней ее присутствие.
— Афина! — крикнул он.
— Вилл! — ответила она слабым голосом. — Ох, Вилл, это правда ты?
— А кто же еще? — крикнул он. Четвертый из опробованных ключей открыл замок, и в ту же секунду Афина оказалась в его объятиях. — Тихо, тихо, — шептал он, гладя ее дрожащее тело своими неожиданно спокойными и сильными руками.
— Вилл, — сказала она, отодвигаясь на шаг, — нужно бежать отсюда. Ты даже не представляешь, какие на самом деле эти двое…
Она вглядывалась в него испуганными глазами. У него перехватило дыхание, когда он увидел, что левое веко у нее почти совсем закрылось, что — как он хорошо знал — означало сильное волнение.
— Затем я и пришел, дорогая. Пойдем.
Он схватил ее за руку, и они побежали. Ему казалось, что его несет мощный ветер, он чувствовал, что ступнями едва касается пола. Пролетев лестницу, они выскочили на свежий ночной воздух.
— Поедем на машине Баренбойма, — коротко объявил он. Они забрались в машину и закрыли двери. За несколько секунд он один за другим перепробовал несколько ключей, но вот один из них подошел. Турбина завелась мгновенно. Не включая фар, он резко развернулся на площадке и, как ракета, вылетел через открытые ворота. Прямо на него из темноты надвинулось что-то большое. У него мелькнула мысль, что это несущийся навстречу автомобиль, а в следующую секунду они столкнулись. Карев почувствовал, что его машина встала на дыбы, и на мгновенье подумал, что она переедет через эту машину с обтекаемыми формами. Мир вдруг перекосился, Афина закричала, и голос ее утонул в оглушительном грохоте, с которым автомобиль врезался в склон холма.
Амортизирующие баллоны, выросшие из приборной доски под давлением газа, спасли Кареву жизнь, но когда, сидя под их давлением, он поднял голову и увидел торжествующее лицо Плита, то пожалел, что не погиб.
— Прежде, чем они выйдут, забери мой фонарь, — прохрипел Баренбойм, все время держась за живот. — Наш молодой друг забрал его, когда удирал.
Плит кивнул и сунул руку между пластиковыми стенками баллонов. Он шарил до тех пор, пока не нашел фонарь, и забрал его, довольно изогнув тонкие губы.